Кладбищенский ангел, женщина с тысячей сыновей — прозвища Рут Беркс не из тех, что говорят сами за себя, но за ними стоит яркая история. Она помогала тем, от кого отвернулись все, даже родственники, — людям с ВИЧ. Ухаживала за ними в больницах, покупала лекарства, облегчала последние дни и хоронила на собственном кладбище.
Серьезные неприятности или злодеяния часто начинаются с благих намерений. У Рут Беркс все вышло наоборот: история ее большого и доброго дела началась с маленькой мести, притом мести, которую совершила даже не она. Ее мать рассорилась с ее дядей, да так крепко, что объявила: не желает, мол, видеть его ни при жизни, ни после смерти. И выкупила одно за другим места на местном кладбище. Чтобы на одном поле с ним не лечь.
Когда Рут была девочкой, мама часто во время прогулок показывала ей участки будущих могил. «Однажды это все будет твоим!» — говорила она. Выглядело как полнейшее безумие. Маленькая девочка даже представить не могла, зачем ей может понадобиться столько могил. Прошло много времени, прежде чем Рут поняла, что ей пригодится, вероятно, каждая.
Рут Беркс
Дверь с красным знаком
В 1984 году Рут уже сама была матерью — ей было двадцать пять, и она в одиночку воспитывала маленькую дочь Элисон. В том году ее подругу положили в больницу Хот-Спрингс с онкологическим диагнозом, и Рут приехала ее навестить. В больничном коридоре Беркс заметила дверь, помеченную красным пакетом. На обратном пути из палаты подруги дверь с красным знаком снова зацепила ее взгляд.
В следующий приезд она застала странную сцену: медсестры в коридоре тянули соломинку, определяя, кто пойдет в «красную дверь». Вытянувшая короткую настаивала на пережеребьевке — ей очень не хотелось идти туда.
Рут осторожно заглянула в палату. На больничной кровати лежал пугающе худой молодой человек. Увидев человеческое лицо, он стал умолять, чтобы позвали его мать. Рут немного поговорила с ним и, выходя, почти столкнулась в коридоре с медсестрой. Та выглядела шокированной:
— Вы же не заходили в ту палату?
— Я зашла. Он хочет увидеть свою мать.
— Милая, его мать не приедет. Он тут уже шесть недель, и никто не приходит. Никто не приходил и никто не придет.
Все это выглядело очень странно. Беркс удалось узнать телефон матери больного. Но женщина по ту сторону провода повесила трубку, едва услышав, почему Рут ей звонит. Беркс не сдавалась. Позвонив еще раз, она скороговоркой произнесла: если собеседница бросит трубку, она опубликует в газете некролог ее сына, указав причину смерти.
Когда Рут вернулась в палату с худым юношей, чтобы рассказать о разговоре с его матерью, он уже никого не узнавал. «Мама, я знал, что ты придешь», — пробормотал он, увидев гостью. Она решила, что не будет жестоко его разочаровывать, и просидела возле постели тринадцать часов, держа его за руку, — пока он не умер. Скорее всего, прикосновение ее руки было первым касанием без перчаток, которое он почувствовал за все время, что лежал в больнице. Его звали Джим, и он был болен СПИДом.
Похороны-сделай-сам
Предубежденность и страх перед людьми со СПИДом в Америке восьмидесятых были крайне высоки. Их обвиняли в том, что они заражают окружающих, — нет, не вступая с ними в половую связь и не делясь кровью, а лишь одним своим присутствием, через воздух, посуду, прикосновения. Даже медсестры не верили до конца, что ВИЧ не передается просто так — именно поэтому они боялись заходить к пациенту за «красной дверью».
Для многих семей ВИЧ-положительный родственник был опасностью: никто и никогда больше не станет разговаривать с любым, с кем он общался. От родных людей с ВИЧ и СПИДом даже требовали убраться из города. Все это коснулось и Арканзаса, где жила Рут и где умер Джим.
«Недовольны были и горожане, считая, что она осквернила землю, закапывая в ней урны с пеплом больных СПИДом»
Неудивительно, что мать Джима не приехала за его телом. Беркс решила похоронить юношу сама, но столкнулась с неожиданными проблемами.
Денег у нее было немного, и похоронить Джима в настоящей урне для праха она не могла — те дорого стоили. Рут попросила у знакомых, работавших с керамикой, обычную банку для печенья. После кремации именно в этой банке оказался пепел Джима. Но все могильщики отказывались хоронить его прах, словно СПИД был похож на радиацию и от пепла сквозь глину расходились его опасные лучи. Не нашлось и священника, готового провести обряд похорон. По счастью, у Беркс по крайней мере было полно участков на кладбище — выбирай любой.
Рут вместе с маленькой дочерью пришли на кладбище с лопатами — у Элисон была пластмассовая — и выкопали ямку под могилу. Сами произнесли прощальное слово и молитву. «Похороны-сделай-сам», — шутили они. Так Рут стала «кладбищенским ангелом», хотя это прозвище получила много позже.
Грязная Рут
Надо сказать, Рут смотрела на ВИЧ-положительных людей совсем другими глазами, нежели окружающие. Большинство из них были геями, а у нее был любимый кузен-гей, за которого она сильно переживала.
