Общество

Отцовский подарок

3807
GQ USA

Двадцать четыре года назад в штате Миссури отец в приступе жуткой злобы ввёл шприц с ВИЧ-положительной кровью в вену собственному сыну. В тот момент никто не мог представить себе ничего ужаснее. Но самое удивительное — это жизнь, которую пришлось прожить этому парню.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Баджера спросили о его отце. Баджер умирал, и поэтому тщательно подбирал слова, ведь больше возможности высказать то, что он хотел, у него не будет.

«Почему он так со мной поступил?»

На самом деле Баджера звали Брайан. Его звали так же, как и отца, которого осудили за немыслимое преступление против своего ребенка.

Баджеру было всего 7 лет. Он страдал лихорадкой, отеком печени, хронической ЛОР-инфекцией, грибковой инфекцией ногтевого ложа. Ему требовалось принимать внутрь 23 лекарственных препарата. Его иммунная система не работала. В крови у него находился по тем временам самый страшный вирус. Куда страшней чумы.

Пока он был не так ослаблен, он ходил по коридорам детской больницы в Сент-Луисе, надев на шею табличку с надписью «ПРЕДЛАГАЮ» и нарисованной красной краской огромной парой губ. Так он пытался уговорить медсестер поцеловать его в щеку. Он боготворил Фореста Гампа, и к каждому приходящему врачу обращался знаменитой фразой из своего любимого фильма и вынимал шоколад из маленькой коробочки на своей кровати. Затем врачи бросали 25-центовую монетку в его алюминиевую банку, как в копилку. Годы спустя его мать все еще помнит звон этих монет.

У Баджера уже дважды останавливалось сердце, и врачи сообщили его матери, что не будут больше пытаться реанимировать его. Они посоветовали ей заняться подготовкой его похорон, и она так и сделала, выбрав для него маленький белый костюм, который он надевал однажды на свадьбу, где подносил кольцо новобрачным.

Поэтому Баджера не было в зале суда, чтобы он мог лично зачитать обращение к своему отцу. Вместо этого он надиктовал его матери, чтобы она зачитала его на суде, который должен был состояться осенью 1998 года.

«Я думаю, он никогда не должен выйти из тюрьмы. Он не должен был этого делать».

Дженнифер Джексон, мать Баджера, с трудом произносила слова, зачитывая их судье и присяжным.

«Почему он не может извиниться?»

Отец Баджера, Брайан Стюарт, слушал эти слова, сидя за деревянным столом рядом с адвокатом. Он был коротко, по-армейский подстрижен, чисто выбрит, и сидел, скрестив руки на груди. Он не сказал ни слова в свою защиту в течение всех 6 дней слушаний по делу, которое для района Сент-Чарльз, штат Миссури, США, оказалось делом века. Достопочтенный Эллсуорт Кандифф, выслушав слова Баджера, обратился к Брайану.

«Я верю, что, когда Бог наконец-то призовет вас к себе, вы будете вечно гореть в аду, и, возможно, это будет единственное справедливое наказание для вас, когда вас не станет, — произнес судья. — Я считаю, что введение 10-месячному ребенку вируса иммунодефицита действительно относит вас в ту же категорию, что и военных преступников, причем худших из военных преступников». Он продолжил: «Максимальное наказание, которое я могу вам назначить, это пожизненное тюремное заключение. Я не считаю, что это достаточно справедливое наказание, с учетом того, через что предстоит пройти вашему сыну. Он умрет. Мы все это знаем».

***   ***   ***

Брайан Стюарт был флеботомистом. Он работал по вечерам. Его работа заключалась в получении крови для анализов у пациентов больницы города Барнс в штате Сент-Луис. У него была легкая рука — ему хорошо удавалось получать кровь с помощью иглы-бабочки, очень маленькой; ею часто пользуются военные или врачи, когда им нужно взять анализ крови у испуганного ребенка. Иногда, когда другие флеботомисты сталкивались с особенно трудной веной, они просили Стюарта помочь найти ее, и он справлялся — ведь рука у него была легкая. Но Стюарт был странным человеком. В показаниях на суде он признался, что иногда заходил в больнице в помещения, куда у него не было допуска, чтобы взять оттуда некоторые образцы крови. Иногда он извлекал у пациента крови больше, чем требовалось. Эту кровь он хранил дома, в морозильнике.

