Эта конференция, я очень на то надеюсь, изначально задумывалась для того, чтобы пригласить к диалогу обе стороны, от которых зависит то, как вопрос ВИЧ-инфекции будет развиваться в нашем регионе. Представителей государства: врачей, чиновников и Гражданское Общество: активистов, сотрудников НКО и просто неравнодушных людей. Но хотя обе стороны и присутствовали в одном пространстве, взаимодействия между ними так и не случилось. Никакого диалога не произошло. И за тем, как его не происходило, я с сожалением наблюдал все три дня.
День первый
Непонимание, а может быть и нежелание понимать друг друга, пропитывало мероприятие с самого начала. На церемонии открытия, Ольга Голодец говорила о “прорывных успехах” в вопросах лечения и профилактики ВИЧ-инфекции, а в ответ на ее слова из зала поднялись люди, в футболках с надписью “СТОППЕРЕБОИ”. Она, видимо не разобрав надписи без очков, назвала этих людей “волонтерами-медиками”.
Затем, на первом пленарном заседании, Тим Мартино, заместитель Исполнительного директора Объединенной программы ООН по ВИЧ/СПИДу по программным вопросам, выступил с презентацией о текущем состоянии региона по версии UNAIDS. Он напомнил об эффективных мерах профилактики, которые могли бы помочь России приблизиться к достижению целей 90-90-90. Указал на то, что Россия одна из немногих стран, которые по-прежнему не придерживаются рекомендации ВОЗ начинать лечение сразу, не дожидаясь падения иммунного статуса.
Презентация Мартино вызвала недовольство у Геннадия Онищенко, являвшегося сопредседателем заседания. Он пожаловался на то, что Россия на всех слайдах Мартино “какого-то мочевого цвета”, заявил, что все не так плохо, как хотят представить “товарищи из UNAIDS”, а также сказал: “Мы вторглись в геном человека, а вы предлагаете нам обрезание, как какое-то откровение в профилактике!”. Другие методы профилактики из презентации Тима, Онищенко предпочел не комментировать.
В перерыве мне удалось урвать пару минут времени Тима Мартино и задать ему два вопроса, наиболее волновавших меня:
Скажите, как вы считаете, мы полностью просрали возможность достичь 90-90-90 в срок, или остается пока хотя бы призрачный шанс для России сделать это?
Основная проблема России заключается в том, что хотя вам удалось добиться повышения количества людей, знающих свой статус, все еще очень немногие из них охвачены лечением и достигли неопределяемой вирусной нагрузки. Этот пробел между первой и остальными целями и составляет наибольшую сложность в вашем регионе. Без прицельной работы над этим, достичь поставленной цели, разумеется, невозможно, потому что не получающие лечения люди и те, чья вирусная нагрузка подавлена не полностью, остаются способными передавать вирус и способствуют, таким образом, распространению эпидемии. Но я считаю, что при правильном руководстве и должном внимании со стороны профессионального сообщества и общественности, вы все еще можете достичь 90-90-90.
Как вы считаете, возможно ли достичь этих целей без внедрения программ ДКП?
Безусловно, доконтактная профилактика (ДКП) не является единственной мерой противодействия росту темпов эпидемии, и Россия может далеко продвинуться в этом вопросе и, не прибегая к ее помощи, но наш опыт, опыт Лондона, Сан-Франциско и других городов доказал, что внедрение ДКП позволяет стремительно снизить прирост новых случаев. Особенно среди мужчин, практикующих секс с мужчинами и потребителей инъекционных наркотиков.
И хотя слова господина Мартино и должны были внушить мне некоторый оптимизм, его озабоченный вид, да и слайды из его доклада, собственно, заставили меня думать, что не будь это интервью под запись, ответ на мои вопросы, вероятнее всего, был бы другим.
После перерыва, в различных залах начались параллельные сессии. Я выбрал ту, что была посвящена проблеме профилактики ВИЧ среди секс-работников. На ней, в полупустом зале, активисты организации “Серебряная роза” обсуждали наиболее важный для профилактики среди секс-работников вопрос. Необходимость декриминализации этой профессии и борьбы с произволом сотрудников МВД. Но красивая презентация и пламенные речи активистов, среди которых были и действующие секс-работники, не побоявшиеся открыто заявить об этом, вряд ли оказались услышанными. Потому что в зале, где эта сессия проходила, не было ни одного представителя власти. Только гражданское общество, коллеги из других НКО, да пара врачей. Диалога не получилось.
День второй
Во второй день конференции, я решил целиком и полностью посвятить себя сессиям по лечению и профилактике ВИЧ среди людей, употребляющих ПАВ (психоактивные вещества). Их оказалось аж целых четыре подряд. Просто у нас в России, по разным подсчетам, до 72% всех потребителей инъекционных наркотиков являются ВИЧ-положительными, и именно проблема профилактики среди наркопотребителей была, и по прежнему остается, основной и наиболее сложной. Я отчего-то наивно полагал, что за эти 6 часов мне расскажут что-нибудь, чего я не знаю.
Первые три часа, заседали врачи, обсуждали лечение и сохранение приверженности к терапии у пациентов с зависимостью. Основная масса докладов была скучна и, в целом, вторила главным идеям текущей российской наркополитики. Лейтмотивом встречи стали слова “принудить”, “контролировать” и “запрещать”. Только доклад зав. кафедрой медицинской психологии Казанского государственного медицинского университета, Владимира Менделевича, приятно выбился из общей картины. Его идеи о либерализации наркополитики и отказе от наркологического учета стали для меня глотком свежего воздуха, который только подчеркнул общую отравленную атмосферу, царящую в этом зале. Я понял, внезапно, что из всех присутствующих, возможно лишь один Владимир Давыдович видит в наркопотребителях прежде всего людей, а уже затем пациентов.
