Маша любит гулять со своим «классным мальчиком» — псом Арчи. Любит рисовать, и неумение рисовать её не останавливает. Маша любит делать коллажи из журналов и подсвечники. Маша любит кататься по городу на своём особенном, складном велосипеде. Маша хочет жить в доме у «большой воды» и родить ребёнка от любимого мужчины.
Кристина любит дорогу: просто сесть в авто — и ехать. Лучше всего к морю, конечно. Кристина любит танцевать и петь караоке. А больше всего на свете Кристина любит разговаривать с людьми: «Неважно даже о чем, главное, сам процесс», — смеётся она. Кристина хочет, чтобы у её дочки был папа, а у неё — красивое белое свадебное платье. Да, как в сказке.
Юля любит детей и свою собачку Софу. Любит читать книги и слушать музыку — постоянно в наушниках. Любит писать утром в инстаграме: «Доброе утро, улыбайтесь!». Любит помогать тем, кому нужна помощь. Юля любит жить.
Юля много чего хочет, но не расскажет, потому что не сбудется. Главное: она хочет быть счастливой. «Вот просто быть счастливой, вот просто», — говорит она.
Что в этом такого особенного? Да ничего.
Так же, как и в том, что эти три девочки живут с ВИЧ.
Почему эти три буквы — «ВИЧ» — всегда звучат громче всего, что можно сказать о человеке? Почему женщины, которым есть чем гордиться, не могут показать своего лица? И почему, однажды отвоевав своё право на жизнь, им приходится отстаивать его снова и снова?
Об этом — в их историях.
Маша
— Все началось с алкоголя за гаражами в подростковом возрасте — лет 13−14. После были так называемые «легкие вещества». За ними — инъекции. В моей компании это было модным, престижным.
К моменту первой инъекции я знала о наркотиках, как мне казалось, все. И мне было очень страшно. Но меня это не остановило. Ни в тот первый раз, ни в последующие годы… Зависимость оказалась сильнее.
Мой путь возвращения к жизни начался в 22 года. Тогда я впервые пришла в организацию, которая занималась реализацией программы снижения вреда. Здесь можно было получить стерильные шприцы, пройти консультацию у врача и юриста, поговорить с социальным работником… Главной мотивацией вернуться сюда вновь стало то, что я не чувствовала себя преступницей. Я почему-то поверила в то, что эти люди действительно хотят мне помочь.
Там меня убедили пройти тест на ВИЧ. Объяснили необходимость очень просто и доступно: «Чтобы сохранить твою жизнь…».
Когда узнала, что у меня ВИЧ, не поверила, представляете? Ведь думала: пронесет. Случится с кем угодно, но не со мной. Выбор в этот момент был очень простой по сути: бороться за жизнь или оставаться в аду. Я навсегда выбрала первое, и это моя главная победа.
Сегодня:
Я не принимаю наркотики 6 лет. Мой иммунитет в порядке, вирус не развивается и не распространяется благодаря терапии, которую я принимаю. У меня два высших образования и профессия, благодаря которой я помогаю другим — я консультант по работе с потребителями инъекционных наркотиков в БОО (белорусское общественное объединение) «Позитивное движение». Я замужем за любимым человеком. Мы планируем прекрасных, здоровых, любимых и самых счастливых детей.
Я имею право на честность
Мне хотелось бы открыто сказать о своем статусе, не скрывая лица и не меняя имени, чтобы помочь другим людям, которые живут с ВИЧ. Показать своим примером: всё возможно, жизнь ВИЧ-положительной девушки может быть интересной, наполненной, счастливой.
Но не могу. Ведь от этого зависит безопасность моих близких, их эмоциональный комфорт. Родные знают о моём статусе, но у них есть друзья, коллеги, которые не воспримут эту новость адекватно. Я не могу лишить свою маму друзей, привычного окружения из-за моего статуса.
Когда становилась на учет к инфекционисту, меня заставили привести мужа… И задавали ему отвратительно бестактные вопросы. Вопросы, которые совершенно не касались моего лечения и вообще не должны были волновать посторонних людей. Это не было доверительной беседой, это была обязательная, бестактная и травматичная опция.
