«Здоровый человек никогда не добьется такой палитры». Как подопечные психоневрологического интерната покорили соцсети своими картинами

«Все наши художники — одно большое созвездие»

— Расскажите о ваших художниках. Как они жили, чем занимались до ARTPNI9?

— Это очень разные люди, разного физического и ментального возраста. Есть 60-летние мужчины с развитием четырехлетнего ребенка. Есть люди практически интеллектуально сохранные. У большинства — непростое прошлое, без семьи, выходцы из детских домов. Есть бывшие учителя, воспитатели, ученые. Как к нам попадают педагоги? Я их истории не изучала, но знаю, что их в нашем ПНИ довольно много. Думаю, это правда, что у них тяжелая работа. Кто-то из наших особенных художников получил психоневрологическое заболевание в результате травм. В общем, судьбы у всех разные, но объединяет всех одно: они самовыражаются через искусство. В арт-проекте задействованы 98 художников, всего в ПНИ-9 живут более тысячи человек.  

— Есть ли среди них звезды? 

— Все наши художники — одно большое созвездие. У нас тысячи подписчиков в соцсетях, у видеороликов — сотни тысяч просмотров. И звезды, конечно, есть. Например, Илья Тентлер. Это наш стиляга. Он всегда следит за внешним видом, усы свои стрижет по последней моде, кулончики, фенечки себе подбирает. Эта же любовь к стилю сказывается на его работах, на подборе цвета, линий и форм. Он чаще рисует животных: котов, лис.

Или Саша Борисов, выходец из детского дома. Он прекрасно танцует, вообще очень артистичный человек. Увлекается театром, поэзией. Естественно, все это находит отражение в его картинах. В его работах есть особенность: все объекты на картинах — круглые: и дома, и облака. Видимо, в жизни было много острых углов, теперь он их избегает.

Еще одна звезда — Сергей Панов. Он слабослышащий, немой. Всегда улыбается, всегда на позитиве. Он очень физически ловкий, жонглирует, показывает фокусы с мячиком. Сережа делает такие портреты, это фантастика! Его картины можно сразу узнать по манере рисовать нос и уши. Я считаю, это гениальный портретист. А как он работает за мольбертом — это уже само по себе картина. То губу прикусит, то кончик языка высунет, и все время в улыбке!

Наш арт-проект признан в художественных кругах. Например, мы делали выставку под названием «Простые вещи» в центре современного искусства «Винзавод». Центр наши картины приобрел. «Винзавод» предоставил нам целевую сумму на рамы, мольберты и краски.

«Наша работа делает особенных людей более заметными»

— Что арт-проект дает вашим подопечным?

— Это окно в мир для таких людей. Во-первых, творческое воображение раздвигает рамки привычной картины, достаточно закрытой. Во-вторых, это живые, настоящие контакты с внешним миром за стенами ПНИ. В-третьих, наша работа делает особенных людей более заметными.

Недавно спонсоры помогли нам приступить к созданию своего календаря. Мы назвали его «Чудесные истории». С картинами проблем нет — у каждого нашего художника есть солидное портфолио. Наоборот, пришлось думать, как побольше работ разместить на каждой из 12 страниц. Уместили при помощи коллажной техники. И в центре внимания — не только искусство. Одна из страниц посвящена донорству, вернее, работе Фонда «Центр развития донорства костного мозга».

Какие чудесные истории? Мы подарили две наших картины дрессировщику Аскольду Запашному. Два портрета — Аскольда и его брата Эдгарда. Аскольд проникся и приехал к нам в интернат — вот, пожалуйста, мостик в реальность. Мы с Аскольдом провели кулинарное мероприятие — делали канапе вместе с нашими ребятами, которые ходят в поварскую студию, учатся готовить. Аскольд учил наших художников жонглировать. Руководство цирка пригласило наших художников на новую программу «Балаган». Эта история нашла отражение в нашем календаре.

Так изобразительное искусство соединяет нас с миром в разных сферах. Это очень хорошая инклюзия через картины. Ребята, которые живут в психоневрологическом интернате, приходят на свои выставки в качестве творцов. Приходят в галстуках-бабочках, девочки — в нарядных платьях, с накрашенными губками. И там они представляют свои картины. В их набор идентичностей добавляется еще одна — профессиональная. Это дает нашим художникам чувство собственной значимости, чувство нужности миру.

Арт-терапия — это лечебная практика практически без побочных эффектов. Ею можно заниматься даже с болезнью Паркинсона в анамнезе. У нас есть серия рисунков под названием «цветомузыка». Эти необычайной красоты работы создала пожилая женщина, которая рисует трясущимися руками.

Еще один эффект — цветотерапевтический. У нас есть парень, который рисовал сначала только простыми карандашами и боялся красок. Сейчас в его творческой палитре — уже пять цветов.

Плюсом можно считать и целенаправленность. Мы уже учимся рисовать по темам. Например, готовимся к выставке в парке «Моя Россия — моя история». Тема — «Герои Отечества». То, что мы рисуем на заданные темы, — это прогресс. Каждую тему нужно подолгу прорабатывать. У нас уже были выставки, посвященные космосу и работе пожарных, подготовка занимала примерно год в каждом случае.

Темы мы выбираем вместе, с нашими художниками я разговариваю как со взрослыми. Слушаем с ними лекции, смотрим фильмы — многое для них в новинку, например, кто-то мог ничего не знать о героях Отечества. Вокруг арт-студии вертится огромный информационный пласт, чтобы ребята понимали, что и зачем делают.

«Мы там — первые гости»

— Есть ли какие-то ментальные особенности, которые мешают раскрыть талант художника?

