Почему брать интервью у «скопинского маньяка» — это зло? Колонка Алены Поповой

Новости23 March 2021

По просьбе «СПИД.ЦЕНТРа» юрист и соосновательница сети взаимопомощи женщин «#ТыНеОдна» Алена Попова написала колонку о том, почему интервью Ксении Собчак со «скопинским маньяком» — не исследование добра и зла, а зло само по себе.

Прежде чем написать этот текст, я говорила с Катей Мартыновой (сильнейшей личностью, которая, пережив весь ужас сексуального рабства у Мохова, говорит публично об этом преступлении) и с Юрием Мирановичем Антоняном (российским ученым-правоведом, специалистом в области криминологии, психиатрии и юридической психологии, доктором юридических наук, профессором, полковником полиции). Я читала разные точки зрения о совместимости свободы слова и ограничениях для маньяков и преступников для появления их прямой речи в СМИ. Утром сегодня мне в Insagram написала мама двух школьниц, проживающих в городе Скопин, где живет Мохов. Она ужасалась тому, что ее дочерям приходится проходить мимо его дома, потому что «мне дико страшно за них», сообщила мне она. Я представляю, как ей страшно там. Мне, извините, страшно здесь, в Москве. За всех страшно, кто женского пола. Когда мы делали фильм с Катей Мартыновой про необходимость защитных мер для жертв насилия, когда их насильники выходят на свободу, я спрашивала Катю, стоит ли мне переживать, что она в Москве и он в Москве. 

Давайте это обсудим. Я-то считаю, что дискуссии полезны всегда, но именно в этом случае я даже не представляю, какие могут быть иные мнения.

Раскладываю по полочкам (спасибо моей коллеге-адвокату Ольге Гнездиловой и «Правовой инициативе», а также всем коллегам, кто помогает защищать жертв насилия): помимо реального срока лишения свободы на 16 лет и 10 месяцев, Мохову было назначено ограничение свободы, а именно: установлен запрет на посещение массовых мероприятий в течение 6 лет после освобождения. 3 марта он вышел на свободу, а 23 марта вышло его интервью Ксении Собчак, где он сказал, что и секс любит и что вообще он готов помочь Елене зачать еще ребенка и вообще, как он выразился, «заняться Леной». То есть по закону он нарушил запрет — раз, два — допустил прямую угрозу, и вообще это приготовление к изнасилованию. На фоне запросов моих коллег и депутата Оксаны Пушкиной в СК глава СК Бастрыкин поручил провести процессуальную проверку интервью маньяка. 

Преступление, которое совершил Мохов, тяжкое, насильственное, в отношении несовершеннолетних, вообще не могут быть преданы огласке преступником, и преступник вообще не может публично рассказывать о том, что и как он делал с несовершеннолетними. Судебные заседания по таким делам являются закрытыми. Кате и Лене на момент совершения преступления не было 18 лет (14 — Кате и 17 — Лене). Сами Катя и Лена могут рассказывать о том, что с ними случилось, со стороны переживших насилие, понимая, что именно в отношении себя они хотят сделать публичным, а что — нет. Но не маньяк. Он не может смаковать подробности преступлений. Никак. Это нам уже и так четко разъясняют существующие в РФ законы.

Когда я училась на журфаке МГУ, нам постоянно говорили, что свобода — это помимо того, что необходимость, еще и ответственность, особенно свобода слова, ибо СМИ — это 4-я власть. Являются ли нарушением свободы слова соблюдение законов о защите жертв насилия от ретравматизации и защите всего общества от появления базы фанатов у манька? Да вот нет. Не является. Свобода слова предполагает, что журналист несет персональную ответственность за любое последствие после интервью со «скопинским», например, маньяком. А он уже активно ищет контактов с Катей, например. Пытается на нее всячески выйти. Плюс у него уже появился последователь, о чем сообщила Анна Левченко («Сдай педофила»). Готовы ли все журналисты, которые устроили маньяку бенефис, включая Ксению, 24 часа, 7 дней в неделю и 365 дней в году отвечать за все действия Мохова на свободе, чтобы этот бенефис не привел к новым жертвам? 

Свобода слова (которую я считаю одной из важнейших ценностей) — это еще и четкое соблюдение этики. Этика по отношению к жертвам насилия не бывает новой или старой. А то у нас повадились называть защиту жертв преступлений «новой этикой». Что нового в том, что пережившие насилие должны быть защищены? Что нового в том, что маньяку, совершившему тяжкие насильственные преступления, не должны устраивать звездный час?

Много вопросов о материалах Саши Сулим об «ангарском маньяке», о сериале про Чикатило, и вообще, многие пишут, «а не запретить ли тогда “Преступление и наказание”». Вы о чем? «Ангарский маньяк» осужден на пожизненное. И материалы Саши как раз говорят о том, что за совершение таких преступлений человек обречен сидеть в заключении. Чикатило вообще был расстрелян, а «скопинский маньяк» вышел; говорят, получает гонорары за свой бенефис и транслирует активно мысль, что он обожает секс и вообще ему нужно, как он заявил, «все и сразу». Разве можно сравнивать эти случаи? 

Прямая речь маньяка — это сигнал всем таким же людям, возможным его последователям, что нет ничего страшного в том, чтобы насиловать несовершеннолетних более 1000 раз, потому что ты отсидишь на налоги граждан России 17 лет, выйдешь, тебе еще и денег дадут, и звездой сделают. Такой вот социальный лифт для маньяков с помощью СМИ.

Я говорю Юрию Мирановичу Антоняну: а вот Вы, как известный специалист и криминолог, который общался с Чикатило, считаете, что можно давать слово маньяку? И Юрий Миронович отвечает: да ни в коем случае, Вы что! Ни в коем случае!

У меня все.

Этот материал подготовила для вас редакция фонда. Мы существуем благодаря вашей помощи. Вы можете помочь нам прямо сейчас.
Google Chrome Firefox Opera