А ведь если подумать: это просто моё личное хроническое заболевание. Почему оно превращается в социальную болезнь, которая распространяется на всех моих близких?
Я имею право быть мамой
Мой муж настоящий мужчина, и нам повезло друг с другом. Он говорит мне комплименты и слова любви. Приносит цветы и зарабатывает деньги. Он занимается спортом и заботится обо мне. Он уважает мои желания и имеет свои цели. Он поддерживает меня в активизме, и у него есть своя позиция. Он любит меня. И это не про ВИЧ. Это про мое право любить, быть любимой и счастливой.
Мы очень хотим малыша. Но первая рекомендация к аборту — наличие ВИЧ. Какой абсурд. Я нашла своего мужчину, я счастлива как женщина, я прохожу терапию, которая позволяет мне родить здорового ребёнка… Почему я не могу это сделать?
Взять ребёнка из детского дома мы тоже не можем. Наличие ВИЧ — однозначная причина отказа потенциальным родителям. Разве это не жестокость? Нас лишают права стать приемными родителями, но ведь и детей лишают возможности расти в семье, в любви.
Выходит, что люди с ВИЧ не имеют права на личную жизнь, не имеют права на ребёнка, не имеют права на продолжение своего рода… Кажется, лучше было бы сразу поместить нас в зоопарк для ВИЧ-инфицированных и водить туда детей: показывать, чтоб не повадно было.
Я имею право на справедливость
Ещё в детстве я придумала себе какую-то идеальную картину мира. Но оказалось, что мир совсем не такой. И я не могу изменить, не могу спасти его. Максимум — девочку, такую же, как я, которой честно расскажу свою историю.
В этом реальном-неидеальном мире много жестокости, равнодушия, несправедливости… И люди, которые живут с ВИЧ, сталкиваются с этим особенно часто.
Сейчас в Беларусь пришла партия хороших лекарств от гепатита. А инфекционист говорит мне: «Я не дам лекарство ни одному ВИЧ-инфицированному, потому что они не заслужили лечения, они сами виноваты». Но ведь ты не Господь Бог, ты медик! И должен выбирать, кому назначать лекарство, по медицинским показаниям. Если женщина с ВИЧ в предциррозном состоянии, ты оставишь её умирать?
Этот синдром Бога ведёт к необратимым последствиям. И хочется кричать о том, что это неправильно, несправедливо, так не должно быть…
Я не за то, чтобы все лучшее отдать ВИЧ-инфицированным, нет. Я за то, чтобы убрать разделительную полосу между ВИЧ-положительными и ВИЧ-отрицательными людьми.
Главная проблема в том, что люди до сих пор ничего не знают о ВИЧ. О том, как он передается, о том, что с ним можно жить. От ВИЧ сегодня не умирают! Умирают от незнания собственного диагноза, от отсутствия лечения и от равнодушия социума, который не оставляет ни одного шанса всё изменить. Пока мы отвергаем ВИЧ-положительных людей, считаем их «неприкасаемыми», им будет трудно, почти невозможно, решиться сдать анализы, признать свой статус и начать лечение… И это действительно страшно.
Я имею право быть личностью
Все мы, девочки, живём под давлением стереотипов. Женщина должна быть идеальной женой, мамой, хранительницей очага… На ней лежит неподъемная, зачастую навязанная, ответственность — и она постоянно чувствует себя виноватой.
Ну, а если у этой женщины ВИЧ? Груз осуждения и вины ещё тяжелее.
Но я знаю много девушек — как ВИЧ-отрицательных, так и ВИЧ-положительных — в которых столько красоты, ума, нежности, способности делать мир лучше… Что им совсем не обязательно соблюдать гендерные стереотипы и жить по чужим правилам!
Так и со мной: я больше, чем мой диагноз. Больше, чем аббревиатура ВИЧ. Я люблю, я постоянно учусь и много путешествую, у меня столько планов и желаний!..