— Есть люди, у которых есть предрасположенность к искусству, у них как бы само собой получается. А есть, к примеру, братья-близнецы, Дима и Сережа, видео с которыми набирали 20 млн просмотров. Они абсолютно не могут рисовать по теме. Они рисуют только маленькие-маленькие кружочки. Часами могут над ними трудиться. Какой выход? Мы передаем их картину с кружочками другому художнику, и он превращает эти кружочки в землянику, например. Братья за этим наблюдают и хлопают в ладоши — по развитию они примерно четырехлетки. Нужно видеть их радость и их интерес!

На что здесь стоит обратить внимание? Люди с разным уровнем развития общаются, поддерживают друг друга ради общей цели, общего результата.

Мы потихоньку свой опыт начинаем масштабировать. В первую очередь стараемся стать более заметными. У нас налаживается контакт с Общественной палатой, с цирком на Фонтанке. Внутри интерната наша арт-студия отлично взаимодействует еще с одним мощнейшим проектом — «Школа Взаимопомощи». Наши выставки всегда привлекают прессу. Ребята из нашей арт-студии дают интервью. Это повышает их самооценку, они видят, что интересны другим людям.

Я действительно хочу вывести наш арт-проект на новый уровень, чтобы показать миру особенных людей. Их искусство уникально. Оно не похоже на работы тех, кто ему обучался, кто владеет какими-то правильными приемами. На картинах особенных художников — диспропорции, абсолютно космические сочетания цветов. Здоровый человек никогда не добьется такой палитры. Хочется написать биографии наших художников.

Но не все готовы принять эту информацию, и зачастую мои письма в разные организации с предложениями о сотрудничестве оказываются в корзине. Мне кажется, это элементарный страх перед возможными проблемами. Ведь придут особенные люди, а у нас картины под стеклом, как бы чего не вышло...

А те, кто не побоялся и начал с нами работать, получает огромное удовольствие. Есть у нас в Красном Селе небольшое кафе. Мы напросились туда в гости. Первый раз нас со скрипом пустили. А теперь мы там такие танцы устраиваем, так поем, чокаемся компотами! В общем, сейчас мы там — первые гости.

В этом же кафе мы нашли новую тему. Его хозяин — бывший пожарный. Он попросил нас нарисовать картины на «пожарную» тематику, чтобы украсить стены заведения. Результат превзошел ожидания, сейчас эти картины находятся в музее МЧС.

— Как общество относится к вашим подопечным, к людям с ментальными особенностями?

— Иногда мне попадаются материалы в СМИ о каком-то нетерпимом отношении к ним. Но в моей практике такое было лишь один раз. Мы были в одном государственном музее, уточнять я не хочу. Ребята и девочки пришли туда не самые тяжелые, но странные с точки зрения обычного человека. Например, Катя могла кружиться на месте со словами «Ой, какие прекрасные картины». У Жанны свои взгляды на макияж, у нее губы были по-особому накрашены.

И нас в непререкаемой форме попросили удалиться из музея, чтобы не пугать иностранных туристов. Ребята расстроились, я их успокаивала байкой, что мы торопимся на обед, не рассчитали по времени и так далее. Было очень неприятно. Я написала руководству музея, но перед нами даже никто не извинился. Такой случай был всего один.

Была и обратная ситуация. У нас сломалось такси, мы ехали в автобусе по нашему маленькому Красному Селу. Наши ребята начали петь песни. Им подпевал весь автобус. В общем, была такая веселуха с аплодисментами! Ребята кричали: «Мы из ПНИ 9! Мы из интерната!». Народ аплодировал стихам, песням — получился целый концерт! Поэтому про нетерпимое российское общество я готова поспорить. Думаю, мы уже доросли до этого уровня. Мы принимаем особенных людей. 

Почти невидимки

— Насколько ваши подопечные видимы для общества? 

— Стоит признать, что наши подопечные остаются по большей части незаметными. Социальное просвещение по поводу особенных людей у нас на минимуме. У меня вышла серия роликов про «типичных особенных» ребят. Про парня, который думает, что он беременный. Про вегетарианца — «владельца Вселенной». Про Артура, который верит, что он живет в замке и «женат на Ани Лорак». Конечно, эти ребята не могут сидеть в общей очереди, скажем, к стоматологу. Это ведь кошмар и ужас для обычных людей. Такие ребята очень активны, говорят всегда только о своих историях. Например Артур часто думает, что Филипп Киркоров может увести его, Артура, жену  — Ани Лорак, пока он в психоневрологическом интернате. Он может увидеть Филиппа Киркорова в соседях по очереди за билетами в музей. Да, есть такой контингент, с которым можно работать только в психоневрологическом интернате— для его же безопасности и безопасности тех, кто может быть рядом. Работать с такими подопечными могут только профессионалы — медики, психиатры.

Цель роликов — рассказать об особенных людях. Что это может быть пожилая бывшая учительница, которая до сих пор помнит стихи из школьной программы. Но это может быть и парень, который в силу своего состояния навредит себе или окружающим — и в музее, и в подъезде, в общем, за пределами психоневрологического интерната...

 

— Ваш арт-проект отличается производительностью, работ много. Хватает ли вам материалов?

— Нет. Нам приходится постоянно что-то придумывать. Мы перекрашиваем готовые холсты, хоть и очень жалко. Мольбертов на всех не хватает. Те, что есть, нам подарили. Рам для картин тоже мало. Ведь что такое выставка? Это холст, это рама, это паспарту. Мольберт стоит три тысячи рублей, рама — столько же, паспарту — около тысячи. Я не говорю о красках, один тюбик может и 800 рублей стоить. А на выставке — 15 картин. При этом подарки от подписчиков в соцсетях мы получаем не так часто.
Однако творчество спасет мир. И пусть нам всего не хватает, нас это не останавливает.