«В интернете опять кто-то не прав» — политические споры, многократно усилившиеся за последний месяц, коснулись и ВИЧ-активистов — людей, рассказывающих о том, как жить с положительным статусом: начались «отписки» и агрессия в комментариях. Ко всему прочему, многие из них вели свои блоги в соцсетях, которые сейчас или заблокированы, или сами закрылись для российской аудитории. «СПИД.ЦЕНТР» узнал у экспертов, как эта ситуация скажется на ВИЧ-активизме, уйдет ли он из заблокированного Instagram (запрещен в РФ и принадлежит корпорации Meta, которая признана в России экстремистской), и если да, то куда.
Негативный сценарий
«Я опасаюсь, что сейчас мы можем попасть “под прицел” так же, как ЛГБТ-организации. На нас могут обратить более пристальное внимание», — говорит Яна Колпакова. Она популярный тikтok-блогер и ВИЧ-активист. Ее историю о наркозависимости в прошлом, стигме и положительном ВИЧ-статусе рассказывал «СПИД.ЦЕНТР».
По словам Колпаковой, сейчас происходят манипуляция с такими понятиями, как «семейные ценности», «верность — спасение от СПИДа». «На этой теме мышление людей может очень сильно скорректироваться», — рассуждает активистка.
В самом начале, после 24 февраля, она на время приостановила ведение блога: «Я взяла паузу, потому что посты были не в тему, высказывание любой позиции тоже было не в тему. Я где-то все равно выкладывала посты, высказывалась, а потом подумала: “Пошло все” — и вернулась к своему блогу. Потому что я понимала, что в любом случае надо продолжать работать, никто не отменял заболевание, не отменял проблемы. Плюс на этом фоне начались сообщения от украинцев, которые застряли в России и которым нужна была терапия. И я писала, куда им обращаться, им сбрасывали контакты аптечек, даже барыг, которые продавали терапию, потому что украинцы были готовы купить лекарства».
Колпакова раньше выкладывала в своем блоге истории людей, переживших насилие, но пока приостановила это направление, чтобы не было негативных комментариев, обвинений жертв: «Сейчас, в таком состоянии, люди очень агрессивны. Вдвойне. Они испытывают стресс, на этом фоне могут открываться психиатрические отклонения, патологии, вот что я наблюдаю у себя в комментах».
«В начале от меня отписалось приличное количество народу, потому что, видите ли, я в России живу, — рассказывает Олеся Долгушина. Она тоже ВИЧ-активистка, уже два года ведет блог о жизни с положительным статусом: рассказывает про обследования, права, образ жизни, а еще — собирает истории других ВИЧ-позитивных людей о том, как они приняли диагноз, сообщили своим половинкам об этом и создали семьи. — Я переживала: как так, я людям помогала, а они мне какие-то гадости начали писать. Теперь я уже не вступаю ни в какие переговоры, ничего не пытаюсь доказать, а бросаю в черный список, и на этом все заканчивается».
Как отразится вся ситуация на ВИЧ-активизме, сказать трудно, «может быть, он немного тормознется сейчас», допускает Олеся Долгушина.
С этим согласна и блогер Софа, которая вела аккаунты в Instagram (запрещен в РФ и принадлежит корпорации Meta, которая признана в России экстремистской) и TikTok: «Мое мнение — ВИЧ-активизма в интернете станет меньше. И из-за блокировок, и из-за политической ситуации. То, что происходит в мире, подрывает психо-эмоциональное состояние, в том числе активистов: мы сейчас растеряны, уязвимы, не понимаем, как правильно себя вести и как преподносить информацию так, чтобы это было уместно. Я не могу отдавать себя активизму в полной мере так, как это было раньше, сейчас мне это дается тяжелее. Возможно, мои подписчики не сильно чувствуют разницу, но она есть».
«Отписки» в блоге Софа не связывает с политикой: «Это совершенно нормально, многие люди приходят ко мне за помощью, а получая ее, покидают мою страницу (или же наоборот — не получая ее, так как мне тяжело сейчас помочь каждому человеку, который мне пишет)». А негатива, по словам Софы, сейчас стало меньше.
Случаи, когда люди проявляют агрессию в интернете к тем, кто не имеет отношения к ситуации, клинический психолог Амир Хайдаков объясняет «переживаемым бессилием»: «Человеку страшно, тревожно, он не знает, куда деть свои переживания, пытается как-то с ними справиться. Один из механизмов, которыми люди пытаются справиться с ситуацией, — ненаправленная агрессия из-за отсутствия реального, ощутимого объекта перед собой на фоне переживаемого бессилия. То есть человек не может ничего сделать, но он злится, что такая ситуация сложилась, пытается как-то уйти от своих переживаний, проявляя агрессию на все подряд. По каким причинам работает такой механизм — это уже индивидуальная история. Сколько это будет длиться и каким образом, зависит от навыков совладания со стрессом, рефлексии каждого отдельного человека».
Без прорабатывания переживаний такое состояние не может пройти, уверен Амир Хайдаков: «Само по себе время никак людей не лечит. Если человек стоит на одном месте десять лет, то не изменится ровным счетом ничего. Справиться с тревогой и страхом помогают переосмысление, переоценка, переформулирование каких-то мыслей, смещение фокуса внимания на себя. Если все время гонять тревожные мысли по кругу, никак их не меняя, не переосмысливая, то человек может годами переживать, пока не получит нервное истощение или срыв».
