«Мы не на приеме у психотерапевта»
«Нашему другу был 21 год, он умер от рака. Это произошло очень быстро. Он был такой молодой парень, у него была чудесная жизнь, и мы не могли поверить, что это возможно. В какой-то момент [болезни] стало понятно, что точка невозврата пройдена, к сожалению. И он срежиссировал, спродюсировал свои похороны», — рассказывает Ия.
Ия посещает Death Cafe уже второй раз. Сегодня она пришла с подругой, для которой этот опыт в новинку. «Гроб выносили под его плей-лист, который он создал для этого… Конечно, мы плакали, когда отпевали его. Но это прощание было менее болезненным, чем я думала. Он как будто еще немножко с нами был, и это как-то более плавно происходило. В общем, вот это планирование, списки дел — я поддерживаю. Обязательно сделаем наши списки», — обращается Ия к подруге.
В пространстве «СПИД.ЦЕНТРа» мероприятие проходит уже второй раз, на него пришли около двадцати людей разных возрастов. Объединяет всех одно — готовность к диалогу и уважение к чужому мнению.
Инструктаж модератора Марины был кратким: выступления в порядке очереди, с уважением к чужому мнению, параллельно «можно угоститься сладостями с большим удовольствием, в том числе если вы что-то услышите для себя тревожащее, в конце концов мы не на приеме у психотерапевта».
«Цель Death Cafe — говорить на эту запретную табуированную тему, снимать напряжение, — продолжает Марина. — Это дает нам, говорящим и рассуждающим, жить более полной жизнью. Потому что то, что нас беспокоит, то, о чем мы думаем и что не можем разделить с нашими близкими (по понятным причинам не все готовы об этом говорить), мы можем обговорить здесь. Мы общаемся на тему смерти в позитивном ключе. Может быть, это кого-то удивит, но это правда возможно, как показывает практика».
Марина представляет других модераторов вечера — Ясю и Ярослава. Затем свои имена называют участники и озвучивают ожидания от будущей дискуссии: кто-то пришел просто потому, что «о смерти говорить всегда приятно, когда ты жив», кто-то – из любопытства, ради общения. Одна из участниц вечера, Галя, сама проводит встречи Death Cafe — в Некрасовской библиотеке. В этот раз она пришла не как модератор, а как участник дискуссии, чтобы поделиться своими мыслями.
«Иллюзия контроля»
Тема определяется как-то сама, сходу — отношение к эвтаназии. Выясняется, что о ней говорили еще на предыдущей встрече, но сейчас участники хотят обсудить ее более детально. Многие склонялись к тому, что на проведение эвтаназии должно быть медицинское заключение.
В России эвтаназия запрещена, а ее проведение врачом приравнивается, согласно Уголовному кодексу, к убийству. Хотя на какое-то время в Советской России ее разрешали — наша страна была первой в мире, легализовавшей эту процедуру. В некоторых европейских странах эвтаназия разрешена только для собственных граждан, а Швейцария — единственное государство, которое проводит эвтаназию нерезидентам.
«Я хочу иметь возможность рассмотреть разные варианты, и чем у меня больше вариантов собственной смерти, тем, я думаю, я более к ним могу подготовиться. Это такая иллюзия контроля, — рассуждает Галя. Она пришла на встречу, чтобы специально поговорить об эвтаназии. — С другой стороны, если моя дочь, мой муж скажут: “Я бы хотел уйти таким образом”, мне еще потребуется время, чтобы как-то принять эту информацию».
Другой участник, Юра, не совсем согласен с идеей о том, что эвтаназия создает иллюзию контроля: «Мне сразу вспомнились слова Воланда из “Мастера и Маргариты” о том, что человек смертен, но это было бы еще полбеды: весь фокус в том, что он внезапно смертен. И лично я думаю: вот, я хочу, чтобы меня кремировали, а не просто захоронили, а вдруг я сейчас выйду на улицу, меня собьет машина — и все, и я даже никому не успел сказать, что я хочу так-то и так-то. Ну, а если бы у меня был план эвтаназии — всё, опередили. Кое-кто другой сделал мне эвтаназию, скажем так. И вот все эти планы могут разбиваться о то, что человек внезапно смертен».
