В 1988 году в Армении был зарегистрирован первый случай ВИЧ-инфекции. Через год в республике от СПИДа умер первый пациент. А ровно через десять лет, в феврале 1999 года Министерство безопасности объявило, что местным врачам удалось изобрести лекарство, способное полностью элиминировать вирус, то есть «вылечить СПИД». Новость о чудодейственном препарате — назвали его Арменикум — мгновенно обернулась сенсацией.
Время для того, чтобы объявить о создании панацеи от неизлечимой болезни, его создатели выбрали самое что ни на есть подходящее: за год до этого первый демократический президент страны, филолог и интеллигент Левон Тер-Петросян оказался вынужден в результате кризиса подать в отставку. Его место в руководстве республикой занимают карабахские силовики: бывший премьер Роберт Кочарян (он станет президентом) и министр нацбезопасности Серж Саргсян (сменит его на посту президента в 2008).
Более того, накануне оказались убиты командующий внутренними войсками Арцрун Маргарян и замминистра обороны Ваграм Хорхоруни. Через несколько месяцев в республике ожидались парламентские выборы. Взбудораженное этими событиями общество требовало ответа.
В 1999 году «Комсомольская правда» опубликовала историю 22-летнего Николая Колесникова, российского гражданина, инфицированного ВИЧ, который мало того что согласился испытать на себе новый препарат, но, по утверждению врачей, еще и избавился от вируса. Впрочем, уже в декабре 2004 года мужчина умер от переохлаждения на крыльце калининградской больницы.
Несмотря на победные реляции разработчиков, что 17 стран Европы «в ближайшее время завершат процесс сертификации препарата», лекарство оказалось пустышкой, неспособной победить вирус. В 2018 году в результате «бархатной революции» от власти оказался отстранен главный патрон и покровитель Арменикума Серж Саргсян, финансирование клиники, лечившей им пациентов, было прекращено, а в 2019 году скончался и руководитель проекта Арменикум доктор медицинских наук Левон Геворгян. Власти заговорили о том, что государство готово «свернуть эксперимент».
Как вышло, что сомнительного действия «сине-фиолетовая жидкость со специфическим запахом в оранжевом стеклянном флаконе объемом 20 миллилитров», по утверждению ее создателей, содержащая лишь йод и в неизвестных пропорциях декстрин, поливиниловый спирт, натрий, калий, катионы лития и анионы хлора, оказалась признана заменой доказанной испытаниями антиретровирусной терапии в стране с почти трехмиллионным населением?
О ситуации с Арменикумом и ВИЧ в этой закавказской республике СПИД.ЦЕНТР поговорил с экспертом крупнейшей национальной ВИЧ-сервисной организации страны «Реальный мир, реальные люди» и председателем коалиции «По борьбе с дискриминацией и во имя равенства» Ованесом Мадояном.
— Итак, в конце 90-х в чем был секрет Арменикума? Что вообще тогда произошло с этим препаратом, почему, несмотря на все сомнения, он стал «сенсацией» чуть ли не национального масштаба?
— Потому что тогда о нем заговорил на тот момент министр внутренних дел, в дальнейшем ставший Президентом республики, Серж Саргсян. Мне кажется, тогда это был маркетинговый ход, своего рода бизнес-проект.
Дело в том, что руководитель Арменикума был другом Саргсяна, и клиника Арменикума долгие годы находилась под протекцией нацбезопасности.
После, если я не ошибаюсь, она числилась на балансе Минобороны, то есть это была личная заинтересованность и попытка помочь другу. Дело в том, что у Сержа Саргсяна в характере есть такая черта — помочь своим друзьям за счет государства, в данном случае — за счет здоровья людей.
Кроме того, нужно помнить, в какой период было сделано это объявление. Эффективная антиретровирусная терапия только появилась, и люди хватались за все. По сей день процветают альтернативные методы лечения, но одно дело, когда о них написано в газетном объявлении, и совершенно другое — когда человек на серьезной должности делает подобное заявление.
До самого последнего времени государство предоставляло госзаказ на лечение Арменикумом в стационарных условиях.
(На видео: репортаж НТВ об Арменикуме. Врачи и первый русский пациент, «излечившийся от СПИДа», Николай Колесников. Через пять лет он умрет)
— Почему все эти годы не говорили о его неэффективности?
Как общественная организация в те годы мы имели компромиссную позицию: мы не очень распространялись на тему Арменикума как препарата, потому что государство, выделяя деньги как бы на препарат, обеспечивало хорошие условия стационарного лечения ВИЧ-позитивных людей.
Если у человека вместе с ВИЧ развивались оппортунистические заболевания, то он ложился в клинику «Арменикум» и кроме самого препарата получал хорошую диагностику, полное лечение, связанное с оппортунистами, за счет того, что клиника для препарата Арменикум получала больше денег, чем обычная инфекционная больница.
