Общество

«Война миров». Антон Красовский – об американском и российском кино

1804

Почему "Оскар" получают все эти "Зеленые книги", "Эрин Броккович", "Филадельфии" и прочие "12 лет рабства", "Милки" и "Миллионер из трущоб". Потому же, почему русские с такой упоитоельной маниакальной настойчивостью снимают и смотрят все эти "Сталинграды", "Панфиловцев" и "Т-34". Это все кино про войну. Только у нас разные войны.

Русская война – это война силы. Бури и натиска. Война за сопки, за рощи, за редуты, за блиндажи. За незнакомые поселки. За Родину в ее самом обыденном географическом смысле слова. И за Родину в ее самом хтоническом – племенном – значении. За темную ночь, за печурку, за люльку, за синий платочек. За Катюшу.

Русская война – война победы батальонов, полков и армий. Русская кинематографическая война – это всегда война победы, хоть в жизни все было и иначе.

Война американская – это война одного маленького хорошего человека над самым жестоким и хитрым противником. Над сообществом маленьких хороших людей. Харви Милк борется с целой группой кудрявых крашеных домохозяек. Эрин Броккович – с толпой работяг. Эндрю Беккет из "Филадельфии" – с собственными друзьями, партнерами, богатыми, противными, но в общем простыми парнями, прошедшими наверняка 2 войны, ставшими адвокатами и теперь просто боящимися за себя и за свои семьи.

Американская война – война малого с большим. Где малое меньше, но не менее важно, чем большое. Это война равенства жигулей перед бентли. Просто потому, что оба автомобиля – участники одного дорожного двидения. Одной жизни.

Американская война – это война Нового и Старого заветов. Война, где победа может настичь героя уже в гробу. И именно поэтому победа будет ценна вдвойне, а гроб героя станет местом паломничества.

Это война за души, а не за пущи. За сердца, а не за отца. За право быть другим, а не за право убить другого.

Обе системы дидактичны, каждая учит, приводит примеры, заставляет сопереживать.

Русские все чаще фыркают, узнавая решение киноакадемиков. Американские киноакадемики не замечают русский мейнстрим. Русского мейнстрима нет в мировом кинематорграфе. И это не дискриминация. Просто это второсортное бессюжетное кино.

В сущности все оно напоминает "Властелина колец" с чудовищной графикой и без линии Фродо. Сражения, баталии, гоблины, эльфы, волшебные огни, летающие собаки и ни одного маленького гордого человека, который и спасет мир.

Наверно поэтому в дни, когда Америка обсуждает трагедию мальчиков в имении Майкла Джексона, и плачет вместе с ними – выросшими – на шоу Опры, мы узнаем, что вот одна мать ушла в гости на неделю, бросив трезхлетнюю дочь, которая в результате ела стиральный порошок и умерла от обезвоживания. А другая бросила дочь в запертой квартире и ее чудом спасли соседи. Ибо ни опека, ни полиция не захотели ничего с этим делать.

Потому что ценность маленькой жизни, замеченная наверное впервые именно русскими писателями XIX века, утрачена в этой монументальной. грузной и грустной России. Есть только ценность массового героизма, движения, подавления. Ценность большинства.

Огромность тут важнее искусности. Сила нужнее таланта.

Страх нужней любви.

Поэтому премьер-министр поздравляет людей с национальным праздником фотографией безлюдного пейзажа. И поэтому же русскую делегацию на Комиссии ООН по положению женщин возглавляет Леонид Слуцкий.

Россия, видимо, – единственная страна, чью делегацию там возглавляет мужчина, да еще и обвиняемый в домогательствах к женщинам.

Этот материал подготовила для вас редакция фонда. Мы существуем благодаря вашей помощи. Вы можете помочь нам прямо сейчас.
Google Chrome Firefox Opera