Тему о различии в отношении к эвтаназии применительно к себе и к другим развивает Ярослав: «Я себя ловлю на том, что думаю об эвтаназии применительно к себе. Но где тут отличие от мыслей о самоубийстве? Думаю, оно в том, как я отношусь к чужой эвтаназии. Вот если придет мама и скажет: “Я устала, постоянные боли, не справляюсь — хочу, чтобы мне помогли уйти”, — и я восприму это как ее право, приму это. Значит, я правда готов рассуждать об эвтаназии».
Участница Яся придерживается совершенно других взглядов на проблему: «Я никогда не думаю про эвтаназию, потому что я верю, что когда придет мое время, меня там святой Петр с ключами встретит. Но в целом я считаю, что человек вправе задумываться об этом и планировать».
Среди участников был и абсолютный противник эвтаназии — Андрей. Он приводит в пример историю Лидии Мониавы — главы хосписа «Дом с маяком». Она взяла под опеку одного из пациентов — паллиативного больного и жила обычной жизнью: ездила с ним в парки, на море. «Можно посмотреть, как изменилось лицо Коли, у него глаза даже по-другому загорелись, — говорит Андрей. — И вопрос: что было бы, если бы не было этого хосписа и кто-нибудь этого мальчика кольнул? И он бы не увидел всего этого. Бог дал нам эту жизнь — Бог ее забирает. А в наших силах сделать эту жизнь настолько прекрасной, насколько мы хотим для себя. Мое мнение — если я, образно говоря, стану “овощем”, очень важно до этого момента найти человека, который сможет тебя сопроводить, сделать твои последние моменты яркими. Будет круто, если найдется человек, который привезет меня на море. Я буду лежать там и не двигаться, а он будет развлекаться. И я буду думать: круто, что он надо мной не плачет. И какого хрена кто-то будет распоряжаться моей жизнью?»
Его тему развивает Леонард: «Есть более яркий пример: Стивен Хокинг. Казалось бы… Но человек творил науку. С одной стороны, может показаться: я стал человеком с ограниченными возможностями, у меня Альцгеймер, я родился каким-то не таким, обременяю других людей… А в некоторой степени для матери, у которой сынок-инвалид или для жены является великой радостью помогать жить своему близкому. И когда такой человек умирает, люди тоже горюют».
«Свет закончился, кина не будет»
Влад задает вопрос: «Кто какого мнения придерживается: есть ли жизнь после смерти?» Ему отвечает Леонард, вспоминая древнегреческую философию, потому что его убеждения базируются на эпикурейской мудрости: «Когда смерть наступает, тебя как субъектности уже нет, поэтому столкнуться со смертью лицом к лицу невозможно в силу того, что ты перестаешь быть. Для меня смерть означает окончание чего-либо для человека. Смерть — самая последняя возможность, которую может реализовать человек. До того как он умер, он может стать кем угодно, купить что угодно, заняться сексом с кем угодно, но смерть — это та черта, после которой все возможности исчерпываются. У нас неотъемлемым правом считается право на жизнь. А вот можно ли посмотреть сквозь призму нашей культуры на смерть с такой же позиции: имеет ли человек право на смерть?»
Про жизнь после смерти высказываются полярные мнения – есть те, кто верит в реинкарнацию, те, кто хотел бы верить, и те, кто считает, что после смерти «просто погаснет свет».
«Я вижу то, что будет после смерти, не как такую картинку, что я ребенок в роддоме, который орет: “Аааа, я снова живу, нееет!” Я воспринимаю себя как набор молекул, клеток, атомов, энергия внутри меня, и для меня жизнь после смерти — это та жизнь, которая с помощью моих разложившихся клеток появится. Цветочки, червячки меня поедят и создадут новых червячков. Я умру — а после меня будет биоразнообразие жить, цвести и так далее. Свет закончился, кина не будет — вот так я воспринимаю смерть», — размышляет Юра.
С ним согласна Галя: «Уникальное сочетание живого и мертвого мы зовем жизнью. Я пока не нашла подтверждения того, что я только тельце. Поэтому у меня есть реинкарнация, а значит, я не могу умереть, а значит, я вообще могу делать что захочу».
В «СПИД.ЦЕНТРе» мероприятия Death Cafe будут проходить ежемесячно. Следующее запланировано на 27 мая, в 19:30. Наш фонд находится по адресу: Москва, ул. Нижняя Сыромятническая, 10с7, 1 этаж.
Фото автора
