— Что такое ГМО? Это сильно отличается от селекции?
— Я люблю приводить такой пример, показывающий бессмысленность самого понятия «ГМО»: очень часто по телевизору показывают больших, накачанных быков породы «бельгийская голубая» и говорят: «Смотрите, это страшное ГМО, вот что ученые сделали». На самом деле эта порода быков выведена селекционерами, и у животных произошла мутация, из-за которой «сломался» ген, ограничивающий рост мышечной ткани. Поэтому они получаются такие накачанные. Так вот, этот бык — это естественный, натуральный, «органик», без ГМО.
Но ту же самую мутацию можно создать в лаборатории с помощью генной инженерии. Ученые подсмотрели ее в природе, а потом воспроизвели: сделали супернакачанных мышек — вот они уже ГМО. Мутация и в случае с мышами, и в случае с быками абсолютно одна и та же.
Мораль истории в том, что судить об организме стоит не по тому, каким методом он был получен, а по тому, что собственно в нем генетически изменилось. Генная инженерия как метод изменения ДНК — это метод гораздо более точный, сфокусированный, по сравнению с методом селекции.
При селекции мы пользуемся теми мутациями, которые спонтанно возникают в процессе эволюции того или иного вида. Они могут быть в абсолютно любых участках ДНК, в любых генах и приводить к разным последствиям. И были примеры, когда в результате селекции выводили сорта растений, которые были токсичными для человека. Например, были сорта картошки «Ленапе» и «Магнум-бонум», которые содержали повышенную концентрацию соланина — токсичного гликоалкалоида. Их потом отзывали с рынка. В случае с генной инженерией мы вносим какую-то конкретную мутацию, которая уже где-то изучалась, уже знаем про ее последствия, и в этом случае прогноз гораздо более предсказуемый.
— Мы часто видим на продуктах надпись «не содержит ГМО», а против селекции никто не выступает. Как вы считаете, почему так происходит?
— Вообще, страхи перед ГМО подпитываются и определенным маркетингом. Производители самой обычной продукции, чтобы заинтересовать покупателей, могут отмечать, что их продукция не содержит ГМО. Любопытно, что часто это делают даже в ситуациях, когда никаких ГМО-аналогов у этой продукции нет. Не существует генетически модифицированного мяса: на рынке нет ГМО-коров, ГМО-свиней. Была история про создание генетически модифицированной свиньи, но на рынок она так и не поступила. Яйца не содержат ГМО, нет ГМО-молока, ГМО-апельсинов.
Понятно, что это такой маркетинговый прием, и раз производители хвалятся тем, что их продукт чего-то не содержит, значит, это что-то вредное, иначе зачем они хвалились бы? А те, которые не пишут, что у них этого нет, возможно, у них это есть.
Бывает ГМО-кукуруза, соя, картошка. И есть замечательная история, как ученые сделали генетически модифицированную гавайскую папайю — устойчивую к вирусу, который уничтожил практически всю папайю на Гавайях. Ее удалось спасти только благодаря генной инженерии.
— То есть, если бы не ГМО, ее бы сейчас не было?
— Да, если бы не генная инженерия, то не было бы этой папайи. Или ее было бы так мало, что нельзя было бы экспортировать.
— А каких еще вещей не существовало бы, если бы не генная инженерия?
— Случай, схожий с ситуацией с папайей, происходит прямо сейчас с бананами. Они размножаются бесполым путем, вегетативно, и у них очень низкое генетическое разнообразие. Грибковая инфекция стала угрожать одному из самых популярных сортов бананов, который называется «Кавендиш». И с этим ничего сделать не могли, пока не пришли генные инженеры и не придумали ГМО-банан, который абсолютно не боится этой инфекции. Я не знаю, насколько он массово внедрен, но это история про то, как с помощью генной инженерии можно ликвидировать угрозу исчезновения очень ценной культуры.
— Какие задачи может решить работа генных инженеров?
— Раньше моим любимым примером был инсулин. Его производят с помощью генетически модифицированных микроорганизмов. До этого использовали инсулин из животных — он хуже, и его сложнее добывать. Сейчас его синтезируют из ГМО-микроорганизмов. Он более качественный, его легче производить, он доступнее, его всем хватает, цены невысокие — это все за счет генной инженерии. Сейчас любимый пример — история с вакцинами. Я привился «Спутником». Вакцина «Спутник» — продукт генной инженерии, результат того, что взяли оболочку аденовируса и поместили ген S-белка коронавируса SARS-CoV-2 в оболочку. Она доставляет ген в клетку человека, в мышечную ткань в месте инъекции, там клетки производят S-белок и дальше обучают иммунную систему реагировать на настоящий коронавирус. Не совсем корректно говорить, что вакцина людей генномодифицирует, это никак не повлияет на потомство или еще на что-то.
Тем не менее сама конструкция, которую вводят (вирус не принято называть организмом), — это генетически модифицированный продукт. Ничего страшного. Не только «Спутник» такой, но и вакцины от AstraZeneca и Johnson&Johnson тоже аденовирусные векторы.