Моя догадка подтвердилась, когда следующие лекторы снова сосредоточились на запретах, а Евгений Крупицкий, выступавший последним, даже попытался убедить аудиторию, что применение имплантируемых форм налтрексона, по своей эффективности и комфорту для пациентов, равноценно комбинации налоксон/бупренорфин, используемой в некоторых западных странах в качестве заместительной терапии. В то, что болезненная и оставляющая шрамы операция по вживлению в брюшную стенку лекарства, может быть столь же комфортной, как таблетки с бупренорфином, верится, конечно, с трудом. И как оказалось, не мне одному. По итогам сессии и вопросов, к микрофону поднялся, до того незаметно сидевший в зале, Мишель Казачкин. Он сказал: “Очень жаль, что российская наркология, имея такие потрясающие ресурсы и возможности, вынуждена идти на поводу устаревшей наркополитики. Жаль тех людей, которые лишаются из-за этого возможности получить адекватную помощь”. На этом сессия и закончилась.
Следующие два заседания, по прежнему посвященные людям, употребляющим ПАВ, должны были проходить уже с членами гражданского общества в качестве заседателей. Но тут повторился вчерашний фокус. Гражданское общество активно присутствовало и на своих сессиях, и на заседаниях врачей. А вот глубокоуважаемые представители медицинского сообщества, после окончания своих презентаций, не посчитали нужным задержаться. Две сессии гражданского общества, снова, проходили в полупустом зале. На них говорили о важных вещах, и в первую очередь, о заместительной терапии. Было сказано, что это понятие, столь яростно дискредитируемое и отрицаемое отечественной наркологией, может стать ключевым в вопросе профилактики ВИЧ-инфекции среди наркопотребителей.
Почти три часа с трибуны кричали о практике введения заместительной терапии в других странах и о необходимости ее применения у нас. Только к чему были все эти крики? Впрочем, я у них так и спросил. Подошел к микрофону, представился и поинтересовался, понимают ли сидящие здесь, что пока не изменится наркополитика на самом верху, не будет у нас ни снижения вреда, ни заместительной терапии? Что пока наши наркологи будут считать, что пациентов можно приковывать к батареям, эти люди так и будут оставаться в глазах общества существами второго сорта, недостойными того, чтобы кто-то думал об их интересах. Мой вопрос отклонили, не посчитав его достойным ответа, но я был рад, что эта сессия закончилась именно им. Ведь кто-то же должен был об этом спросить! Кто-то из тех, кто сидел на сессии должен был высказать эту, витавшую в воздухе с самого начала, мысль.
День третий. Итоги.
Мне очень понравились слова, сказанные на одной из встреч, Советником Евразийской Ассоциации снижения вреда, Дарьей Матюшиной: “Просто не нужно постоянно пытаться изобретать велосипед или искать какой-то особый путь. У нас уже есть все эффективные инструменты профилактики. Нужно просто дать нам ими пользоваться.”
Но именно в этом и была вся проблема. Чем больше сессий я посещал, тем сильнее укреплялся в понимании того, что хотя мы все и пришли на одну конференцию, на самом деле, конференций проходит две. На одной, живые люди: гражданское общество, активисты из разнообразных НКО, которые видели эпидемию, знают ее изнутри и отлично понимают, что надо с ней делать. А на другой куклы: врачи, чиновники, погрязшие в бесконечных бумагах и не выходящие мыслями дальше своих кабинетов, которые называют долутегравир "ингибитором протеазы", а верность – лучшей защитой от ВИЧ. А еще, духовенство, приглашение которого окончавтельно превратило мероприятие в цирк, из-за их попыток перенести разговор об эпидемии ВИЧ в плоскость морали.
И на той, второй конференции, конференции кукол, где священники обещают не допустить "убийственной практики заместительной терапии", чиновники говорят о профилактике среди подростков, запрещая слово “презерватив”, а врачи громко спорят об успехах в то время, как во многих регионах все еще не хватает таблеток – на этой конференции никто не хочет слышать об опыте НКО. О гражданском обществе. О живых людях. Им там комфортнее со своей аккуратно причесанной статистикой, с сухими цифрами, за которыми они никогда не увидят реальных жизней. Для них, эпидемия существует лишь на бумаге, а все это мероприятие – только реверанс в сторону мирового сообщества. Попытка продемонстрировать, что здесь, в России, проблемы ВИЧ/СПИД тоже “обсуждаются”. А большего им и не надо.
Но я бы не сказал, что для нас, представителей гражданского общества, конференция была бесполезной. Нет, наоборот, она служила важнейшей цели и цель эту выполнила. Мы в очередной раз убедились в том, что от государства, мы никакой помощи не дождемся. Что наши чиновники горазды лишь совещаться, и хорошо бы им это совсем запретить, потому что на своих совещаниях они рождают законопроекты вроде того, что рискует оставить нас без всех американских лекарств. Мы никому здесь не нужны. А значит, нам предстоит искать помощи в другом месте. И мы ее отыщем, для вас, потому что знаем, что на кону реальные жизни. Потому что в нашем мире, эпидемия – реальность, а не столбики в табличках Excel.