То есть там по оппортунистам была возможность предоставлять нормальное лечение людям с ВИЧ. Человек у них проходил диагностику и получал препараты, которые в обычной инфекционной больнице ему были бы недоступны.
Кроме того, за долгие годы персонал там приобрел достаточно правильный подход. В клинике на самом деле, а не только формально, сохранялась врачебная тайна, отсутствовала дискриминация. То есть были свои плюсы.
— После революции позиция государства изменилась.
— Сейчас государство решило не предоставлять госзаказ этой клинике. Они мотивируют это тем, что ВИЧ-позитивные люди могут обращаться в общую инфекционную больницу, и больница за их стационарное лечение будет получать свои деньги. Но, к сожалению, государство пока не имеет дифференцированного подхода. Все-таки финансирование Арменикума — это было больше финансирование клиники, а не препарата.
— Препарат, кстати, продолжат производить?
— Если найдут людей, которые за деньги согласятся его принимать, то да. Ведь лечение Арменикумом было бесплатным.
— Говорилось, что Арменикум проходил сертификацию и даже оказался разрешен в других странах?
— Препарат не прошел всех стадий нормальных исследований, которые проходит любое лекарство. Химическая формула, которую разработали, должна пройти четыре этапа, притом к клиническому этапу предъявляются самые строгие требования.
Нельзя испытать препарат на ста людях и вывести его на рынок. Понятно, что в Армении физически на тот момент невозможно было его испробовать, как-то его сертифицировали. Говорили, что Арменикум был зарегистрирован в Беларуси, Украине, России, но на самом деле это была манипуляция. Регистраций не было, эти страны фактически дали лишь разрешение на проведение на их территории клинических исследований. Серьезных статей про Арменикум нет. Не то чтобы я их не читал, их просто не существует.
— Были слухи, что нацбезопасность держит результаты за семью печатями, чтобы не украли формулу.
— На самом деле, ничего не было. Защита запатентованных авторских прав настолько сильна, что они могли не бояться публикации формулы.
Самый нашумевший препарат по лечению гепатита С, который сейчас стоит безумно больших денег, — пока компания производитель не дала согласия на производство генерических препаратов — никуда не утек. Никто его формулу не украл. Несмотря на то, что люди умирали, потому что не могли себе позволить покупать таблетки за 70 000 долларов. Все очень хорошо защищено мировыми патентами и мотивировка засекречивания, чтобы «не украли ноу-хау», — это просто лапша людям на уши.
— Сколько всего человек лечилось этим препаратом? Многим людям действительно становилось лучше, после того как они попадали в клинику?
— Сейчас, по-моему, нет данных, сколько пациентов у них лечится на сегодняшний день. Но раньше у них был заказ на 200 пациентов в год.
Лечение проводилось курсами, то есть они не всегда там лежали. Что же до улучшения самочувствия, когда Арменикум только начали применять, у некоторых пациентов действительно была замечена позитивная динамика в физическом состоянии по лабораторным показателям, но не из-за Арменикума.
Если пациент с ВИЧ поступал в клинику с грибковым заболеванием, пневмонией, в центре ему лечили все. Хорошо было не то, что больным давали этот препарат, а то, что они диагностировали все другие заболевания и пролечивали препаратами достаточно хорошего качества.
Когда при ВИЧ-инфекции ты вылечиваешь сопутствующие заболевания, понятно, что физически самочувствие улучшается. Потом это улучшение, правда, приписывали Арменикуму. Но любая клиника, которая могла бы диагностировать все эти заболевания и лечить их, достигла бы того же эффекта.
— А сколько всего в республике сейчас проживает людей с ВИЧ?
На сайте республиканского центра СПИД эта статистика ежемесячно обновляется. По данным на 31 мая текущего года, с 1988 года в стране было зарегистрировано 3 520 случаев ВИЧ-инфекции. Из них 429 в течение 2018 года.
В основном это мужчины, их почти 70 %, инъекционный путь заражения составляет около 20 %, остальное — половой. С начала эпидемии умерло 819 человек.
— Насколько вообще, по-вашему, армянское общество хорошо осведомлено о ВИЧ?
— Моя оценка будет субъективной. По-моему, наше общество осведомлено мало. И проблема в том, что, с одной стороны, люди не обладают в достаточной мере полной достоверной информацией. Ключевые знания — пути передачи и доступность лечения — у людей отсутствуют. И даже те, кто имеет какую-то информацию о путях передачи, неспособны объективно оценить риски. С другой, есть много неправильной, ненаучной информации.
Есть стереотипы, которые приводят к тому, что люди неверно оценивают свое поведение, ставя этим собственное здоровье под риск, а в случае инфицирования не обращаются за тестированием, за помощью. Определенная позитивная динамика есть: это ощущается в отношении общества к ВИЧ-позитивным людям, оно становится не то чтобы толерантным к ним, но более грамотным.
