Общество

«Людям интересны истории чужого неблагополучия». Почему мы любим тру-крайм и как сериалы про маньяков влияют на психику

«Фишер» — это новый российский сериал, в основе сюжета которого лежит реальная история серийного убийцы Сергея Головкина, получившего в СМИ прозвище в честь XI чемпиона мира по шахматам Бобби Фишера. У нового произведения высокий рейтинг на «Кинопоиске», он спровоцировал вспышку поисковой активности в «Яндексе»: на протяжении 2022 года количество запросов в системе по слову «фишер» колебалось в диапазоне 400–500 тысяч за месяц, в феврале 2023 года их было уже 2 753 326, в марте — более 5 000 000.

Любители «тру-крайма» (настоящего убийства) смогут в полной мере оценить и работу с фактурой, качество продакшена и актерский состав. Иван Янковский убедительно передает колорит ростовского следователя, Саша Бортич играет, возможно, лучшую роль в своей жизни, а герой Александра Яценко искренне показывает мучительный диссонанс между профессией сотрудника силовых структур и личной жизнью человека.

За последние годы мировое производство сериалов, представленных на различных стриминговых сервисах и онлайн-платформах, подняло высокую планку натурализма. Физиологичность процесса возведена в абсолют: мы видим в деталях путь от появления человека (секс) до его окончания (убийство). Больше не нужно ничего домысливать: вот ее голая грудь и истома после оргазма, а вот тело убитого мальчика с содранной кожей и головой зайца вместо собственной. Это вызывает и эмоциональный отклик и статистически конвертируется в просмотры. Я сам потребляю подобный контент, и мне это нравится. Вместе с тем этот материал — попытка разобраться в воздействии на психику подобных произведений. Вопросов много. Начать хочется с главного: может ли демонстрация насилия мотивировать нас к жестокости в жизни?

Отвечает Альберт Бандура из Стэнфорда, Калифорния

Основной научный вклад в мировую психологию американского психолога, профессора Стэнфорда Альберт Бандуры — теория социального когнитивизма или социального научения.

Суть теории: человек формирует среду вокруг себя — именно она и личностные факторы формируют человека. Бандура был убежден и в ограниченности рефлекторных реакций, участвующих в образовании форм поведения, и в то же время был убежден в расширении репертуара моделей поведения через научение. Оно основывается не только на личном опыте, но и на наблюдении со стороны. И именно на процессе наблюдения Бандура делал особый акцент, поскольку через него и приобретается навык поведения.

Простой пример из личного опыта, иллюстрирующий теорию. У человека есть высшее образование, он работает в престижной и растущей IT-компании, прекрасный собеседник, любит животных и при этом практически не моет руки. Ну, вот только по крайней необходимости, и все. Понимает теорию вопроса о гигиенических нормах и регулярно игнорирует практику — не было в детстве релевантного опыта наблюдения за процессом регулярного мытья рук.

Бандура для подтверждения своей теории использовал более радикальные способы и условия среды. Его фундаментальная работа — «Эксперимент с куклой Бобо». В YouTube есть видео с демонстрацией опыта и комментариями автора. 36 мальчиков и 36 девочек из детского садика при Стэнфордском университете в возрасте от трех до шести лет стали участниками процесса. Они оказывались в привычных для себя условиях, где в комнате есть конструкторы, игрушки и та самая кукла Бобо — дети жили свою привычную жизнь. В какой-то момент модератор эксперимента, выполнявший роль воспитателя — взрослый мужчина или взрослая женщина, — начинал вести себя агрессивно по отношению к неодушевленным предметам (игрушкам) и самой кукле Бобо. Затем ребенка уводили в новую комнату, где он был один, и там были те же игрушки и кукла, но в этой комнате им уже запрещалось играть, «воспитатель» заявлял, что эти игрушки для других детей. Затем ребенок попадал в третью комнату, где снова были уже знакомые игрушки и кукла Бобо, но у него уже был полный карт-бланш в выборе действий.

Демонстрация агрессии — поддержание градуса — выплеск. Лабильная детская психика воспринимала ролевую модель поведения как призыв к действию и не щадила Бобо. Подобными методами не гнушаются и другие институции, по тем же принципам может работать пропаганда.

Теперь сфокусируемся на вопросах вокруг кинематографа. Разобраться в причинах популярности жанра, особенностях художественных методов и воздействии на психику нам помогут Наталия Алексеева, психиатр и психотерапевт, член ЕАРПП, соучредитель центра психиатрии и психотерапии «Душевный доктор», и Валерия Шмакова, психиатр и сексолог, врач клиники Open Mind. 