После смерти Джима Беркс стала матерью каждого из молодых людей, кто поступал в больницу с диагнозом СПИД. Она возила их кровь на анализы (после чего многие врачи принимали ее только с черного хода), закупала лекарства (в аптеках настаивали, чтобы ручку, которой она писала названия, она забирала с собой, и даже опрыскивали ее на прощание лизолом), помогала больным заполнять бумаги с последними распоряжениями, когда смерть подступала совсем близко, и привозила им пиццу.
Мать одного из пациентов, с которым возилась Рут, однажды позвонила ей, чтобы узнать, скоро ли умрет ее Билли. Билли было едва за двадцать. Он был травести-артистом, и к тому моменту весил уже меньше тридцати килограммов. Мать все не могла дождаться его смерти — Билли очень мешал своим родным. Ее желание сбылось довольно быстро. Рут похоронила и Билли, сохранив на память одно из его платьев — маленькое, пламенно-красное, похожее на орхидею.
Рут Беркс (в центре)
Беркс говорила позже, что работа с больными дала ей возможность увидеть не только худшее в людях, но и лучшее. Она переехала во Флориду и продолжила ухаживать за теми, для кого становилась единственной матерью на свете, потому что родные семьи от них отрекались. Что удивительно, хотя у Рут не было особых секретов и каких-то собственных лекарств, ее «дети» жили на два года дольше, чем в среднем по стране.
«Думаю, это потому, что я любила их, — говорила Беркс. — Они были моими ровесниками, но для меня — как дети». Она помогла сотням пациентов и с горечью вспоминает, что лишь несколько семей не отвернулись от заболевших. Остальные называли их грешниками, желали им попасть в ад или просто слишком боялись ВИЧ.
Рут не работала с фондами и не могла надеяться собрать деньги, попросив у горожан, — на уход за больными она тратила свою зарплату. Однако деньги были нужны куда меньше, чем поддержка. А у Беркс ее хватало на каждого. И она получала в ответ не только неприязнь жителей города, но и безграничную благодарность своих «детей».
Как узнать лучшее и худшее в людях
Только в восьмидесятых Рут смогла оценить наследство, полученное от матери. Двести шестьдесят два участка на кладбище — на них можно было похоронить много людей, хотя в итоге Беркс упокоила там всего полсотни. А ведь каждый хотел быть похороненным по-человечески, чтобы можно было сказать: «Вот здесь покоится такой-то», чтобы кто-то пролил слезу на похоронах.
Семья была очень недовольна Беркс — на этом кладбище лежали ее предки и родственники. Недовольны были и горожане. Они считали, что Рут осквернила кладбищенскую землю, закапывая в ней урны с пеплом больных СПИДом.
«Рут вместе с маленькой дочерью пришли на кладбище с лопатами — у Элисон была пластмассовая — и выкопали ямку под могилу. Сами произнесли прощальное слово и молитву»
За тридцать лет она позаботилась примерно о тысяче человек. Она ездила в другие города, чтобы покупать лекарства для нуждающихся, во дворе Рут дважды сжигали ночами крест — традиционный знак угрозы в США. Но ей стали помогать деньгами гей-бары. Они специально устраивали шоу дрэг-квин, чтобы собрать средства для Рут.
В 1988 году владелец одного из гей-клубов Норман Джонс создал и зарегистрировал организацию помощи людям со СПИДом. Рут сотрудничала с ней много лет. Когда Билл Клинтон стал президентом, Беркс консультировала Белый дом по вопросам эпидемии СПИДа и организации ухода за больными. После того как государство стало системно помогать ВИЧ-положительным, Рут смогла вздохнуть спокойно.
В 2012 году Беркс перенесла инсульт и частичную потерю памяти. Ей пришлось заново учиться говорить, читать, писать, пользоваться ложкой. Медицинская страховка не покрывала лечения и реабилитации, ей пришлось положиться на своих родных и переехать в родной Арканзас. Уже на следующий год Беркс успешно восстановилась и защищала на телевидении трех детей из приютов, которых исключили из школы из-за слухов о том, что кто-то из них инфицирован ВИЧ. После этого Рут стали узнавать на улицах, но совсем не так, как ей хотелось бы. Она обнаружила, что с восьмидесятых, по большому счету, ничего не изменилось.
Во время шоппинга в супермаркете Walmart она присела отдохнуть на стул — стул выкинули. Похоронное бюро, где работала Рут, уволило ее. Другие компании одна за другой отказывались брать ее на работу, а соседи откровенно говорили, что ей не рады в городе.
Рут не собирается исчезнуть, как желают ей многие вокруг. Ее поддерживает много людей, особенно из ЛГБТ-сообщества. Про нее уже сняли короткометражный фильм, и сейчас Беркс работает над воспоминаниями, которые собирается издать книгой. Параллельно она сотрудничает с продюсерами Кристиной Вон и Джессикой Ситтиг, которые хотят снять фильм про нее, про странное наследство и про людей, для которых она стала матерью.
Этот материал подготовила для вас редакция фонда. Мы существуем благодаря вашей помощи. Вы можете помочь нам прямо сейчас.