Стюарт был высоким мужчиной, с заметной ямочкой на правой щеке, и всегда одевался щеголевато. Ему хотелось выглядеть лучше, чем другие флеботомисты, поэтому он носил хаки и наглаженные рубашки, а лабораторный халат надевал даже за пределами больницы — этот факт аукнется ему в будущем.

Перед самым рождением Баджера Стюарт не был дома — он участвовал в операции «Буря в пустыне». С Дженнифер он познакомился в городе Трой, штат Миссури, в 1990 г., когда участвовал в армейских учениях. «Он был таким красивым» — вспоминает она. Он был коротко подстрижен, хорошо одевался, а еще эта ямочка... Они планировали обручиться, но вышло иначе.

Дженнифер и 5-летний Баджер перебирают инструменты для его лечения.

По признанию самой Дженнифер, ее всегда привлекали «плохие парни». Уже через много лет после того, как они со Стюартом разошлись, она в беседах со следователем вспоминала, что их отношения были нестабильными. Она заявила полиции, что он избивал и кусал ее, оставляя синяки. Когда он был зол, то угрожал ей ввести шприцем в вену воздух — и тогда она умрёт от эмболии. По ее словам, в декабре 1990 года, когда она была беременна Баджером, Стюарт потребовал от нее заняться сексом, а когда она отказалась, засунул руку целиком ей во влагалище и пригрозил порвать ее. Его арестовали, и он позвонил ей из заключения, извинился и обещал обратиться за профессиональной помощью. Она отозвала свои обвинения.

У Стюарта была одна чувствительная сторона. Чтобы отпраздновать будущее рождение их ребенка, он подарил Дженнифер поэму о родительстве, вставленную в рамку. До того, как Стюарт уехал в Кувейт, они обсуждали, как будут растить сына. Они решили назвать его Стюартом — на случай, если тот не вернется из боя. Когда у Дженнифер начались роды, он позвонил ей с Ближнего Востока: "какого он роста? Сколько он весит? Это действительно мальчик?» Баджер родился 24 февраля 1991 г.

Когда Стюарт вернулся домой с войны несколько месяцев спустя, Дженнифер встретила его в аэропорту, и он взял сына на руки и заплакал. День благодарения и Рождество они встретили, как счастливая семья. Стюарт мог открыть дверь для Дженнифер, держать ее за руку, поцеловать ее, долго обсуждать планы на будущее; но она заметила, что он также мог разбить лобовое стекло автомобиля кулаком во время ссоры. Когда она, наконец, сказала ему, что решила с ним расстаться, он заявил, что сам будет решать, когда уйти. Он оставлял их на пару дней, возвращался на некоторое время, а затем снова уходил.

У Дженнифер уже была дочь от другого мужчины. Мать сказала ей, что Дженнифер должна постараться наладить хотя бы эти отношения, и та даже легла в психиатрическую клинику, чтобы справиться со стрессом. Стюарт начал высказывать сомнения в том, что он был настоящим отцом Баджера, и отказывался платить алименты, пока его не принудили к этому по решению суда, проведя тест на определение отцовства. Дженнифер почти потеряла его из виду — безответственного отца, который сначала хотел сына, а потом передумал.

Баджер в Капитолии. В возрасте 13 лет, его попросили выступить перед Конгрессом о ВИЧ.

Стюарт был странным человеком. В показаниях на суде он признался, что иногда заходил в помещения больницы, куда у него не было допуска, чтобы взять оттуда некоторые образцы крови.

Однажды, в феврале 1992 года, Дженнифер позвонила Стюарту на работу, чтобы сообщить ему, что 11-месячный Баджер находился в больнице Сент-Джозеф Вест с серьезным приступом астмы, под капельницей. Она вспоминает, что женщина, которая подошла к телефону, задала ей неожиданно странный вопрос: «Вы уверены, что вам нужен именно этот Брайан Стюарт? У Брайана нет сына».

Стюарт решил навестить Баджера. Он приехал в больницу в тот же день, надев свой белый лабораторный халат, который он повесил на кресло-качалку в больничной палате. Дженнифер, которая находилась с Баджером, заметила, что ей показалось странным его высказывание: «Я принес лабораторный халат, чтобы не оставлять его в машине». Она сказала, что хочет пить, и Стюарт предложил ей выйти из палаты отдохнуть и попить, дав ему побыть с сыном; они оставались наедине в течение приблизительно 15 минут. Когда она вернулась в палату, Стюарт сидел в кресле-качалке, держа Баджера на руках, а ребенок истошно кричал.