И мне нравится иногда — когда уверена, что это необходимо и мои близкие в безопасности — открывать свой статус тем, кто погряз в своих стереотипах. Как сотрудница «Позитивного движения» я часто прихожу к чиновникам, которые принимают ужасающие законы, некоторое время слушаю формальные, казенные слова о каких-то абстрактных больных, до которых им явно нет дела… А потом говорю: «Знаете, я восемь лет живу с этим и планирую прожить ещё лет 50. А моему состоянию здоровья и анализам позавидовали бы многие 35-летние без ВИЧ».
Мы — обычные женщины, а не страшилки из «Энциклопедии для маленькой принцессы»… Как бы трудно вам ни было в это поверить.
Мне повезло найти на своём пути к выздоровлению правильных людей. Но другая женщина может просто не знать, куда идти, к кому обратиться за помощью, как спасти себя. Особенно если только-только отсидела за употребление и вышла на свободу. Она неизбежно возвращается в знакомую ей среду, чаще всего к сожителю, который снова и снова заставляет её переживать физическое и эмоциональное насилие.
Большинство женщин — не только наркопотребительниц — не знают, что над ними совершается насилие и что у них есть другой выбор: право быть свободной, право на реализацию в любимом деле, право на будущее.
Это главное: каждая женщина должна чувствовать, что будущее у неё есть. Особенно если она чем-то больна.
Но вместо того чтобы тратить себя на предназначение, ты растрачиваешь энергию на то, чтобы скрыть свой статус, на то, чтобы уговорить врача: «Не осуждайте меня, просто окажите помощь», на стыд и страх.
Готова поспорить, несмотря на то, что сегодня я не курю, не пью, не употребляю никаких веществ и веду здоровый образ жизни, в комментариях напишут: «Вот ведь конченая, сторчавшаяся, еще говорит тут что-то о жизни и статьи про неё публикуют!».
Но мне всё равно. Потому что я точно знаю, что имею право быть счастливой, и никто на свете не сможет у меня это право отнять.
Кристина
Предыстория:
Я живу с диагнозом ВИЧ с 2000 года. Это случилось из-за наркотиков — я была в употреблении 7 лет, со своих шестнадцати. И я благодарна своему диагнозу: если б не он, я бы умерла от наркотиков.
Почему наркотики? Потому что на старте жизнь дала мне слишком много: состоятельных родителей, которые доверяли мне безусловно и давали много денег. К 16 годам я уже попробовала всё, и мне хотелось новых эмоций, ощущений. Помню, когда начала принимать наркотики, смотрела на своих сокурсников и думала: блин, какие вы ботаны, неудачники. То ли дело я! Я летаю, я в астрале, мне другие миры открываются. Но прошло не так много времени, и я поняла: не они «лохи», а я. Я упустила в своей жизни очень, очень много возможностей.
Узнав про ВИЧ, решила, что мне остался год-два — и пустилась во все тяжкие. Пока подруга не рассказала мне про заместительную терапию, про то, что можно все изменить и выжить.
В 2004 году я закончила употреблять наркотики и изменила всю свою жизнь.
Это одно из главных решений в моей жизни.
Я посмотрела на себя со стороны, и сама не поверила, во что я превратилась: у меня ничего не было, я жила с наркоманом и уголовником, мои родители не общались со мной, я весила 36 кг. Я обратилась за помощью, и это стало освобождением. Когда я поверила, что смогу жить и имею на это право, весь мир изменился.
Сегодня:
Я не принимаю наркотики 13 лет и воспитываю дочку — ей 10. У меня своя квартира и машина, я более-менее самодостаточная женщина. (Улыбается.)
Вся моя жизнь и работа связана с путешествиями: я работаю за границей. За последние несколько месяцев побывала в Италии, Голландии, Франции, Люксембурге, вскоре поеду в Швейцарию, Швецию, Данию. Мне нравится моя жизнь!
Я имею право на здоровье и красоту:
К сожалению, даже те люди, которые связаны с медициной, часто абсолютно не владеют информацией. И, вероятно, не следуют стандартной технике безопасности, если в ответ на слова «у меня ВИЧ» — квадратные глаза и отказ в помощи.
