Впрочем, сама сотрудница, пожелавшая остаться неизвестной, рассказывая свою историю, называет себя скромнее – приёмной мамой, и говорит, что здесь нет ничего необычного. В её телефоне сотни фотографий веселой жизнерадостной шестилетней девочки, и она с большим удовольствием их показывает: «Вот мы на празднике, у нас костюм царевны Лягушки, вот мы гуляем, она такая любознательная у меня, всему удивляется». И любознательность её приемной дочери можно понять, ведь настоящего детства у этой девочки не было.
«Всё началось с того, что год назад, перед Новым годом, в наш центр привели ВИЧ-положительную больную с маленькой дочерью. Маму положили в наш стационар, а девочку увезли в «Парус Надежды» на Постышева. Я, как соцработник, вела и маму, и ребенка. Понятно, что они хотели общаться между собой, разговаривали по телефону. Я тоже всё время звонила в «Парус» и узнавала, как ребенок себя чувствует. В канун Нового Года мы поехали туда на мероприятие, и я впервые увидела ее на детском празднике, какая она красавица. Завязалось у нас с ней общение. Я и не заметила, как втянулась в эту семейную драму.
Мама девочки – детдомовская, неадаптированная, вдобавок инвалид детства. Образования ноль, даже писать она толком не умела. Работала она где-то на рынке в Хабаровске. Жили они вместе с дочерью на улице, в какой-то кибитке, потом они снимали комнату в каком-то домике, но их оттуда прогнали, после этого они жили на вокзале. Питались лапшой, недоедали. В общем, жизнь у них была тяжелая.
Я попыталась выяснить больше о матери, и, оказывается, там тоже было не все так просто. Семья была нормальная, потом её родители разбились в автокатастрофе, девочкой она попала сначала в интернат, потом в детдом, родственники её взять не захотели. Она прожила детство обычного детдомовского ребенка, выросла девушкой без образования, а потом и вовсе оказалась на улице. Хотя в Хабаровске им дали квартиру, жилплощадь у них изначально была, но она эту квартиру по каким-то причинам продала, а деньги все разошлись. Девушка эта приехала во Владивосток, в реабилитационный центр, в надежде, что здесь её жизнь поменяется к лучшему.
Потом мама умерла, а девочка осталась. Я звонила в центр периодически, интересовалась, хотят ли люди удочерить девочку. Её фото выставили на специальном сайте. Директор центра говорила, что девочкой никто не заинтересовался, за всё время только одна пара пришла её посмотреть. Девочка была немного диковата. В отличие от других детей, она не проявляла какой-то активности, не рассказывала сказки, не плясала, стихов не читала, песен не пела. Ребенок был не настолько развит, насколько нужно людям, которые приходят усыновлять детей. В основном люди стараются взять ребенка до трех лет, а шесть – уже сложнее. Мне сказали, что в центре она пробудет месяц - два, после чего девочка отправится в детский дом. Причем она не попадет в детский дом во Владивостоке, так как все местные заведения уже переполнены, она отправится, скорее всего, в Яковлевский район. Мне конечно поплохело от этой новости, потому что я привязалась к этому ребёнку. Я стала думать. Моя дочь уже взрослая, учится в Санкт-Петербурге. Посоветовалась с ней, со всеми родственниками, с коллегами. Все сказали «Надо забирать». В общем, решила забрать девочку.
Конечно, первым делом начала узнавать анамнез, выяснять про прививки, их, конечно, не было, потому что она жила на улице. Было подозрение на туберкулез, мы пролечились, ничего в итоге не подтвердилось. Она – здоровый ребенок, просто неухоженный, заброшенный и никому не нужный. Естественно, коллеги тоже помогли, потому что нужно было обследовать её, некоторые структуры тоже пошли навстречу, помогли разобраться с насущными проблемами, например, получить место в садике. Начали ходить в музыкальную школу, на танцы, на английский язык, она как губка всё впитывает. Стали заниматься, начали читать. Книжек она никогда не видела, игрушек у нее никогда не было… Сейчас готовимся идти в школу, жизнь бьет ключом.
Я почему-то думала, что когда дети оказываются такими, – здоровыми детьми от ВИЧ-положительных родителей, их быстро забирают, но семьи, общество не готово их принимать. Маленьких еще забирают, с роддомов, а вот детей постарше уже боятся брать. Начинаются вопросы, а кто родители? А вдруг там патология какая-нибудь? А вдруг болезни?
Я видела, что мама не наркоманка, не проститутка, она просто асоциальная, ей в жизни вот так не повезло. Она оказалась в этих условиях и выживала, как могла. Хотя я общалась с ней, спрашивала «Почему вот так получилось?», она отвечала: «Я работала, обманули, не заплатили». Я думаю, что ей просто не попадались в жизни хорошие люди, там, в Хабаровске. Вот так у нее всё плохо сложилось. А дочка, она позитивная, маму помнит, она сожалеет, что всё так вышло, что им пришлось такое вынести. Эти воспоминания бывают у нее всплесками. Мама, кстати, огораживала дочь от этого неблагоприятного окружения. Ни в каких наркоманских притонах она не была, старалась сделать так, чтобы девочка как можно меньше видела всего вот этого, неблагоприятного.
Когда я пошла в школу приемных родителей, рассказывала эту историю. Все поначалу удивлялись, а потом оказалось, что в моей группе даже были родители, взявшие ВИЧ-положительных детей. Сейчас мы тесно с ними общаемся, у них чудесные дети.
Кстати, очень сильно меня поддержали коллеги на работе, когда узнали, то тут же притащили кучу игрушек, книжек, одежду в коробках, даже школьный уголок. То есть со всех сторон поддержки такой я даже не ожидала.
Ну, теперь мы уже социализировались, читаем, пишем, учим английский, а когда я её забирала, она не знала даже, как колготки надеть, ни ручку не могла держать, не умела лепить, потому что пластилин никогда не видела. Ребенок-маугли. Она росла в кибитке в какой-то, мама уходила, закрывала её, и ребенок целый день был сам себе предоставлен, пока мама там где-то овощами торгует. Девочка не знала даже названия деревьев, птиц. Учили цвета с ней, так она розовый цвет называла просто любимым. Не сказать, что было сложно, просто местами мне было дико, что ребенок не знает каких-то элементарных вещей, приходилось учить, объяснять.
Теперь девочка уже полностью адаптировалась и ходит в обычный детский сад. Единственное, чем она выделяется, это невероятная любовь ко всем, кто её окружает, к детям в группе, к воспитателям. Первое время воспитатели даже шарахались от нее, потому что они не привыкли, что ребенок лезет к ним обниматься, пытается им что-то подарить, малышей пытается всех обнять, потому что они дают ей радость общения, то, чего у нее никогда не было.
Вообще жалко этих детей, конечно, в «Парусе» кроме моей девочки была масса малышей, они тянутся ко всем, но их никто не забирает... Семьи к этому не готовы. Все почему-то думают, что если ребенок от неблагополучных родителей, значит, в будущем с ним будут проблемы. Хотя это не так».
