Потом будет слишком поздно. Как и почему важно диагностировать рак легкого на ранних этапах

— В чем особенность и уникальность рака легкого в сравнении с другими формами онкологических заболеваний?

— Это убийца № 1 среди онкологических патологий. Крайне коварная болезнь, которая проявляет себя на поздних стадиях, когда мы уже мало чем можем помочь.

Дело в том, что в легких нет болевых рецепторов, поэтому опухоль может вырасти до больших размеров и дать метастазы без каких-либо симптомов. А их появление, скорее всего, означает, что внутри легкого начинаются необратимые процессы, когда опухоль прорастает и задевает соседние ткани, что и приводит к симптомам. Слабость, кашель, кашель с кровью, сдавливание сосудов и нервов и другие формы компрессии.

— По данным ВОЗ, в Европе рак легкого является вторым наиболее распространенным раком у мужчин (после рака предстательной железы) и третьим - у женщин (после рака молочной железы и толстой кишки). Почему он настолько распространен? 

— Сто лет назад рак легкого был казуистической болезнью. Не то, чтобы до нее не доживали, но это были буквально единичные случаи.

Эпидемия началась в 50–70-е годы ХХ века из-за массового распространения табака среди всех слоев населения. Именно в этом промежутке происходит первая в мировой истории вспышка заболевания, и тогда же была доказана прямая взаимосвязь между табакокурением и раком легкого.

— Рак легкого — это профессиональная болезнь курильщика или все не так — однозначно?

— Основная масса, более 90% пациентов, курили или курят. Но при этом встречаются случаи, когда и у людей без этой пагубной привычки болезнь себя проявляла.

— С чем это связано?

— Есть много научных исследований, которые показывают взаимосвязь между этнической группой и раком легкого. У европейцев чаще всего прослеживается прямая взаимосвязь между курением и болезнью, а вот у азиатов рак легкого часто не ассоциирован с употреблением табака. Поэтому и группы риска между собой отличаются, и эта работа по вычленению ведется постоянно, чтобы мы лучше понимали, кому еще может требоваться исследование. Но единого мерила нет.

— В ретроспекции после 10–15 лет, что происходит с заболеванием в России?

— За этот период кумулятивный риск возникновения рака легкого не меняется, колебания буквально в несколько процентов. Смертность также остается на высоком уровне (по данным международного проекта GLOBOCAN 2020, в мире ежегодно диагностируют более 2,2 млн новых случаев рака легкого, и от него умирают около 1,8 млн человек. — Прим. ред.). Глобально ничего не меняется, все примерно так же, как и 50 лет назад.

— Почему нет динамики?

— Важнейший аспект в случае с этой болезнью — раннее диагностирование. Нас как вооружили в 70-е годы флюорографией, как достигли тех результатов, так ничего масштабно с того периода не поменялось. Тогда пятилетняя выживаемость была у около 15% пациентов, в 2022 году она достигла 18%. За такой промежуток времени мы добились этих трех процентов с учетом всех самых современных методов хирургии и медикаментозного лечения. Говоря откровенно, такие результаты сложно назвать успешными.

В странах, где вместо флюорографии повсеместно используется технология низкодозной КТ, смертность удалось снизить в отдельных случаях до 50%. Еще раз, это не за счет лечения, а только своевременного диагностирования.

— Суть скрининга, который проводится в вашем НИИ, как раз основана на использовании технологии низкодозной КТ (НДКТ)?

— Да.

— Чем это отличается от обычной КТ? Почему используется именно такой способ диагностики?

— КТ — это метод лучевого исследования с использованием искусственного интеллекта, который позволяет создать 3D-картинку исследуемого объекта, которую мы можем смотреть и изучать в любых проекциях.

По сути, НДКТ отличается только объемом лучевой нагрузки: у нас по закону нельзя превышать в рамках диагностических исследований годовую норму в 2 миллизиверта. Современная флюорография дает нагрузку в объеме около 0,2 мЗв. Стандартная диагностическая КТ органов грудной клетки без контраста — это около 3–3,5 мЗв. НДКТ не должна превышать дозу в 1 мЗв, то есть половину от годовой нормы. Но мы в своих исследованиях с учетом фактора веса пациента работаем в диапазоне 0,3–0,8 мЗв, но при этом, и это самое главное, мы не теряем качество картинки.

— Что вы ищите на этой картинке?

— Мы работаем с новообразованиями от 8 мм — в легких они порой едва заметны. Важнейшая задача, которую мы реализуем в рамках этой программы, — правильно их проанализировать, чтобы уберечь человека от ненужного вмешательства, либо перейти к более углубленной диагностике. 

— Проект существует уже полгода, сколько пациентов прошло через программу?