Однажды мне отказали в госпитализации, которая была необходима из-за проблем с невралгией. Врач сказала: «Ты будешь раздеваться, мне нужно будет тебя слушать. Ты будешь лежать рядом с другими людьми! А у тебя — диагноз!».
Гинеколог, к которому пришла с проблемой, не открывая карту, сказала: «А что вы хотите? У вас же ВИЧ!». И не стала меня смотреть.
В своих услугах мне может отказать стоматолог, если я скажу о своём статусе. И массажист — это просто негласное правило.
Буквально пару недель назад я услышала «нет» и от пластического хирурга. Он сказал «Это не обязательная операция, и я не буду ставить свою жизнь под угрозу, чтобы сделать вас красивее».
А эндокринолог, доцент, врач семи пядей во лбу сказала вот что: «Смотрю, маникюр у тебя. Больше в жизни на него не пойду! А то попадешь к мастеру после такой, как ты». И это говорит образованный человек! Хочется повторять один вопрос: почему-почему-почему так? Но на этот вопрос нет ответа.
Я имею право на любовь:
Я пыталась открыть свой статус двум любимым мужчинам. В первый раз дала слабину, не смогла. Начала абстрактный разговор на тему — мол, как думаешь, возможны ли отношения, если у женщины ВИЧ. И он сказал: «Господи, да зачем мне этот гемор, если в мире столько нормальных, здоровых женщин? Зачем мне такая… Больная!».
И в его словах было столько отвращения, что я не смогла продолжить фразу. А он добавил: «Да и уверен, таких женщин очень мало, у меня точно не будет».
Часто слышала это впоследствии: «Но ты же… Нормальная! Видно же, что нормальная!». Человек с ВИЧ в глазах большинства — опустившийся маргинал, грязный и страшный полутруп.
Мы расстались по причине, не связанной с моим статусом. Он женат, у него растет дочь, и я желаю ему счастья.
Во второй раз я смогла произнести эту фразу: «Знаешь… У меня ВИЧ». А потом посмотрела в глаза любимому человеку — и мне захотелось умереть.
… Мы познакомились, когда я устроилась на новую работу — он был директором компании. Это была любовь. Очень красивая, самая романтичная в моей жизни. Он сделал мне предложение через три месяца, и когда я спросила, не торопимся ли мы, ответил: «Я люблю тебя, ты та женщина».
Я не хотела скрывать свой статус, бояться, что он найдет мои таблетки, загуглит название, узнает правду… Решила, что не буду жить во лжи: ведь это настоящий ад.
Разговор начала так: «Мне нужно рассказать тебе кое-что, и, наверное, ты больше не захочешь быть со мной».
В ответ: «Нет, мы все преодолеем, что бы ты ни сказала, я останусь, все будет хорошо».
На следующий день он привез меня к себе в загородный дом. Говорит: «Заходи, здесь ты скоро будешь хозяйкой». Я говорю: «Постой, давай поговорим».
И я сказала это: «У меня ВИЧ».
У него был в глазах такой шок и такая… обида, что ли.
Он строил, строил, строил свою сказку — и всё рухнуло в один миг. Это было полное разочарование: ты — не та женщина.
И да, это было страх.
Он подошел, обнял меня и сказал: «Я отвезу тебя домой».
Позже он сказал: «Прости, но я ничего не знаю об этом, кроме того, что было написано на плакатах в поликлинике — „Стоп, СПИД — смерть“. Мне страшно, но я люблю тебя и не хочу разрушать всё».
Я чувствовала, что это была жалость, но не хотела верить.
А через две недели мне просто пришло сообщение: «Прости, но я не такой сильный, как ты. Я даже не могу сказать, что я больше не могу быть с тобой».
Так нечестно, правда? Так ведь не должно было быть.
Это было самое страшное лето в моей жизни — мне хотелось выпрыгнуть из окна. Подруги боялись, что я вернусь к наркотикам. Но этого не случилось.