***   ***   ***

Четыре года спустя, детектив Кевин Уилсон из офиса шерифа округа Сент-Чарльз получил в работу дело из Отдела по семейным делам: ребенок умирал от СПИДа в детской больнице Сент-Луиса, причем момент инфицирования не был установлен. Мальчик жил нормальной, здоровой жизнью с матерью-одиночкой, пока ему не исполнилось 5 лет. При скрининговом обследовании на ряд заболеваний, в  том числе редких, распространенных только в других странах, ему провели анализ на ВИЧ-инфекцию.

Мать понятия не имела, что случилось с ним, еще несколько месяцев, пока она не вспомнила отвратительную борьбу со Стюартом из-за алиментов, которую они вели, когда Баджер был еще младенцем. «Когда я уйду от тебя, я уйду навсегда, и я не оставляю после себя никаких мостов или связей», — так, согласно судебным документам, сказал ей Стюарт. — Тебе все равно не нужно будет искать меня, чтобы подать на алименты, потому что твой сын не доживет до этого момента». Она спросила его, что он имел в виду. «Не беспокойся об этом», — сказал он. — Я просто знаю, что твой сын не доживет до 5 лет».

Детектив Уилсон, подтянутый мужчина с аккуратными коричневыми усами, был еще и парамедиком, а значит, знал о путях инфицирования ВИЧ; в то время масштабы распространения заболевания понимали еще далеко не все.  Он опросил всех членов семьи, друзей, бывших нянь, семейного врача и педиатра ребенка. По его инициативе Департамент здравоохранения района Сент-Луис получил анализы крови у более чем 30 человек, находившихся рядом с Баджером в предыдущие шесть лет его жизни. Никто из них не был инфицирован ВИЧ. Но у Стюарта был доступ к ВИЧ-инфицированной крови, и у него был контакт с сыном. Он также обладал необходимыми навыками флеботомиста, и у него был мотив — нежелание платить ребенку алименты.

Фото из личного instagram

Уилсон начал расследование с предположения, что Стюарт, находясь в палате 238 больницы Сент-Джозеф Вест в 1992 году, сделал своему сыну инъекцию инфицированной ВИЧ крови при помощи иглы-бабочки, соединенной через тонкую трубочку с ампулой инфицированной крови, которую он унес с работы, положив в глубокий карман своего белого лабораторного халата. Уилсон подозревал, что это и стало причиной  лихорадки и крика ребенка, вызванных гемолитической реакцией на инъекцию несовместимой крови.

Уилсон начал следить за Стюартом, и, наконец, предъявил ему обвинение. Это произошло на автостоянке возле больницы, после чего Стюарта доставили в полицию на допрос. В ходе более чем 8-часового допроса Стюарт не сказал и нескольких слов. Он просто смотрел на стену.

«Он думал, что никто не сможет додуматься, как доказать его вину», — сказал мне Уилсон. Я сказал ему: «Ваш сын страдает тяжелым заболеванием, и тому, как вирус попал к нему, нет никакого логического объяснения». Я сказал Стюарту, что собираюсь представить его перед присяжными настоящим чудовищем. В то время мы были уверены, что младший Брайан умрет.

Судебный процесс начался, и обвинение представило данные о целом ряде пугающих эпизодов из прошлого Стюарта. Его бывшая жена, Элизабет Столте, на которой он на короткое время женился вскоре после расставания с Дженнифер, имела на руках два защитных ордера против него. Она дала показания, совпадающие с показаниями Дженнифер, и заявила, что он был склонен к насилию: «Он угрожал мне несколько раз, когда мы были женаты, и говорил, что, если я когда-либо сделаю что-либо против него, он найдет способ избавиться от любого человека таким образом, что его никогда не заподозрят в этом».

Коллега Стюарта по Национальной гвардии также вспомнил о том, что тот говорил похожие вещи: «Как-то во время поездки он упомянул, что если кто-нибудь перейдет ему дорогу, он вколет им такое, что они даже не успеют понять, что же с ними произошло».

Стюарт производил убедительное впечатление  злодея. «Он демонический персонаж», — заявлял Уилсон.  — Этот отец совершенно точно намеревался убить своего ребенка, сделав ему инъекцию с ВИЧ».

