— Многим кажется, что сифилис — это что-то из XIX века, ведь теперь его легко вылечивают, но вспышки случаются до сих пор. Почему людям не удалось победить сифилис?
— Сифилис — социально значимое заболевание. Оно связано с поведением людей, с социальными особенностями. И все эпидемии сифилиса, как правило, приходятся на время получения людьми той или иной свободы, как бы странно это ни звучало.
Например, такая эпидемия была в конце XIX века, она была связана с освобождением крестьян. Люди ринулись в города, резко изменился их образ жизни.
Я перед нашим с вами интервью посмотрела цифры по этой эпидемии и нашла очень интересный факт. В 1861 году в московском военном госпитале пациенты с сифилисом составляли 7% от общего числа больных. Через три года их стало 25%, а через пять лет, в 1866 году, — более 50%. То есть это половина от всех, кто находился вообще в военном госпитале в Москве, вы представляете?
В XX веке самая крупная вспышка заболеваемости в России — это девяностые годы. И она тоже связана с обретением свободы. В конце 90-х — начале 2000-х у нас в стране заболеваемость сифилисом составляла 278 случаев на 100 тыс. населения. Это колоссальное число, в 2014-м мы с 278 случаев опустились до 25.
Сейчас и западные, и российские журналы открыто говорят о заметной вспышке заболеваемости сифилисом среди МСМ-сообщества. С 2018 года я работаю в частной клинике и вижу таких пациентов, которые приходят по второму, по третьему разу. Они выздоравливают, а затем заражаются снова. Это тоже связано с определенной культурой поведения — просто по опыту пациентов видно, что, к сожалению, в этой среде не принято предохраняться.
Но когда работаешь в госучреждении, все выглядит иначе: в России пациенты из МСМ-сообщества часто просто боятся обращаться в КВД, особенно по второму разу. Я шесть лет сидела на приеме в кожно-венерологическом диспансере и занималась только сифилисом, при этом в день я принимала по 40 пациентов, из которых только один возвращался лечить сифилис повторно.
— А почему такая вспышка случилась именно сейчас? Ведь культура предохранения и раньше была такой.
— Я думаю, дело среди прочего в том, что сейчас люди чаще обращаются к врачу. Часто, собирая анамнез, выясняешь, что пациент лечился и до нас, просто какими-то подпольными путями. Люди из МСМ-сообщества с советских времен привыкли прятаться от врачей.
В СССР было так: ты приходишь в диспансер — и тебя заставляют сообщить о всех твоих контактах, и потом их с участковым разыскивают. И если ты не готов обнародовать свою ориентацию, ты не пойдешь в диспансер на официальное лечение. Мне кажется, что корни этой привычки — скрывать свою болезнь от государства — тянутся именно оттуда.
Поэтому к нам часто приходят ребята, которые где-то как-то сами лечились. Они считают, что достаточно проставить антибиотик, но никто не знает о том, что пациент с сифилисом должен получить консультации как минимум у четырех специалистов. Это невролог, лор, офтальмолог, терапевт-кардиолог. Невролог критически важен — он должен исключить нейросифилис, при котором задействуются совершенно другие схемы лечения и дозы препаратов в разы выше.
— Представители Европейского центра профилактики и контроля заболеваний (European CDC) связывали рост заболеваемости сифилисом, особенно среди МСМ, с тем, что ВИЧ начали лечить более эффективно. В итоге люди стали меньше бояться заболеть ВИЧ, чаще заниматься небезопасным сексом и в итоге заболевать другими ИППП. Замечаете ли вы это в своей работе?
— Да, действительно, эффективное лечение ВИЧ и ситуация, когда мы достигаем нулевой вирусной нагрузки и человек уже не опасен для своего полового партнера, привели к притуплению бдительности. Пациенты упускают, что если они не заразятся ВИЧ-инфекцией, это не значит, что они не заразятся чем-то другим. В 2017–2019 годы зарубежные специалисты заметили эту проблему, на эту тему опубликовано множество статей. Вышло так, что именно эффективная терапия, к сожалению, стала приводить к росту заболеваемости сифилисом. Особенно в МСМ-сообществе.