Год я даже разговаривать ни с кем не могла, да и теперь, спустя четыре года, одна. И все равно этот мужчина постоянно всплывает в моей памяти: я захожу на его страницу, а перед сном иногда разговариваю с ним, представляю, что бы я могла ему сказать, если б встретила, что могло быть у нас сегодня.
Я не знаю, любовь ли это сейчас. Это несбывшаяся мечта, сказка не с тем концом.
Я знакома с ВИЧ-положительными мужчинами, но, понимаете, нельзя найти своего человека по статусу. Мне слишком много лет, у меня есть всё, и поэтому от отношений мне хочется только тепла и душевного покоя: посидеть вместе вечером на кухне, обсудить, как прошел наш день, создать общую историю, которую мы будем вспоминать, рассказывать своим детям, внукам…
После того случая я приняла решение: больше никогда и никому не скажу о своём статусе. Знаю, это аморально, чудовищно… Но во второй раз я просто этого не переживу.
И вместе с тем, я знаю, что жизнь в обмане не сделает меня счастливой. Это замкнутый круг. Скажу, как Скарлетт: «Я подумаю об этом завтра!».
Я имею право на человечность:
Я очень гордилась тем, что бросила наркотики. Чтобы находиться здесь — в осознанности, трезвости — нужна воля, сила, огромное желание. Там, откуда я спаслась, всё просто — ты придумываешь себе жизнь, которой нет, и живёшь её. Точнее, существуешь.
Но я поняла: для людей наркоманы не бывают бывшими. В каком-то смысле это правда: от зависимости нельзя избавиться раз и навсегда.
Но вот в чем дело: я оказалась в положительной статистике тех самых «бывших наркоманов», я чиста 13 лет — и это не вымысел.
… Помню, как рожала свою малышку. Когда пришла в женскую консультацию, сразу услышала: «Забудь о том, что ты можешь стать матерью. Ты же не будешь осознанно обрекать своего ребёнка на ужасную смерть?».
Как будто аборт — не смерть.
Слава Богу, что я знала: когда женщина проходит антиретровирусную терапию, в 9 из 10 случаев она рожает здорового ребенка. Я же лечилась уже 3 года.
И я решила рожать. Была счастлива так, что хотелось развесить билборды по городу с надписью: «Я стану мамой!».
И всё было хорошо до родов. Во время которых я увидела не только равнодушие, но и ненависть. «Что ты орёшь тут, наркоманка?!»
Роды были тяжелыми, и когда малышку забрали, увезли в другую больницу, у меня началась истерика. Я кричала, что хочу к ребёнку, хочу убедиться, что моя дочка жива. Заведующая смерила меня взглядом и сказала: «У наркоманки ломка началась, дайте ей успокоительное».
Это было очень, очень жестоко.
Я имею право жить без страха:
Иногда мне кажется, что ВИЧ навсегда лишил меня уверенности в том, что я полноценный человек. Потому что все время, недоговаривая правду о себе, я отрицаю часть себя. Я выдаю себя за кого-то другого, вычеркиваю прошлое. А очень хочется снять маску и стать той, кто я есть. Говорить о том, что болит, что я чувствую на самом деле, что меня тревожит.
Но я молчу.
И это молчание превращается в непробиваемый панцирь. Замечаю, что я стала более холодной, потому что забыла о том, что такое понимание, принятие и теплота.
Я очень боюсь открыться кому бы то ни было — и этот страх не на пустом месте.
Дочка тоже ничего не знает, она слишком мала, и пока я ее оберегаю. Страшно, что не так поймет, что не справится с этим знанием…
Я вообще боюсь за неё всю жизнь. До трех лет боялась, что у неё останется мой диагноз. Потом выкрадывала её карточку в поликлинике — до трёх лет дети ВИЧ-положительных людей стоят на учёте — чтобы информация не пошла в детский сад. Сейчас каждый раз умираю от страха, когда она проходит медосмотр — вдруг врач что-то cкажет, вдруг что-то напишут в карте.
Ведь никто не поймёт! Узнает директор — узнают родители. Узнают родители — узнают дети. А дети бывают очень жестоки… Я не хочу, чтобы мой ребенок стал изгоем.