Защита выступила с предположением, что Баджер мог заразиться ВИЧ любым другим путем — через иглы, оставленные в доме сестрой Дженнифер, сидящей на героине, и ее друзьями, либо в результате сексуального насилия, либо в результате какой-то ошибки, когда он был госпитализирован еще ребенком, либо, вообще каким-то иным путем передачи вируса, который еще не был обнаружен.

Присяжные были непоколебимы. Они видели фото Баджера в тяжелом состоянии, на последних стадиях болезни. По его поведению нельзя было заподозрить никаких признаков сексуального насилия. Сестра Дженнифер и ее друзья были ВИЧ-отрицательными, как и образцы крови Баджера, полученные до февраля 1992 года.

«Косвенные доказательства — они как веревка», — сказал в заключительном слове прокурор Росс Бюлер. — Отдельные ниточки сплетаются вместе, и оказываются очень, очень сильны. Образуется очень прочная веревка, достаточная для обвинения». Затем он опустил руку в карман своего пиджака, и вытащил оттуда что-то очень маленькое, подняв руку вверх. Этот предмет было почти невозможно разглядеть. Игла-бабочка.

***   ***   ***

Здоровье Баджера все же позволило отдать его в детский сад, но ему нужно было носить за спиной специальный рюкзак, соединенный длинной трубкой с отверстием в животе, которое называлось «кнопка-G». Через нее ему вводили жидкое питание, потому что обычная пища, например пицца, вызывала у него рвоту.  Дженнифер бросила работу и ушла из колледжа, чтобы сидеть дома и ухаживать за сыном; жить им пришлось на продовольственных талонах, финансировании по системе ОМС и программе Райана Уайта для ВИЧ-положительных.

Так как антиретровирусная терапия продлила жизнь Баджера, Дженнифер приложила все усилия, чтобы записать его в школу, заодно обучая чиновников от школьного образования всему, что знала о ВИЧ. Даже тогда ему требовалось пользоваться отдельным туалетом и ездить на специальном школьном автобусе для детей, отстающих в развитии. Он навсегда потерял 80 процентов слуха, потому что препарат под названием амикацин разрушил слуховые нервные окончания.

Фото из личного instagram

Баджер носил гигантские слуховые аппараты, прикрепленные к ушам, из-за чего те казались огромными. Слуховые аппараты были связаны проводами с поясной сумкой. Говорил он невнятно, из-за чего производил впечатление умственно отсталого ребенка. Он не мог играть в футбол или заниматься борьбой. Он даже не мог быть бой-скаутом — капитаны команд знали, что у него ВИЧ, и боялись с ним общаться. В 5 классе одноклассники повалили его на холодный кафельный пол с криками: «СПИДозник!»

Он стал ненавидеть собственное имя.  Он понимал, даже будучи ребенком, что его зовут так же, как и отца. В 8 лет он решил официально сменить имя.  Он хотел, чтобы его звали Брэндон или Шон, но мать умоляла его, если уж он решил поменять имя, сменить только его написание. Она говорила ему, что имя — это часть человека. Поэтому она подошла к судье и протянула ему листок бумаги с новым написанием имени, которое понравилось также и сыну: Бррайан.

Бррайна временно исключили из школы за то, что он подрался с группой детей, которые толкали его об стены и швыряли на пол. Он пропустил почти весь девятый класс, потому что вирусная нагрузка у него снова выросла и стала определяемой; болезнь вызывала сонливость, и спать ему приходилось по 20 часов в сутки. Бррайан все еще оставался болен; и новое имя не могло этого изменить. Люди все еще считали, что он умрет, и  иногда ему самому этого хотелось.

Однако был жив Баджер. Это прозвище (означавшее «Барсук») он получил в лагере «Киндл», в штате Небраска, где отдыхали дети с ВИЧ-инфекцией; один из вожатых выбрал ему такое прозвище, потому что у всех должны были быть прозвища, связанные с природой, а «Белка-кусака» было уже занято. Баджер стал более уверенным в себе, понимая, что ему есть, что рассказать миру. К моменту окончания средней школы он даже стал некоторой знаменитостью, и помаленьку начинал карьеру публичного спикера. Впервые он выступал в Сент-Чарльзе и окрестностях, потом на местном ТВ, и в конечном итоге объехал 25 штатов на семейной машине Тойота Кэмри — всего 102 000 миль.