Второй момент — это доконтактная профилактика ВИЧ, так называемая ДКП. Пациент, не имеющий ВИЧ, принимает ее перед половым актом, и это сильно сокращает риски заражения ВИЧ-инфекцией. Это тоже, увы, привело к тому, что бдительность притупилась. Пациенты забывают о том, что защита нужна и от других инфекций, не используют презервативы и заражаются в том числе сифилисом.
— Сифилисом можно заразиться только половым путем или есть и другие способы передачи?
— Пути передачи у сифилиса разные, но главный — при незащищенном половом контакте. В таком случае вероятность передачи болезни составляет 50–70%.
На второе место по частоте я бы отнесла внутриутробный путь передачи: если беременная женщина больна сифилисом, с вероятностью 80–90% плод также заразится. Происходит это обычно в пределах 24–25 недели беременности.
Все остальные способы передачи — скорее, исключение. Наверное, третьей по частоте будет передача через кровь — действительно, к примеру, если люди при употреблении наркотиков используют один шприц, они могут друг от друга заразиться. Но это случается крайне редко.
Бытовой путь передачи формально существует, но он, скорее, из области фантастики. Единственный реалистичный вариант — если мать болеет вторичным сифилисом с высыпаниями на коже и при этом кормит ребенка грудью. В остальном за 16 лет моей практики я не встречала заразившихся бытовым способом ни разу. Даже если пациенты поначалу отрицали, говорили, что не занимались незащищенным сексом ни с кем, нигде и никогда, в итоге выяснялось, что все-таки они заразились именно половым путем.
— Что самое опасное может случиться с пациентом?
— Все симптомы делятся на ранние и поздние. Если пациент заразился до двух лет назад — это ранние формы. Если срок больше — поздние.
Вторая классификация — по клинической картине. Сифилис может быть скрытым — это когда есть только положительная кровь и нет никаких клинических проявлений: ни высыпаний, ни язвочек, ни увеличенных лимфоузлов. Другой вариант — первичный сифилис, это значит, что у пациента есть шанкр (это язвообразный дефект, у которого плотное хрящеобразное дно), чаще всего на половых органах.
Еще один вариант сифилиса — вторичный. При нем мы имеем на коже высыпания, сифилиды — пигментные пятна на ладонях и стопах, увеличение лимфоузлов. И достаточно частая история — сифилитическая ангина, когда одна миндалина увеличена, а вторая нет.
Поздние формы сифилиса сейчас встретить очень сложно. Когда-то я работала в Сибири, однажды в наш Томский областной КВД санавиация привезла маму и девочку, которые жили где-то в далекой деревне. У мамы был такой вторичный сифилис, которого я не видела больше никогда, — там было полное поражение половых органов, розеолезная сыпь, диффузное поредение волос, повреждения костей носа. А девочка была с саблевидными голенями — это то, что в наше время уже невозможно увидеть, такое врачи встречают только в литературе. То есть две ее голени буквально собирались в круг.
Но и в Москве я знакома с историей, которая не должна была произойти в наше время. 32-летний пациент поступил в больницу с инсультом. У него взяли анализы, получили положительный анализ на ВИЧ и быстро выписали. И никто не задался вопросом, почему в 32 года у человека инсульт. А дело было в том, что он болел еще и нейросифилисом. Это выяснилось, только когда он снова обратился в клинику.
— Как сейчас лечат сифилис, можно ли победить его окончательно?
— Если все сделано правильно, мы выписываем пациентов с выздоровлением. Если врач правильно собрал анализы, пациент прошел всех специалистов, никто ничего не пропустил. Такое, конечно, случается. Например, один из пациентов пришел в КВД, ему назначили антибиотики и отпустили без консультации узких специалистов. Но болезнь только прогрессировала. Через какое-то время он пришел к нам в клинику, и выяснилось, что это был нейросифилис и доз, которыми его лечили, было просто недостаточно. Сейчас с этим пациентов все хорошо, пока он лечился.