И, конечно, я боюсь, что дочка может повторить мои ошибки. И думаю об этом постоянно. Ведь между доверием и вседозволенностью такая тонкая грань. И трудно её не перейти.
Поэтому я всё время разговариваю с дочкой, как с другом, спрашиваю: как дела, с кем играла, кто порадовал, как настроение? Чтобы она понимала: я не враг. И если будут проблемы, первый человек, к которому надо прийти, — мама.
Когда она где-то косячит, я не обвиняю её, не кричу. Мы спокойно разбираем ситуацию, и я объясняю ей: «Это произошло, потому что в тот момент ты была безответственна. Не всю жизнь, не всегда, а именно в тот момент. В следующий раз ты можешь всё сделать иначе».
А недавно у нас во дворе случился пожар. Дочка приходит и говорит: «Мама, а ты знаешь, почему пожар был?». Я говорю: «Нет». «Там жили наркоманы, — говорит. — Они варили свое зелье, все вспыхнуло, и квартира сгорела». Я сделала огромные глаза, говорю: «Видишь, что наркотики делают! А вдруг бы погибли люди? Понимаешь, как это страшно?».
И если мы вместе видим социальную рекламу — тоже заостряю её внимание на этом, проговариваю важное, чтобы она знала: да, в мире есть наркотики, алкоголь, сигареты, есть зависимость. Но есть и выбор человека, который сильнее всего.
Говорю ей: «Посмотри, какая ты красивая и умная выросла. Это потому что мама твоя не пьет и не курит». И уже 13 лет это правда.
Конечно, с каждым годом она будет становиться всё более независимой, но доверие, которое формируется сегодня, — наш фундамент для завтра.
Больно только, когда моя девочка спрашивает: «Почему у всех есть папа, а у меня нет? Почему ты всё время одна?».
Есть много вещей, которые я пока не могу ей объяснить.
Юля
Предыстория:
Мне было 22 года, когда в моей жизни появились наркотики. Я начала принимать их вместе со своим мужчиной — чтобы разделить то, что он чувствует, чтоб быть ему интереснее, чтобы он проводил со мной больше времени.
Казалось, что у меня все хорошо: работа, машина, отношения — социально благополучная девочка. Сейчас я вижу: ничего хорошего не было… Я никогда не вернусь в ту искаженную реальность.
С чего началось моё выздоровление?
Наверное, с того момента, как мы расстались. Я осталась одна, на улице. Начала принимать новый вид наркотиков, который разрушает мозг. Я никогда не забуду это ощущение дикого, невозможного страха и паранойи: веры никому нет, чувствуешь, что ты в этом мире никто, и просто просишь Бога, чтоб он забрал тебя.
Но Бог не забрал, и я поняла, что не хочу умирать. Я хочу жить.
Меня спасло «Позитивное движение» — меня, тонущую, как будто схватили за шкирку — и я выплыла.
Там я и узнала о своём статусе. Узнала ровно в тот момент, когда решила перестать употреблять наркотики.
Сегодня:
Год, 2 месяца и 25 дней я чиста от наркотиков. Уже год я проживаю новую, вторую жизнь. Я почти научилась просить о помощи, принимать доброе отношение ко мне, не бояться близости и проявления чувств. Это большой труд, и мне сложно говорить об этом: слезами выходит лучше, чем словами. У меня важная работа: я помогаю людям, как мне помогли когда-то, справиться с наркозависимостью и начать новую жизнь. Я чувствую свою нужность — и это прямо до мурашек. Я знаю, что Бог меня любит.
Я имею право быть слабой
Я сказала, что почти перестала бояться идти с людьми на сближение, но до сих пор: когда мне говорят «Юля, ты классная, с тобой хорошо» — очень трудно это принять. И хочется сбежать, чтобы не было больно.
Это характерно для многих женщин, но ВИЧ-положительные чувствуют это особенно остро: чтобы тебя не отвергли, ты уходишь первой. Или просто держишь такую дистанцию, чтобы точно не смогли ранить. Я очень боюсь показаться слабой…
Я часто думала: откуда это во мне? И, кажется, знаю ответ — из детства.