Однажды вечером, в 2009 году, на Черном Балу, организованном Алишей Кис в Нью-Йорке, Баджер оказался за одним столом с Сэмюэлем Л. Джексоном. Он решил нарушить затянувшуюся паузу, и представился: «Мистер Джексон, приятно познакомиться. Я мистер Джексон». Актер засмеялся, а когда Баджер рассказал ему свою историю, Сэмюэл Л. Джексон отложил свою дорогую вилку и сказал «Вот это да... Вот это да!»

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

В летний полдень он заходит в стеклянные двери кафе «Чик-Фил-Эй» в районе Сент-Чарльз. Ему двадцать три, рост 180 см, он высокий и загорелый, на цепочке на поясе его джинсов болтаются ключи. Песчаного цвета волосы коротко подстрижены и взъерошены, а их кончики выгорели от долгого пребывания на солнце. Баджер.

Девушки за барной стойкой смущенно хихикают. Он обут в кеды от Чака Тейлорс с ярко-голубыми носками. Он кивает головой юному официанту с наушником, и тот кивает ему в ответ. Баджер раньше работал в этом кафе: доставлял сэндвичи с курицей и картофельные чипсы.

Фото: brryanjackson.com

Он снимает солнцезащитные очки. На правой щеке у него заметная ямочка.  Затем он опирается на барную стойку и лениво  произносит: «Баджер Сваджер». Он в своем амплуа. Теперь он излучает уверенность. Эпитет глуповатый, но подходящий, с собственным хэш-тегом в соцсетях. Иногда он любит подурачиться, например, подстригать газон в костюме банана, и подписать эту картинку: #баджерсваджер. Этот хэш-тег неплохо подходит к  его невнятной манере произносить слова, из-за легкого нарушения речи, связанного с почти полной потерей слуха. «Забавно я говорю», — заявляет он, — это у меня просто акцент такой».

День Отца был 2 дня назад, и к этому моменту отец Баджера провел в тюрьме максимально строгого режима уже более 15 лет.

«Я только что написал в Твиттер по поводу Дня Отца», — говорит мне Баджер за обедом. — И вообще часто про это шучу. От некоторых шуток людям становится... — он прерывается, потягивая напиток, — неуютно».

Шутит Баджер примерно так: наденет нелепую оранжевую футболку и спрашивает с кривой ухмылкой, похож ли он в таком виде на отца. Или запостит в Инстаграм фотографию номерного знака машины с подписью «Творение моего отца». А в Твиттере пишет такое: «Тук-тук. — Кто там? — Точно не мой папа!»

Сейчас он ведет почти нормальный образ жизни и только один раз в день принимает таблетку лекарства, хотя все еще быстро утомляется и страдает от лишая, а также каждые три месяца сдает анализы крови.

«Слушай, — говорит Баджер, — я могу, конечно, сидеть сложа руки и злиться на ситуацию, либо могу сидеть и веселиться. Я даже создал свой хэштэг, "Проблемы глухого парня". Вот так: Мне сказали — работа, я услышал — суббота! #проблемыглухогопарня. Лучше уж я буду смешным, чем серьезным. Жизнь — это веселье, это приключения. Хочешь пошутить о том, что ты внебрачный ребенок, рос без отца, плохо слышишь, или ты ВИЧ-позитивный — вперед! Я смеюсь над своими проблемами первым. Раньше, чем надо мной посмеются другие».

Поначалу трудно поверить, что самоуничижение Баджера — не просто сохранившийся с детства механизм психологической защиты. Что ему не приходится подавлять кипящий внутри гнев, даже просто услышав прежнее имя (а он на него до сих пор отзывается). Однако если негодование все еще живо в нем, оно погребено настолько глубоко, что он отказывается — или даже не в состоянии признаться себе в этом. Беседа с Баджером — это просто разговор с простодушным человеком, который прямо-таки излучает отношение «это моя жизнь, и я ей наслаждаюсь».

Позднее он сказал мне: «Наверное, со стороны кажется, что это легко. Выглядит так, будто легко. Но мы с отцом... как бы объяснить. Это как смотреть на тех, кто выделывает трюки на скейтборде. Они потратили на это кучу времени и усилий. У них это выходит так плавно. Но попробуй сам такое сделать. Совсем не простое занятие».