— Что можно сделать, чтобы число заражений в России снизилось?
— Я бы, наверное, сказала про отношение врачей. Потому что если ты взялся лечить сифилис, нужно лечить его как положено. Выяснить контакты больного, проинструктировать их, рассказать о том, что даже если у партнера анализ крови отрицательный, он все равно должен пройти превентивный курс лечения. Потому что пациент может уже болеть, но кровь у него еще два месяца будет отрицательной.
И конечно, нужно соблюдать схемы лечения. А они меняются — там, где мы раньше лечили 20 дней, сейчас лечим 28. За всем этим надо следить. Часто приходится сталкиваться с тем, что какой-то из этапов врачи пропускают.
И второй момент — конечно, нужна просветительская работа. Пациенты должны знать, что сифилисом можно болеть не один раз, что повторное заражение возможно. Кроме того, важно понимать, что если ты после незащищенного полового контакта сдал анализ через две недели и результат на сифилис пришел отрицательный — это не значит, что ты не заболел, нужно снова сдать его через два месяца.
В целом в любом социально значимом заболевании на заражаемость влияет совокупность факторов. Вот мы сейчас много говорим про ковид, а там же тоже очень многое зависит от поведения людей, точно так же и здесь.
Если каждый будет осознавать степень своей ответственности — эпидемии не будет. Возможно, именно поэтому эпидемии связаны с периодами свободы, которая пьянит и дурманит.
— А пациенты не отказываются рассказывать о своих контактах?
— Вы знаете, с людьми, которые отказывались рассказать партнеру о своей болезни, я не сталкивалась. Но встречалась с ложью и лишний раз убеждалась, что нужно верить тестам и своим глазам, если реальность не совпадает со словами пациента. Например, был случай, когда никак не получалось вылечить семейную пару — а потом на прием уже отдельно пришла женщина, которая назвала мужа из этой пары как свой контакт. То есть они лечились — а она в это время продолжала болеть.
Важно, чтобы врач донес до пациента, что будет, если его партнер не обследуется. Кроме того, очень важно, чтобы партнер пришел сам, а не просто принимал то же самое, что назначили пациенту, — ведь иногда нужна смена антибиотика. Тогда в основном люди соглашаются рассказать, конечно, кроме тех случаев, когда это была разовая встреча и концов уже не найти. В принципе, в наше время не так уж много глупых людей, главное — давать им необходимую информацию. Потому что если ее не давать — пациент начинает додумывать сам, искать что-то в интернете, делать какие-то выводы и это уже может не закончиться хорошо.
— Почему важно лечиться от сифилиса, если в целом с ним можно прожить долгую жизнь? Даже некоторые участники эксперимента в Таскиги, в рамках которого сифилис специально не лечили, дожили до преклонного возраста.
— Менее опасным сифилис делает как раз то, что его отслеживают чаще всего на ранних стадиях. Я лично только однажды поставила диагноз «поздний сифилис», и то только потому, что пациентка меня убеждала, что уже восемь лет у нее не было никаких половых контактов — после смерти мужа. Она прошла 40 дней лечения и только потом сказала медсестре: «Доктора-то я обманула, я уже лечилась раньше».
Лечиться очень важно, во-первых, просто потому, что без лечения от сифилиса страдают все внутренние органы — в том числе сердце и мозг. Вот есть та же гонорея — это больно, неприятно, грозит осложнениями, но не приводит к таким поражениям в органах и гораздо проще в лечении.
А во-вторых, все болезни, которые передаются от человека к человеку, могут привести к эпидемии. Это не псориаз, например, когда страшно выглядит, но ты болеешь один. Здесь окружающие страдают.
Иллюстрации: Надя Ще