Мама родила меня достаточно рано, а отца убили, когда она была беременна — он умер у нее на руках. Мама была очень интересным, ярким человеком — ее любили люди. И она всегда была больше для них, чем для меня. В её жизни было много работы, общения, любви… И не было места для меня.
Я ни в чём её не виню, она была нереально классной и сделала так, чтобы я ни в чём не нуждалась. Ну, кроме её самой.
Я очень ревновала, требовала внимания, часто была настоящим манипулятором.
Говорила: «Лучше б ты сдала в детдом меня». Или: «Пойду повешусь». Уходила из дома и пряталась, следила, что будет делать мама… Это было жестоко. Но я просто хотела увидеть, что я всё-таки ей нужна.
Когда я выросла, мы не прекратили общение, но теперь уже я не подпускала маму к себе — всегда держала её на вытянутой руке. Когда она говорила, что соскучилась, молчала в ответ. И никогда не говорила, что люблю её, даже когда очень хотелось.
Я всё понимала, но не могла пойти навстречу.
А потом мама умерла от рака. Почти на свой день рождения, в 49 лет. За несколько лет до того, как я перестала принимать наркотики.
Анализируя, понимаю: я всегда искала замену семьи. И, как мне казалось, нашла в отношениях, которые заменили мне всё на двенадцать лет. Только меня в этих отношениях не было.
Меня не было двенадцать лет — был только он.
Я перестала понимать, какая я, что я люблю, а что нет, какой жизни я хочу для себя.
Зависимость — она ведь проявляется во всём, и в отношениях в том числе. Для меня человек — как наркотик: тебе плохо, ты уже не можешь с ним, но продолжаешь, продолжаешь, продолжаешь.
И во многом поэтому я боюсь быть с кем-то. Боюсь, что снова буду жить не своей жизнью, читать не интересный мне «Автобизнес» и смотреть Discovery, который я никогда не любила.
Да, больше всего на свете я боюсь снова потерять саму себя в другом человеке.
Но в то же время я не хочу играть в сильную, независимую и офигенную — девчонку, которой никто не нужен. Мне нужна забота и тепло. Мне хочется просто подойти и обнять. Мне очень хочется быть слабой. Но я не разрешаю себе. Боюсь, что упаду — и никто не подхватит.
Но я говорю об этом — и это уже много. Раньше я просто не могла говорить о том, что со мной происходит. И эти слова для меня — серьёзный шаг к новой жизни.
Я имею право на безопасность
Статья 157 (ст. 157 УК РБ «Заражение вирусом иммунодефицита человека») выбила у меня почву из-под ног. По сути, она о том, что я несу уголовную ответственность за интимные отношения. Даже если партнер согласен на них, даже если мы предохраняемся. «Заведомое поставление другого лица в опасность заражения вирусом иммунодефицита человека (ВИЧ-инфекцией) — наказывается штрафом или лишением свободы на срок до трех лет».
После расставания человек может сказать «она ставила под угрозу мою жизнь» — и несмотря на то, что он здоров, это будет достаточным основанием, чтобы посадить меня в тюрьму на несколько лет.
Хочется верить, что так не будет. Но так может быть.
Этот закон позволяет любому воспользоваться моим статусом. Как с такими законами перестать бояться и научиться доверять?
Я имею право быть счастливой
У меня за этот год было бесконечно много моментов переосмысления. Зачем я прохожу всё это? Цепочка получается такой: наркотики — ВИЧ — освобождение — помощь другим. Видимо, мне нужно было прожить всё это, чтобы быть нужной и помогать тем, кто в этом нуждается.
У меня никогда не было цели быть доброй, хорошей, полезной — но благодаря моей работе так получается само собой. Я знаю, что прохожу некие испытания неслучайно, и учу себя доверию к миру.
И не позволяю себе раскисать! Вот встаешь утром: погода плохая, чувствуешь себя так же, как погода. (Улыбается.)
Но придумываешь себе радостный день! Пишешь добрые слова друзьям, ловишь ответы — и улыбаешься. А дальше: музыку в уши — и побежала по делам. Некогда сесть пострадать!
