Вообще у многих плохих фильмов о ВИЧ одна проблема — передраматизация. Инфицирование какого-нибудь из героев в таком случае (обычно для этого выбирается самый гадский гад) воспринимается сценаристами и режиссерами как божья кара, злой рок и израилев гнев — наказание небес за любые сюжетные прегрешения (промискуитет, наркопотребление и прочие поступки, не одобряемые консервативной общественной моралью).
Мелодрама «Так близко к горизонту», в январе этого года добравшаяся и до России, но уже успевшая покинуть экраны отечественных кинотеатров, допустим, до такой внутрикадровой низости не опускается. С ней ситуация обратная — неясно, к чему там вообще в сюжете ВИЧ.
Незаметный ранее режиссер Тим Трахте взял на главные роли швейцарку Луну Ведлер — без примечательных пунктов в фильмографии — и немца Янника Шуманна — аж с двумя третьестепенными ролями в зарубежных фильмах средней неизвестности с названиями, которые забудутся сразу после просмотра: в «Погружении» (c Джеймсом МакЭвоем) и «Последствиях» (с Кирой Найтли). Фильм получился под стать авторам, от которых никто ничего не ждал, — типовая, будто собранная из стоковых видео, квадратно-гнездовая мелодрама.
Такого легкомысленного обращения даже в игровом кино эпидемия ВИЧ явно не заслуживает.
Хорошо, одноименный роман Джессики Кох, по мотивам которого снят фильм, автобиографический, то есть изображены реальные события из ее жизни, а из песни слов не выкинешь. Она, дочь поваров, когда-то встретила некоего Дэнни (фотомодель и подающего надежды борца), и завертелась их любовь, скоротечная, потому что герой ВИЧ-положительный.
Сначала Джессику бросило в дрожь: она, испуганная и оскорбленная в лучших чувствах, сбежала к родителям (в этом есть немудреная мораль: вирусу подвержены все, и спортсмены, и модели; а главный двигатель для эпидемии ВИЧ — тотальная неинформированность населения), но затем вернулась.
И уже тут автор не может обойтись без грандиозного драматургического перекрута. Мало того что Дэнни заразился ВИЧ, так еще и вследствие сексуального насилия в детстве. Вдобавок он еще и живет с лучшей подругой, бывшей (бывшей ли?) героинщицей. А Джессика оказывается настолько темной, что о ВИЧ совсем ничего не знает, как и ее родители, которых героиня не торопится перевоспитывать даже к концу фильма. Вся коллизия становится нам известна не как-нибудь, а из многочисленных пустословных диалогов, что нарушает известную зрительскую рекомендацию для режиссеров — показывай, а не рассказывай.
У Дэнни, видимо, есть посттравматическое расстройство после пережитого в детстве, из-за которого он не может сдержать припадки неконтролируемой жестокости. Это выставляется как чуть ли не главная его напасть — но до поры до времени.
Пусть ВИЧ у него диагностируют еще в детстве, о существовании антиретровирусной терапии он узнает лишь от Джессики, дождавшись прогрессирующей вследствие СПИДа мультифокальной лейкоэнцефалопатии (ПМЛ) головного мозга.
Никакой границы между ВИЧ-инфекцией и СПИДом с его проявлениями авторами фильма для зрителя не проводится — Дэнни сразу оказывается обреченным на смерть. Все это, разумеется, ради дешевой лирики: появляется хоть какое-то обоснование для бесконечных пошлейших сцен поцелуев и прочих милований парочки на фоне пейзажей, залитых солнечных светом.
В фильме легко вычитать множество подтекстов, например, очевидную экономическую подоплеку: он — из глянца, сферы, где продается блеск, вульгарная красота (которая сперва молниеносно и покоряет Джессику), она — из кейтеринга, трудится на ниве семейного бизнеса по обслуживанию таких, как Дэнни. Но из сферы общепита при первой же возможности сбегает ради красивой жизни с поддавшимся на ее уговоры манекенщиком.