Фото из личного instagram

Со свиданиями Баджеру было тяжко. Не один раз родители его девушек вмешивались, заставляя их прекратить отношения. Отцам он обычно нравился, но только пока все не становилось серьезно. Баджера это особенно мучает, потому что он очень хочет когда-нибудь сам стать отцом. Он мечтает о будущем, у него есть план, как передать детям совсем иное наследство. «Есть такая штука, называется "очистка спермы". С ней ВИЧ к детям не переходит. Размышления о детях делают его счастливее. — Думаю, я буду клевым отцом. Хотя обычно того, кто считает, что он клевый папаша, дети как раз больше стесняются. Эта мысль меня немного пугает. Не хочу, чтобы мои дети стеснялись своего папу».

Слово «папа» для него особенное. Когда он называет так чужих людей, то говорит с тоской и любовью. Например, говорит: «Расскажи мне о своем папе. Я люблю слушать про чужих пап». Зато слово «отец» у него оставлено для Брайана Стюарта. Два слога, произнесенные вместе, смазанные из-за акцента: «а-тец».

Баджер никогда не писал в штрафной изолятор штата Миссури номер 1018559. Не звонил в коррекционный центр Потоси в Минерал-Пойнт. Брайан Стюарт появляется только в его рассказах и на нескольких виденных Баджером фотографиях: когда про него спрашивают новые друзья, или Баджер светится в новостях.

Он знает, что похож на отца. Что отец просил дать Баджеру свое собственное имя. Знает, что его отец говорил Дженнифер, будто у него нет сына. Упоминая об этом, Баджер каждый раз покачивает головой, словно до сих пор не может поверить. Он в курсе, что отец, пока не попал в тюрьму, платил 267 долларов алиментов в месяц. Частично личность Баджера сформировалась из вопросов, частично — из тишины, из незнания, которое заставляет его чувствовать себя неполным человеком. Эта тайна, да еще болезнь — вот и все, что оставил ему отец.

Иногда он спрашивает себя, знает ли отец про его организацию помощи людям, живущим с ВИЧ «Hope Is Vital» («Надежда Необходима», HIV, аналогично английской аббревиатуре ВИЧ – прим. ред.). Знает ли, что Баджер ездил в Кению и рассказывал про свою жизнь ВИЧ-положительным детям, которые битком набились в комнату; он убеждал их, что болезнь — это не смертельный приговор. Что он танцевал под Майли Сайрус и подпевал ей, пока его автобус, подпрыгивая, ехал по горной дороге. Его волнует, знает ли отец о его речи в Конгрессе. О том, что ему достался почетный первый бросок на игре Сент-Луис Кардиналс. Как он вышел на поле босиком в собственной бейсбольной форме, со своим именем на спине, а команда написала о нем пару слов на табло, где ведется счет.

Хотя Баджер всегда уверенно говорит, что отец пытался его убить, ему все еще очень сложно в это поверить. Он придумывает причины, гадает, почему это произошло. Он не хотел платить алименты, пытался навредить маме. Но истина до сих пор остается тайной.

«У меня нет к нему каких-то сильных чувств, — говорит Баджер. — Я его совсем не знаю. Знаю только, что он сделал, и думаю, что за свои поступки следует отвечать. Возможно, он раскаивается, сожалеет о том, что натворил. Мне неизвестно, о чем он думает и чем сейчас занят, но я простил его и больше ничего не могу для него сделать. Только жить дальше и показать ему, из какого я теста».

***   ***   ***

Баджер живет полной жизнью, на что никто даже не надеялся, а Стюарт проводит свои дни под стражей в камере-одиночке, потому что другие заключенные знают, в чем его вина. Он почти не разговаривает ни с кем в тюрьме или с посетителями с воли, хотя иногда пишет письма.

Когда Дженнифер подала иск к больнице, в которой работал Стюарт, и постоянно заявляла, что администрация должна была знать, что он опасный человек, Стюарт написал ей длинный ответ, не раз повторив, что любит сына: «Добрые люди, с которыми я знаком, в своих мыслях и сердцах знают, что я никогда бы не сделал то, в чем меня обвиняют». Дальше он писал, что действовал в интересах мальчика, даже когда не знал, что это его сын. И о том, что он вообще-то спас Баджера от матери, убедив ее не делать аборт. Стюарт писал, что держал сына на руках, обнимал, помогал ему отрыгнуть, менял подгузники, купал, укачивал: «Больше всего я, как отец, любил смотреть, как он улыбается, слушать его смех...»

