СПИД.ЦЕНТР с разрешения Международной гуманитарной организации «Врачи без границ» републикует рассказ их сотрудника Татьяны Котовой, недавно вернувшейся из Ирака. Она вспоминает об особенностях медицинской помощи в горячих точках и обычаях местных жителей.
Мы уже сложили контейнеры с медикаментами, расселись, готовились к отъезду на базу. Четыре бессмысленных часа на жаре, и вот, наконец-то, можно дышать – в машинах кондиционеры. Пока я пишу сообщение оператору, военный джип с красным полумесяцем выворачивает из-за Стены, пыльно тормозит перед нашей скорой. Сержант-фельдшер машет из окна – стойте.
Татьяна Котова. Фото: «Врачи без границ».
- Спроси, что там у них, - обращаюсь я к коллеге.
Тот отстегивает ремень, вываливается обратно в пекло из прохладной машины.
Торопится после короткого разговора:
- Он говорит, у них там женщина с сильным ожогом. У них вообще медикаментов никаких нет. И сюда они не могут ее привезти – это в паре километров от буферной зоны. Им родственники через Канал передали – просят помощи.
- Так мы-то как туда попадем?
- Он говорит, они разрешат. Там безопасно, они гарантируют. Нам можно. До Канала здесь всего пара километров от Стены. Женщина молодая, дети у нее. Она умрет. Родственники очень просят.
Киркук, Ирак. Лагерь для внутренних переселенцев Laylan camp и мобильная клиника в Tuz Kurmato. Фото: Ahmed Sami/MSF, 2016 год
Нам можно. Получаю разрешение и инструкции от начальства. Передаю на базу, что у нас пациент и выезд откладывается.
Едем вчетвером.
Нам-м-м-о-о-ж-н-ааа… Два разухабистых военных километра между Стеной и Каналом – к буферной зоне.
Та сторона – территория боевиков, с которыми с переменным успехом уже не один год воюют несколько армий. Эти километры между защитной бетонной Стеной и Каналом здесь называют буферной зоной, линией фронта. Через Канал вброд с той стороны приходят вынужденные переселенцы, которых мы со скорой встречаем у Стены. О беженцах нам обычно заранее сообщают военные. Сегодня тоже был такой звонок, но что-то не сработало – прождали напрасно, никто оттуда не вышел. Впрочем, теперь уже не кажется, что напрасно. За Стену в буферную зону нас обычно не приглашают – случай исключительный.
Оставляем машину, медиков с медикаментами в разбитом медпункте у военных, и идем с моим иракским коллегой и фельдшером к Каналу – лезем вверх на защитный вал, спускаемся вниз к броду. Столько раз меня одолевало любопытство побывать за Стеной, и вот – Канал, та сторона. Видим с вала полуразрушенную деревню, сожженную технику, воронки, гражданских.
У брода оживление. Я не сразу понимаю, что происходит: с той стороны летят пластиковые свертки, и отсюда туда тоже что-то перебрасывают. Иногда обмен происходит посередине, прямо в воде. Торговля! Вот это да. Оттуда передают деньги, а отсюда - банки Кока-Колы, сигареты и прочие радости, недоступные по причине блокады. Война-войной, а рынок-рынком.
- Спроси, где пациентка. Нам через Канал надо, или что?
- Он говорит, нам через Канал нельзя. Братья принесут ее сейчас, они им сообщили.
Ждем сколько-то. Вот и пациентка. Два парня пытаются бежать, останавливаются, перехватывают тяжелое одеяло, заглядывают внутрь. По тому, как она лежит там, нам уже видно, что с ней нехорошо. За парнями задыхаются плачущая женщина и пара мальчишек.
Парням с той стороны сюда нельзя. Наш фельдшер зовет своих - засучивают штаны и принимают пациентку у братьев – так же как товар на деньги обменивают – на середине Канала.
- Нам с родственниками надо поговорить! Пусть одному из братьев разрешат. Или нам пусть разрешат перейти.
Нам можно. Прямо из воды объясняемся с сестрой и братьями. Постараемся помочь. Если разрешат, заберем ее в город в больницу. Сообщим через фельдшера. Зовут Марва. 23 года. Трое маленьких детей. Готовила еду на всю семью, опрокинула на себя котел с кипящим маслом. Котел большой, много масла. Часа два назад…
Докарабкались обратно к медпункту. Наш доктор уже наготове. Кладем Марву прямо на земляной пол, выгоняем всех, кроме моего иракского коллеги, из развалины. Марва в сознании, но не может говорить - только привывает от боли. Разворачиваем одеяло, и переглядываемся с врачом - на одежде ни следа трагедии, платье – одно из тех ужасных из синтетики, тяжелое и душное, с богатым шитьем, как любят местные женщины – чистое, совсем новое. Рассуждать некогда, режем платье безжалостно, и снова переглядываемся – под платьем все очень плохо. Пытаемся устроить капельницу, стабилизировать как-то – рук на все не хватает.
- Скажи им, что надо ее вывозить! Мы здесь ничего не сделаем. Пусть договариваются с властями и получают разрешение. Бы-ыстр-ааа!
Киркук, Ирак. Лагерь для внутренних переселенцев Laylan camp и мобильная клиника в Tuz Kurmato. Фото: Ahmed Sami/MSF, 2016 год.
Нам можно. Мы вывезли Марву в городскую больницу. На удивление и радость всем нам, она пошла на поправку. Мы звонили фельдшеру, передавал приветы семье. Доктор ездила к ней в больницу. Мы каждый день разговаривали, очень надеялись, что детям и сестре разрешат ее увидеть.
- Ты помнишь это платье? Понимаешь, они же ее, прежде чем к нам принести - ПЕРЕОДЕЛИ! Они не хотели, чтоб она в том испорченном платье к людям... Это же мученье какое!
- Да, я тоже тогда подумала. Они, наверное, лучшее ее платье надели на нее ради такого случая. А мы его испортили, изрезали.
Смеемся.
На следующий день наш доктор купила новое платье для Марвы. Еще красивее. И платок.
А через неделю Марва умерла в больнице от заражения крови.
Больше мы с доктором о Марве не разговаривали.
Как-то некогда было.
Ирак, октябрь 2017 – Россия, февраль, 2019.
Прим.ред. - авторская стилистика сохранена.
Этот материал подготовила для вас редакция фонда. Мы существуем благодаря вашей помощи. Вы можете помочь нам прямо сейчас.