— На данный момент нам удалось рекрутировать около 100 человек. При этом обращений через разные каналы связи тысячи, но под критерии группы риска подходят единицы. Сейчас мы активно работаем над тем, чтобы как можно больше людей из группы риска приходили на обследование. Наша задача — спасти их жизни. Для этого мы дополнительно создали горячую линию: 8(800)10-171-10, куда можно позвонить и записаться на исследование, а также уточнить любые вопросы по раку легкого.

— Как должна работать вся система, чтобы в результате рекрутинга пациентов входящий трафик к вам был выше?

— Во-первых, о проблеме надо говорить. Признавать ее существование. И показывать людям, что с раком легкого можно успешно бороться при начале лечения на ранней стадии. К нам не нужно отправлять человека, который совершенно не ориентируется, как слепой котенок, он должен понимать, зачем он это делает.

Во-вторых, на мой взгляд, подобная программа должна стать частью диспансеризации. Ведь при использовании НДКТ можно диагностировать не только онкологию, но и иные заболевания в легких. И если на федеральном уровне получится сделать НДКТ доступным для всех, заменив ею флюорографию для группы риска, мы точно увидим существенные изменения.

— Каковы были критерии отбора группы риска?

— Перед запуском программы мы провели онко-эпидемиологический анализ заболеваемости в Петербурге. Статистика показывает, что пик приходится именно на возрастной интервал от 60 до 69, и практически все из них курильщики с большим стажем — именно такие пациенты попали в группу риска.

Сама болезнь зачастую начинается даже раньше, как правило, примерно в 50 лет, но в рамках нашей пилотной программы важно отработать всю механику на меньшей по объему аудитории, чтобы учесть все нюансы и после уже масштабировать программу.

— За эти полгода у какого количества пациентов, участвовавших в программе, был диагностирован рак легкого?

— Грубо говоря, было 100 исследований, в результате мы обнаружили двух пациентов на ранней стадии, одного на четвертой, еще шесть находятся под динамическим наблюдением, поскольку у них обнаружены подозрительные очаги, которые нужно контролировать, — им показана повторная НДКТ с учетом оценки изменений в динамики. У остальных — все в пределах возрастной нормы, изменения доброкачественные. 

— Прямо сейчас предлагаемая вами программа уникальная для России?

— В ее текущем виде — да, но в отдельных регионах есть свои пилотные проекты с определенными особенностями. Если мы работаем с конкретной и понятной группой риска, то в Красноярске иной подход: при достижении сорокалетнего возраста всех отправляют на НДКТ, независимо от остальных факторов, здесь же есть отличия и по лучевой нагрузке.

В Новгороде активно практикуют сбор людей с заводов для диагностики, но практика показывает, что чаще всего они результаты не хотят узнавать, либо не узнают по каким-то иным причинам — вновь большой объем работы «в стол».

Мы же больше делаем ставку на осознанность пациентов и их персональную ответственность за здоровье. Такой подход позволяет нам работать с людьми, которые хотят изменить ситуацию с их самочувствием к лучшему.

— Вы эту осознанность видите? В последние годы люди стали сами чаще обращаться за помощью?

— Да, и лучше всего это заметно тогда, когда в СМИ выходит очередной материал о заболевании — у нас сразу происходит скачок обращений. Конверсия из них не такая высокая, но люди все равно звонят. Собственно, так к нам и попал пациент, которого нам уже удалось спасти, — его к нам записала супруга.

Повторю, самый эффективный способ — как можно больше говорить о проблеме, и тогда люди, осознавая значимость, будут мотивированы обращаться сами.

— «СПИД.ЦЕНТР» познакомился с первым спасенным пациентом в рамках программы скрининга и в следующем материале подробно о нем расскажет. Была ли какая-то важная особенность в его истории болезни?

— Я много сравниваю флюорографию и НДКТ, но его случай как раз показывает преимущество более современной технологии. Флюорография, скорее всего, не показала бы его опухоль, поскольку она находилась в том месте органа, куда отбрасывает «тень» сердце, как бы спряталась за ним. При таком расположении заметить ее на флюорографии можно было бы, когда она уже стала большой.

— Вопрос в сослагательной форме в таких случаях вряд ли корректный, но если бы не обнаружили на ранней стадии — какие перспективы могли быть?

— Давайте я отвечу так: есть целый цикл американских исследований, где изучали пациентов с первой стадией рака легкого, которые по каким-то своим причинам отказались от любого вмешательства. Тысячи людей принимали участие в исследовании. Как вы думаете, через какое время была достигнута медиана выживаемости, говоря проще, через сколько умерла половина?

— Предположу, что пять лет. 

— Я вас огорчу: от 13 до 16 месяцев. Настолько агрессивная эта опухоль, что так быстро может убить человека. 

В следующей части читайте историю Романа Гулевича — первого спасенного пациента в рамках программы скрининга рака легкого на базе Санкт-Петербургского НИИ фтизиопульмонологии.

Иллюстрации: Елена Рюмина.