Сейчас люди не только едят ГМО — миллионам людей по всему миру вкололи генетически модифицированные конструкции в виде вакцин. В этом нет ничего ужасного. Эти конструкции используются десятки лет в исследованиях генной терапии. Это еще один подход в медицине, когда ученые исправляют дефекты у людей с генетическими заболеваниями, вставляя исправленные копии человеческих генов в те или иные клетки пациентов. Так ученые смогли вылечить один из вариантов гемофилии — болезни, при которой плохо сворачивается кровь. Все помнят историю про царевича Алексея, которого пытались лечить всякие колдуны типа Распутина. Медицина ничего не могла тогда сделать несмотря на то, что были несопоставимые деньги и влияние. Теперь же благодаря генной инженерии это заболевание излечимо. Сейчас бояться ГМО странно.
— Те, кто боится ГМО, приводят, например, аргумент, что ГМО не изучены. Это так?
— Генетикой люди занимаются достаточно давно, а созданием генномодифицированных организмов — десятки лет, есть исследования, основанные на изучении нескольких поколений кормившихся ГМО животных. Но сама постановка вопроса очень странная: дело в том, что продукция генной инженерии, ГМО-организмы и т. д., не могут кого-то генномодифицировать. В них самих немного изменилась ДНК, но и при обычной селекции это тоже происходит. Почему тогда люди, которых беспокоит изменение в ДНК во время генной инженерии, не задают те же вопросы при селекции? Их аргумент, что-то «проверено временем», несостоятелен: эволюцию никто не отменял. Если у вас есть какой-то выведенный сорт, все равно он меняется, в каждом поколении будут появляться мутации. Их при этом никто не изучает, не контролирует, не смотрит, что случится с тем или иным геном в процессе эволюции. И если кто-то хочет привести аргумент, что-то, по его мнению, недостаточно изучено, то пусть откажется вообще от всех продуктов, где есть ДНК — примерно от всех продуктов питания. Можно оставить себе сахар, соль — то есть чистый какой-то продукт, не животного и не растительного происхождения. Ну или переработанный так, что от него осталось только какое-то одно химически чистое соединение. Это абсурдно.
— Противники ГМО также утверждают, что такие продукты могут вызывать аллергию. Это правда?
— За всю историю создания ГМО был лишь один пример, который потенциально мог быть аллергенным, и его на рынок не выпустили. Это касалось использования гена из бразильского ореха, и была вероятность, что у тех людей, у которых аллергия на бразильский орех, останется аллергия и на этот ГМО, который хотели сделать.
Но это не точно, здесь необходимо пояснить: аллергия возникает на какой-то конкретный белок. Например, если у человека аллергия на краба и я найду у краба тот белок, который ее вызывает, перенесу ген, кодирующий этот белок, в пшеницу, то у человека будет, возможно, аллергия на эту пшеницу. Но у краба несколько десятков тысяч генов. И только один из них сдержит, скорее всего, тот белок, на который у человека аллергия. То есть, если я возьму пшеницу, у которой будет какой-то ген из краба, взятый произвольным образом (не специально, чтобы вызвать аллергию, а просто случайно), то вероятность того, что у человека будет аллергия, одна на несколько десятков тысяч. Потому что нужно, чтобы был конкретный аллерген. Это такая приблизительная математика.
У людей есть ощущение, что если я беру какой-то ген какого-то организма, то я новому, генномодифицированному, передаю некую метафизическую сущность — но это не так.
— И, конечно, самый большой страх тех, кто боится ГМО, это онкология. Есть ли какие-то данные о связи ГМО с онкологией?
— За всю историю исследований ГМО была только одна работа, где их связывали: крыс кормили генномодифицированной пшеницей и смотрели на склонность к онкологическим заболеваниям. Но с этим исследованием все не так просто. Во-первых, во время работы не проводился никакой статистический анализ — если его провести, станет понятно, что итоги эксперимента находятся в рамках случайного разброса. Во-вторых, там показывали фотографии: «Смотрите, эта крыса ела ГМО, какая у нее крупная опухоль». Но точно так же были крысы с крупными опухолями, которые не ели ГМО. А вообще, у крыс, на которых проводилось это исследование, — к полутора годам жизни возникает рак в 40% случаях.
— Сама технология ГМО осложняет и удорожает производство или нет?
— С одной стороны, вы закладываете какие-то средства на работу ученых в лаборатории. Но с другой — решаете какую-то проблему: создали папайю, устойчивую к вирусу. Вы решили проблему — у вас стало больше урожая, он стал здоровее. Или вы сделали картошку, которая устойчива к колорадским жукам. У вас, опять же, урожайность повысилась, затраты на использование инсектицидов снизились, потому что они вам уже не нужны. И в конечном итоге продукт может получиться дешевле.
— В России запрещено выращивать растения с ГМО, но разрешен ввоз продукции с ГМО. Как вы считаете, почему наши политики не хотят развивать это в России?
— Я думаю, это просто популизм. Не уверен, что депутаты разбираются в вопросах генной инженерии существенно лучше, чем среднестатистический человек. А в России примерно три четверти россиян предпочтут продукцию без ГМО. Чтобы удовлетворить избирателя, по этому вопросу депутаты так и голосуют. И они сами также могут думать. Если бы среди депутатов были ученые-биологи, у нас бы, наверное, все было по-другому.
