Мишель Казачкин: Я только что вернулся после двух недель в России. Я был в Москве, также присутствовал на встрече в Московской области. Я был в Екатеринбурге, Иркутске, в Казани, в Петербурге и в Выборге (это Ленинградская область). То есть я был как в местах более успешных, так и в местах, где эпидемия является более серьезной.
То, что ясно мне – это то, что есть теперь сильная политическая приверженность к вопросам о ВИЧ/СПИДе. Я думаю, это ясно, я это почувствовал с первого дня, когда встретился в Вероникой Игоревной Скворцовой. Я также почувствовал это в разных регионах, хотя приверженность не всюду одинаково сильная.
Я увидел, что есть хорошее понимание эпидемии, что все согласны теперь с цифрами, ну, по крайней мере, с теми данными, в которых уверены. Есть еще несогласие по оценкам реального количества людей с ВИЧ-инфекцией.
Я встретил много прекрасных профессионалов по ВИЧ/СПИДу, по туберкулезу, по наркологии, что мне было интересно. Ещё встретил много НКО. Я сам вышел вечером на аутрич-работу в Москве, стоя 2 часа на улице рядом с одной аптекой, участвуя в программе, обеспечивающей наркопотребителей чистыми шприцами.
Я провел встречу в Екатеринбурге с секс-работниками, вникая в их проблемы и понял интересную вещь: секс-работа является работой для женщин без мужа, у которых один или два ребенка и большие финансовые трудности. Они начинают подрабатывать секс-работой. Такую категорию, этих женщин, очень трудно «достичь» программами, установить доверие.
Также я был на анонимном тестировании и программе по обмену шприцев в Санкт-Петербурге. Так что, как видите, я всюду встречался со, скажем, правительством. Или глава правительства или заместитель главы правительства на областном уровне. Я встречался с правительством на федеральном уровне. И с врачами, и с НКО. Я думаю, картина достаточно ясная.
Но если приверженность сильна, все-таки проблема остается очень большой и достаточно спешной. Ведь доступ к лечению в Российской Федерации еще довольно низок. Где-то 30% от всех тех на учете – это значит 15-20% от всех нуждающихся в терапии.
Туберкулез является огромной проблемой. В Свердловской и Иркутской областях 35% рост новых случаев туберкулеза теперь случается среди ВИЧ-инфицированных. И 35% из этих случаев туберкулеза являются мультирезистентным туберкулезом.
Доступ к сервисам людей, принадлежащим к уязвимым группам, еще очень низок и труден. У них мало доверия. В системе НКО работают как могут, но у них буквально нет финансирования. Так что есть огромная нужда в работе правительства на областном уровне, как я видел в Петербурге, например, или в республике Татарстан. Там есть деньги, выделяемые областным бюджетом на финансирование НКО. НКО работают как могут, и часто в трудных обстоятельствах. Конечно, так как наркопотребеление является серьезной проблемой и серьезным источником инфекции, я, конечно, не могу не сказать, что я жалею, что программ снижения вреда буквально еще нет.[P1] Я видел много программ, называющихся реабилитацией, и я видел много врачей, которые сердечно как-то и компетентно обращаются к больным наркопотребителям и правда пробуют помочь этим людям и облегчить их страдания.
Но если я на это смотрю со стороны общественного здравоохранения — результаты этой работы очень малы. Все программы, в каждой области, где я был, берут 300 - 400 людей в год, из которых меньше 50% как-то идут в ремиссию. Причем эти 50 % становятся 20% после двух лет и 5% после четырех лет.
Так что меня очень беспокоят будущие 3-5 лет. Я так думаю, что... боюсь, что еще будет волна новых случаев СПИДа или позднее выявление ВИЧ/СПИДа, и я боюсь волны смертности, потому что многие их этих людей, принадлежащих к уязвимым группам, они были инфицированы где-то 10-15 лет тому назад. И вы знаете, что между моментом, когда вы инфицируетесь и моментом, когда ВИЧ проявляется обычно проходит где-то 10-15 лет.