Альтернативные пути
21 марта российский суд признал компанию Meta (запрещена в РФ) экстремистской организацией. Ей принадлежат в том числе соцсети Facebook и Instagram, которые запрещены и заблокированы на территории России с 4 и 14 марта соответственно. Прокуратура пообещала не привлекать к ответственности обычных пользователей соцсетей — такое же утверждение содержится в мотивировочной части решения суда: «Данные меры судебной защиты не ограничивают действий по использованию программных продуктов компании Мета (признана в России экстремистской. — Прим. ред.) физических и юридических лиц, не принимающих участие в запрещенной законом деятельности». При этом покупать рекламу, продвижение в Instagram (запрещен в РФ и принадлежит корпорации Meta, которая признана в России экстремистской) по закону нельзя.
Олеся Долгушина изначально вела свой блог о ВИЧ только в Instagram (запрещен в РФ и принадлежит корпорации Meta, которая признана в России экстремистской). «У меня упала активность сразу же, как ограничили доступ: допустим, в сторис меня 700 человек просматривали, а сейчас, дай бог, 350 наберется. По лайкам — тоже в два раза упал. Люди пишут, что ничего не загружается, даже с VPN все виснет, психуют, уходят из Instagram (запрещен в РФ и принадлежит корпорации Meta, которая признана в России экстремистской. — Прим. ред.) и спрашивают меня, где подписаться, чтобы меня смотреть», — рассказывает активистка.
Олеся Долгушина создала telegram-канал и перешла в VK. Однако, по еe словам, его сложно вести в таком же формате, как обычную соцсеть, а VK — это «мертвая» площадка, которая, возможно, станет более активной с уходом Instagram (запрещен в РФ и принадлежит корпорации Meta, которая признана в России экстремистской). Но есть и преимущество VK — возможность размещать активные ссылки. «То, что есть, надо брать. Я взяла “ВКонтакте”. Пусть будет это, это лучше, чем ничего. Я не хочу бросать свой блог, хочу продолжать быть ВИЧ-активистом. Я подозреваю, что Instagram (запрещен в РФ и принадлежит корпорации Meta, которая признана в России экстремистской. — Прим. ред.) нам не вернут в связи с этими решениями суда о признании Meta экстремистской организацией. Если возврат и будет, то совсем нескоро», — уверена Долгушина.
Софа также надеется, что альтернативные программы смогут помочь в распространении контента: «Основным инструментом моего активизма были TikTok и Instagram (запрещен в РФ и принадлежит корпорации Meta, которая признана в России экстремистской. — Прим. ред.). После блокировок мне сложно реализовывать свои цели — бороться со стигмой и дискриминацией живущих с ВИЧ, осведомлять общество и поддерживать людей, но я не сдаюсь и надеюсь на то, что будет альтернативная платформа. “ВКонтакте” — совсем не для меня. Ну, кто знает, может, мне вынужденно придется осваиваться там».
«То, что есть, надо брать. Я взяла “ВКонтакте”. Пусть будет это, это лучше, чем ничего».
TikTok в России не заблокирован. Однако он убрал возможность российским пользователям выкладывать видео и смотреть иностранные ролики. Какое-то время это ограничение можно было обходить при помощи VPN, но теперь соцсеть пресекает и эту возможность.
«Я чувствую, что аудитория разбрелась, охваты где-то упали, но мне это не мешает. Когда говорят про охваты — ну как бы да, упали. С точки зрения маркетинга на моей работе меня это действительно волнует, с точки зрения моего блога — нет, я просто продолжаю из всех утюгов вещать», — говорит Яна Колпакова.
У Яны также есть telegram-канал, но там — не привычный формат соцсетей. Активистка выкладывает там главы своей книги. Издать ее пока не получается: в книге часть информации — young adult (для подростковой аудитории, литература для «молодых взрослых»), а часть, как ее называет Яна, «трэш», autofiction (жанр, где сходятся автобиография и вымысел). «Издательство сказало: либо убери трэш, пиши young adult полностью, либо убери young adult и пиши autofiction. Я поняла, что мы просто не сойдемся. Потому что я не хочу убирать “трэш” — это была моя история, моя психотерапия, где я рассказываю о насилии, и убирать young adult тоже не хочу. Я выложила в Telegram главу, две, пять… Отклик от людей пошел очень сильный. Они говорили: “Блин, как будто ты пишешь про меня, это же моя история”. Или кто-то писал: “Блин, я ничего об этом не знала, никогда не употребляла, но как будто бы это прожила!” Много таких откликов, и я подумала — ладно, я на этом не заработаю, но это будет в открытом доступе, и люди смогут это читать».
Сейчас, как напоминает Яна Колпакова, закон запрещает заниматься секс-просветом, речь идет о Федеральном законе «О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию» от 29 декабря 2010 года. «Еще есть закон о просветительской деятельности, возможно, мы будем под него попадать…», — добавляет она. Активистка уверена, что в законодательстве может появиться больше препонов к ВИЧ-активизму. Сама она «готова к любой ответственности», к которой ее могут привлечь, и будет и дальше «продвигать декриминализацию 122 статьи». Однако к этому готовы далеко не все. Если активисты, представляющие какой-либо фонд, будут касаться политики, это теоретически может подвести эти фонды под закон об иноагентах. И многих это тревожит. «Мы общались с ВИЧ-активистами по этой теме — и все боятся этим заниматься, потому что они — представители каких-либо организаций и могут попасть сразу в иноагенты, [что в итоге повлияет и на сами фонды, где они работают]», — заключает Яна Колпакова.
Иллюстрации: Надя Ще
Этот материал подготовила для вас редакция фонда. Мы существуем благодаря вашей помощи. Вы можете помочь нам прямо сейчас.