Пока эта статья готовилась к печати, мне пришла посылка от имени Стюарта, которую переправил друг его семьи. Сопроводительное письмо к ней начинается так: «Никто не выслушал точку зрения Брайана». В письме множество обвинений в сторону матери Баджера и прессы относительно истории с ВИЧ: «Его сын жив и хвастается своими успехами на Фейсбуке». В нем подчеркивается, что сын Стюарта не только жив, но и здоров. Другими словами, в нем сказано, что Баджер вовсе не болен СПИДом, и Стюарта посадили по ложному обвинению. Также в пакете находились старые распечатки о том, как передается ВИЧ, письма от Стюарта губернатору штата Миссури и в организацию защиты невиновных на Среднем Западе, которые отказались ему помочь.

Наконец, Стюарт написал мне лично. Он выражался душевно: «Простите, что я задержался с ответом». Даже согласился на интервью, с некоторыми условиями, в которые входило мое безусловное письменное согласие напечатать следующее, без редактуры: «Тест моего сына на ВИЧ был ложноположительным».

Он также настаивал, чтобы журнал GQ опубликовал «релевантные научные факты, подтвержденные экспертами Perth Group и сайта AliveandWell.org».

Perth Group — австралийская СПИД-диссидентская организация. Сайт AliveandWell.org «подвергает сомнениям точность тестов на ВИЧ». Его основала Кристин Маджоре, которая отрицала существование ВИЧ и умерла в 2008 году от СПИДа. Ее дочь погибла в возрасте трех лет, также от СПИДа.

На этом наша со Стюартом переписка завершилась.

***   ***   ***

Сегодня Баджер живет в небольшом доме в пригороде Сент-Луиса, и на лужайке у него стоит розовый фламинго. Его улица называется Хоуп Драйв, «Дорога надежды».

Деньги на покупку дома он получил благодаря иску о профессиональной небрежности, который подала его мать против больницы Барнс-Джуиш и органов здравоохранения г. Барнс. Им обоим запрещено рассказывать об этом деле, но достигнутое соглашение обеспечивает Баджеру небедную жизнь.

В его доме много фотографий, многие из них сделаны в лагере «Киндл», где он из отдыхающего вырос до вожатого. На этих фотографиях он без футболки плюхается в бак с водой каждый раз, когда дети попадают мячом в мишень рядом с ним, и старый шрам от гастростомы блестит в потоках хлорированной воды. Баджер — пример выжившего, пример человека, который превозмог себя. «Он — чудо», — сказал познакомивший нас вожатый. В ту ночь Баджер стоял у костра, пока прочие замолкли на трибунах, а пламя потрескивало, бросая на его лицо зловещие оранжевые отблески. Тогда Баджер рассказывал всем: «К тому времени, как я пошел в пятый класс, даже одноклассники разбегались от меня,  будто я прячу в кармане пистолет. Из-за них я начал верить, что ненормален от природы. Что мне нет места на земле. Будто я не просто плохой ребенок, но стану... Совсем. Как. Мой отец».

Дорожка к дому Баджера расписана и разрисована цветными мелками: ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В СУПЕРДОМ ДЖЕКСОНА. Это потому, что в день моего визита к Баджеру приехали пожить его брат Колтин, которому сейчас 16 и сестры Райден (14) и Шаннин (12).

Сейчас у Дженнифер уже шесть детей от пяти мужчин и, как считает Баджер, некоторые из них были не намного лучше его отца. Он говорит, что видел, как они бьют Дженнифер, а потом каждый из них уходил, оставив после себя ребенка, о котором ей приходилось заботиться. Она утверждает, что хочет, чтобы дети учились в районе получше, а последний в череде любовников угрожал ей, так что она привезла детей пожить к старшему брату. Вот так Баджер стал фактически суррогатным отцом. Мальчик, который вырос без папы, сам учится быть папой.

Фото из личного instagram

Дженнифер говорит: «Я не раз принимала неверные решения. Брайан Стюарт утверждал, что я испорчена. После такого начинаешь думать, что для тебя нет надежды в личной жизни. Когда думаешь, что ты хуже, чем другие женщины, уже не веришь, что когда-нибудь построишь нормальные отношения. Но я пытаюсь это исправить».

Баджер в свойственной ему манере старается улучшить ситуацию. Ему нравится возиться с детьми. Проверять их домашнюю работу, отвозить в школу, держать на столе огромную коробку сырных шариков.