Серж Саргсян (слева) в начале 90-х. Будущий президент и покровитель Арменикума.
— Что влияет отрицательно на такую толерантность? Консерватизм?
— Консерватизм. Но в целом, если мы говорим о дискриминации в отношении ВИЧ-позитивных людей, то тут влияют два фактора: страх перед инфекцией — люди до сих пор приравнивают ВИЧ к смертному приговору, второе — это стигма.
Причем в Армении специфика эпидемии такова, что большинство инфицированных — это гетеросексуальные мужчины, которые были инфицированы в период пребывания за границей. На сезонных работах. В основном это трудовые мигранты в возрасте от 25 до 38 лет.
Молодые люди, после того как отслужили в армии, выезжают на заработки. И это наша особенность. Традиционный компонент стигмы по отношению к ВИЧ-позитивным людям, связанный со стигматизацией людей, употребляющих наркотики, или МСМ, или работниц коммерческого секса, — у нас не имеет такого большого общественного значения, как в других странах. А вот этот — инфицирование на заработках — имеет.
— Если смотреть на государственном уровне, какие основные недостатки вы видите в борьбе с ВИЧ в Армении?
Опять же, это мое мнение: первое, что государство могло и должно было делать, — это программы заместительной терапии для людей, употребляющих наркотики.
Сейчас количество людей, имеющих доступ к этой государственной программе, не превышает 5 % от всего количества инъекционных потребителей. По-моему, это самый большой минус, который реально влияет на жизни людей, не только на качество, но и на смертность.
У нас нет даже реальной картины эпидемии ВИЧ среди людей, употребляющих наркотики. Потому что практика употребления наркотиков — дезоморфина, «крокодила», или, как у нас его называют, «бензина», — связана с очень большой смертностью, люди умирают от передозировок до того, как мы успеваем диагностировать у них ВИЧ.
В этом случае заместительная терапия — это важнейший компонент для спасения жизни и наиболее серьезный пробел.
Второе: есть проблемы с ключевыми группами, с работой с МСМ и с женщинами, которые вовлечены в коммерческий секс. Государство должно много сделать для снижения дискриминации по отношению к МСМ и в целом к ЛГБТ-сообществу, чтобы повысить их доступ к услугам здравоохранения, в том числе к тестированию на ВИЧ.
— Если я не ошибаюсь, диагностика и лечение ВИЧ в республиканском СПИД-центре — бесплатные для граждан страны?
— Да. Диагностика в республиканском СПИД-центре бесплатна для всех, что же касается лечения, то оно бесплатное для граждан Армении. Беженцы, люди без гражданства и те группы людей, которые в рамках международных конвенций должны пользоваться правом на здравоохранение, тоже могут получать ее бесплатно.
— Мы уже говорили про врачебную тайну…
— Нарушение врачебной тайны — это самое частое нарушение прав пациента в случае людей с ВИЧ-инфекцией в Армении. И я думаю, во всех странах постсоветского пространства тоже.
Кроме того, помощь людям с ВИЧ предоставляется только в Ереване, в Республиканском центре СПИДа. И для людей, которые живут вне столицы, в частности для женщин, посещение СПИД-центра — это временной и материальный ресурс.
У человека должны быть хотя бы деньги на транспорт и зачастую необходимо согласие мужа или его родителей. Есть случаи, конкретно в нашей организации, когда супруг препятствовал получению женой медицинской помощи. Это больше характерно для пар, живущих в регионах с большим показателем трудовой миграции.
Учитывая цели, которые стоят перед нами (90-90-90), даже несколько случаев, когда человек не может получать лечение, прерывает его, не может пить антиретровирусные препараты как положено, — это все влияет на эффективность. По подавлению вирусной нагрузки у нас 85 %. До глобальной цели, установленной ООН, остались каких-то пять процентов, но они самые трудные.
Когда мы смотрим на эти «90-90-90», на самом деле получается, что речь идет о 70-с-хвостиком процентах людей с ВИЧ-позитивным статусом, которые благодаря лечению достигают цели. Это люди, которые инфицировались гетеросексуальным путем, у которых есть семьи. Они более или менее в обществе социализированы, им легче обратиться за медицинской помощью и получить ее.
Чем больше мы хотим увеличивать этот показатель, тем больше людей мы должны охватывать в ключевых группах: наркоманы, представители ЛГБТ-сообщества, транслюди, люди, живущие в приграничных малодоступных регионах Армении, бедные люди. То есть чем дальше, тем больше надо улучшать ситуацию для этих групп.
Редакция не отвечает за точку зрения и сведения, высказанные в интервью
Этот материал подготовила для вас редакция фонда. Мы существуем благодаря вашей помощи. Вы можете помочь нам прямо сейчас.