Мой психотерапевт говорит даже: «Ты можешь сесть и погрустить. Прямо сейчас. Прожить это».
А я не могу — больше люблю радоваться. Хотя, конечно, иногда плачу, очень скучаю по маме…
Но за себя не переживаю, а за других людей — очень. Вижу — скорая мчится с мигалками. Думаю только: «Господи, пусть они успеют. Дай этому человеку не умереть сейчас». Очень больно за деток, которые болеют или брошены, за инвалидов. Молюсь: «Господи, дай им мужества, дай выздоровления». Ну, не молюсь-молюсь — говорю своими словами.
Очень хочется, чтобы другие проживали эту жизнь с радостью. А я радоваться уже научилась.
Пишу на месяц, чего бы мне хотелось. И, знаете, сбывается! Даже детская мечта моя сбылась: я стала моделью на показе Кати Тикоты Fashion AIDS Line. Думала: как так, мне же не 18 лет, я не профессиональная модель… Но все получилось! И столько счастья я чувствовала в этот день!
И главное, чего я хочу: просто быть счастливой. Говоришь: буду? Ну, это как там, наверху, решат! (Смеется.)
Этот материал стал возможен благодаря неравнодушию и таланту дизайнера Kate Tikota и фотографа Татьяны Тихомировой.
Kate Tikota
— У всего, что происходит, есть предназначение и смысл. Уже несколько лет я осознала, что для меня важно быть полезной для других. В меру своих сил, опыта, знаний. Когда ко мне обращаются с предложениями помочь в добрых и важных проектах, я никогда не отказываю. Это как в фильме «Всегда говори: „Да“» — если ко мне постучались, значит, я должна быть в этом месте в это время. Не буду сейчас делать привязку к теме ВИЧ, цель проекта ведь и состоит в том, что показать, что люди с такими историями живут абсолютно так же, как и люди без диагноза.
Девушки-героини оказались все абсолютно разными — и это здорово! Мы смогли подобрать разные образы, которые соответствовали, на мой взгляд, их характерам, образу жизни и маленьким тайнам, о которых, может быть, они сами и не догадывались.
Не скажу, что этот опыт давался мне как-то тяжело, скорее, я чувствовала больше ответственности, чем при создании обычной коллекции. Совсем другой смысл и посыл. У TIKOTA UNIQUE есть с проектом общее — стирание границ между людьми. Я замечаю, что люди и так стали ожесточеннее, принцип «моя хата с краю» или «пока не коснулось, я не хочу знать» противоречит зрелому обществу. Ценность проекта и заключается в этой почве для размышлений, а выбор уж каждый сам сделает.
Бренд TIKOTA UNIQUE изначально себя и позиционирует как «осознанное созидание». Все начиналось с проекта по устойчивому развитию — возможности вещи прожить вторую жизнь. Бренду 4 года, и он продолжает двигаться с социальным уклоном, что для меня и является основной миссией.
Татьяна Тихомирова
— Бывают в жизни события, которым с первой ноты говоришь «да». Так и с этим проектом. «Да», потому что тема людей, попавших в беду, сжимает сердце. Да, потому что у меня есть ресурс, чтобы разделить с ними их переживания.
«Да», потому что мне небезразлично.
Вот передо мною девушки с разными характерами, разными жизнями, но объединенные схожими человеческими желаниями: быть любимой, быть мамой, быть подругой своим друзьям, дочерью — своим родителям… Которые, поймите, должны выпрашивать право на жизнь, на любовь, на дружбу, на человеческое отношение со стороны общества. Мягко говоря, меня возмущает вопиющее давление и безразличие — как со стороны близких, так и со стороны чиновников.
Через фотографию хотела прикоснуться к тому, как они себя ощущают ежедневно. Как желание жить счастливую жизнь ничем не отличается от желания обычного человека. Кроме той самой пронизывающей изнутри пульсации безысходности и борьбы с одиночеством и безразличием.
Автор: Полина Кузьмицкая, Леди TUT.BY