«Я всегда скептически относился к парням матери, — говорит он. — Ко всем этим сволочам, которые появлялись и исчезали, и обращались с ней как с грязью. Спасибо им, что показали мне, что такое плохие люди. Еще один результат того, что отец отказался от меня и я заполучил ВИЧ: не всегда сразу понимаешь, кем ты должен стать в жизни, но зато знаешь, кем не должен стать».

Когда Баджер готовится к очередной речи, на правильные слова его вдохновляет пример матери, которая отдала большую часть своей жизни, чтобы помочь ему выжить. Он с хлопком соединяет ладони и выделяет голосом: «Каждый из нас волен выбирать, каким человеком станет в будущем».

***   ***   ***

Следом за Баджером я выхожу из его дома. Он направляется на проверку в детскую больницу Сент-Луиса. У них в столовой висит гигантский воздушный шар, а на стенах нарисованы цветные силуэты зверей. Детская больница соединена стеклянным переходом с больницей города Барнс, где отец Баджера раздобыл ту самую кровь.

Фото: brryanjackson.com

С самого начала болезни Баджер каждый год проходил лечение в детском корпусе. Доктора прикрепляли на пробковую доску в коридоре газетные вырезки о том, как он выжил. Умирающий маленький мальчик, который постоянно пытался очаровать медсестер, даже понимая, что вирус, на присутствие которого они проверяют его кровь, останется в ней навечно. Сейчас он болтает с ними, опираясь локтями на стол в приемной, и как и раньше получает леденец за терпение во время плановых обследований.

Красные туфли Баджера болтаются над самым полом, а сам он сидит на кушетке для осмотра и ждет врача. Он делает несколько селфи с врачебной лампой. Врач, войдя в комнату, обнимает его, спрашивает, как у него дела с девушками, принимает ли он таблетки по графику. Потом с грустью сообщает Баджеру, что его больше не смогут принимать в детской больнице. Теперь он официально взрослый. Однако она все равно будет следить за его успехами и гордиться им. Врач говорит, что никогда не забудет, как он взрослел у нее на глазах. Какое-то время они сидят молча.

Потом Баджер выходит в коридор, и медсестры амбулаторного пункта хором тянут свое О-о-о в последний раз, отмечают, как он вытянулся, просят его не забывать заходить иногда, потому что им не хочется расставаться насовсем. Он идет мимо животных на стенах, мимо большого воздушного шара, мимо палат, в которых больные дети борются за жизнь. Выходя на парковку, он все еще перекатывает во рту леденец, и маленький синий пластырь прикрывает место на руке, откуда медсестра брала кровь на анализ.

История болезни

Двадцать три года из жизни Баджера и истории ВИЧ-инфекции.

1991 – рождение Баджера; отец: Брайан Томас Стюарт-Джексон, место рождения: Клейтон, штат Миссури, США.

1992 – меньше чем через 10 лет после первого зарегистрированного случая СПИДа он становится в Америке ведущей причиной смерти мужчин в возрасте от 25 до 44 лет.

1993 – президент Клинтон формирует в Белом Доме Управление национальной политики по борьбе со СПИДом.

1995 – Управление США по контролю качества пищевых продуктов и лекарственных средств за рекордно быстрое время одобряет вывод на рынок ингибитора протеазы под названием «саквинавир». Начинается эра «высокоактивной антиретровирусной терапии» (ВААРТ).

1996 – Баджер теряет силы и не может ходить. Тайленол и напроксен не могут сбить температуру (41,1 градус по Цельсию). По результатам обследования диагностирован развернутый СПИД.

1997 – мать Баджера борется за право лечить его ингибитором протеазы, который еще не одобрили для использования у детей.

2002 – СПИД становится ведущей причиной смерти людей обоего пола в возрасте от 15 до 59 лет по всему миру.

2006 – число случаев смерти от СПИДа по всему миру впервые начинает снижаться. Однако из 40 миллионов инфицированных ВИЧ только 3 миллиона получают лечение.

2010 – реформа президента Обамы в области здравоохранения; запущена программа защиты хронически больных, в том числе ВИЧ-инфекцией.

2013 – Баджер в последний раз посещает детскую больницу в качестве пациента.

Этот материал подготовила для вас редакция фонда. Мы существуем благодаря вашей помощи. Вы можете помочь нам прямо сейчас.
Google Chrome Firefox Opera