Так что, я думаю, прогресс есть. Еще раз – политическая приверженность очевидна. Профессионалы есть. Я видел прекрасные центры лечения туберкулеза, прекрасных врачей по ВИЧ/СПИДу. Но вся цепочка, где НКО настолько нужны, цепочка доверия, цепочка, позволяющая обеспечить доступ к сервисам и вообще уровень всех сервисов далеко не достаточный. И если это быстро не ускорится как усилием, и если как-то снижение вреда все не будет принято[P2] … Хотя я видел, в Петербурге запускается программа обмена шприцев, и в городе, и даже в наркологическом центре. Я думаю, это все возможно.
Елена Вахнична: Но вот еще вопрос – в России представляют как достижение, что им удается снижать трансмиссию, вертикальную трансмиссию от матери к ребенку, и там действительно есть успехи. Много акций проходит, призывающих людей тестироваться. Совсем недавно с участием мисс Мира и Мисс России была такая акция. И это правильно все и замечательно. У меня вопрос только возникает: ну придет человек и протестируется, допустим, наркоман. И узнает, например, что у него есть диагноз ВИЧ. Что дальше?
Мишель Казачкин: Да, Вы правы. Идет тестирование на большом уровне. Вероника Игоревна Скворцова только что сказала, что 30 миллионов людей прошли тест. Выявление среди них очень разное, конечно. Я видел, и участвовал, и тестировался в одной из программ. Я видел программы в Екатеринбурге, я видел программы в Петербурге. Главным образом они обращаются к молодежи. Такие кабиночки стоят на улице, и это все хорошо действует. Это, я думаю, важно, это тоже является, и Российская Федерация на этом как-то настаивает, профилактикой. Потому что проходишь тест и, по крайней мере, несколько минут, пока ждешь результат, ты думаешь: «А почему? Что будет?» Так что, я думаю, это важно, но на ваш второй вопрос ответить мне трудно. Потому что именно люди, принадлежащие к уязвимым группам, наркопотребители, именно они не идут на эти программы. Они выявляются где-то в НКО, где-то в пунктах доверия. А потом нужно тоже иметь эту цепочку, чтобы доверие продолжилось до СПИД Центра. Я видел, что люди в НКО работают с некоторыми врачами, которых они называют «врачами доверия». Так что если тебе трудно пойти самому в СПИД Центр, они устроят встречу с таким врачом. Ну, например, женщины мне говорили, что им очень трудно с гинекологом, что если они скажут, что они ВИЧ-позитивные, последуют какие-то моральные нравоучения. Так что они или прячут статус или идут к определённым врачам, которые и являются этими «врачами доверия».
Так что я думаю, если вы, так скажем, беспроблемный человек и узнаете о вашем статусе, я думаю, сервисы есть и доступ к сервисам будет. Но все те, кто сейчас еще в дискриминации: мужчины, занимающиеся сексом с мужчинами, секс-работники, наркопотребители… Почти все, с кем я встречался – люди, употребляющие наркотики. Я с одной группой встречался тоже вечером в Набережных Челнах – они мне сказали, что в их группе 70% уже были когда-нибудь в тюрьме, несколько недель или год, и 90% из них были один или несколько раз арестованы. Как можно строить доступ в таких трудных обстоятельствах, если не через какие-то сети доверия, работая как-то параллельно официальной системе?
Елена Вахнична: Последний вопрос: чего Вы ожидаете от нынешней сессии?
Мишель Казачкин: Ну сперва я рад был, что декларация была согласована. Потому что еще вчера вечером в этом не было уверенности. Я думаю, что это будет важный форум. Я уже слышал Генерального секретаря сегодня утром. Говоря именно об усилиях, которые мы должны делать в сторону этих уязвимых групп – я думаю, это будет одной из сильных тем этой встречи. Необходимо работать над доступом к лечению и к профилактике.
И еще раз – для меня профилактика, и я говорил это повсюду, где я был в России, – это не только информация, это не только тестирование. Потому что тестирование помогает раннему выявлению. Но профилактика тоже акция. Это презервативы – нужно о них говорить. А это, я почувствовал это, большое табу в России. Это снижение вреда для людей, употребляющих наркотики. Это финансирование НКО, чтобы они могли строить более толерантное общество, которое всех бы включило. Я думаю, все эти темы будут звучать эти два-три дня на всех круглых столах. И я ожидаю все-таки хорошего прогресса.
Елена Вахнична: Спасибо большое!
Мишель Казачкин: Спасибо Вам.