Фильмы, построенные на агрессии и страхе, могут быть использованы как средство снижения нашей хронической тревоги от небезопасности в мире.

— Почему кино о серийных убийцах и маньяках интересно широкому кругу?

Валерия Шмакова: С одной стороны, о «тру-крайме» можно открыто говорить, тема больше не является табуированной. С другой — людям интересны истории чужого неблагополучия: когда все хорошо — это неинтересно. Человек может сопоставлять свою собственную жизнь и понимать, что у него в сравнении все довольно неплохо. Еще один важный аспект успеха подобных произведений — зритель редко остается равнодушным, ему либо нравится продукт, либо он вызывает отвращение.

Наталия Алексеева: В обществе сейчас есть запрос на такой контент. Фильмы, построенные на агрессии и страхе, могут быть использованы как средство снижения нашей хронической тревоги от небезопасности в мире. Когда мы смотрим такой фильм, нам приносит удовольствие тот факт, что мне сейчас страшно, но я точно знаю, что нахожусь в безопасности. Этого нельзя сказать о нашем состоянии в реальной жизни в связи с событиями, начавшимися в прошлом году: нам страшно, и мы не чувствуем себя в безопасности. Уровень подавленной агрессии в обществе высок, и такие произведения могут пассивным образом немного нас разряжать.

— Я смотрю подобные сериалы, потому что мне хочется разобраться в природе и действиях маньяка — это нормально?

Н.А.: В том, что мы как зрители впечатляемся извращенной логикой маньяка, нет ничего особенного: притягательно смотреть на персонажа, лишенного совести, способного воплощать то, чего мы не допускали бы даже в фантазиях. Психоанализ говорит о том, что во всех нас, в нашей личности, есть психопатические ядра. Они провоцируют интерес к тому, чтобы смотреть на вседозволенность серийного убийцы, его образ мышления, модель поведения, мимику — абсолютно все.

Когда нам нравится то или иное произведение искусства — это всегда немного про нас самих. Фрейд писал, что наши сны отражают наши бессознательные желания. Если мы рассматриваем кино как сон, то можем предположить, какие бессознательные процессы происходят у конкретного человека и в обществе. Искусство способно поднимать из бессознательного в область сознания наши вытесненные фантазии и желания. До тех пор, пока это не переходит в действие, они никакой опасности не несут.

На сессиях у психотерапевтов люди часто фантазируют о том, как они проявляют агрессию, — и получают большую разрядку и удовлетворение. Это снижает до минимума вероятность того, что они пойдут и воплотят в жизнь все то, что вербализовали в кабинете специалиста.

Когда нам нравится то или иное произведение искусства — это всегда немного про нас самих.

— Камертон жестокости внутри кадра. Почему хочется смотреть на детализированное насилие? 

Этот вопрос хотелось бы прояснить. «Психо» и «Молчание ягнят» уже давно вышли за пределы жанров и стали безусловной мировой художественной классикой. Для сознания, не искушенного современными хоррорами и триллерами, эти фильмы вызывают эмоциональный отклик. Несмотря на разницу в 31 год, психологизм страха в картинах весьма схож: он достигается за счет либо ярких художественных образов (символов страха), либо через леденящее чувство ожидания неизбежного (приближение убийства). Традиционный хичкоковский сверхкрупный план, где мы видим пустой суженный зрачок героини Джанет Ли, убитой ножом в душе. Съемка от первого лица, когда Буффало Билл с прибором ночного видения идет по дому за Клариссой Старлинг, собираясь убить ее. Сейчас подобные методы могут восприниматься широкой и насмотренной аудиторией как весьма наивные. Общество потребления единодушно голосует за гипертрофию и увеличение дозировок.

В.Ш.: Возросла степень толерантности к трэшу. И на фоне общей тревожности населения в последние годы требуется больше усилий, чтобы тебя эмоционально «пробило». Нас стало сложнее напугать. Поэтому сам по себе вид мертвого человека на экране уже не способен вызвать чувство страха, а вот расчлененное тело — то, что совершенно недоступно обычному зрителю, — гораздо больше резонирует. Аналогичную параллель мы можем провести с порнографией — чем больше потребляется такой продукт, тем сильнее стремление нарушить личное табу и дойти до абсолютной грани недозволенности.

Н.А.: Опасность подобного сверхжесткого контента в том, что мы не можем быть уверены в том, как именно наша психика будет перерабатывать подобную информацию. С одной стороны психика очень пластична и может ко многому приспособиться, а с другой — надо ли оно нам? Это в любом случае травмирующее зрелище, «соучастником» которого мы невольно становимся.

Куда интереснее, когда моя фантазия дорисовывает мне события и детали, и она дорисует столько, сколько способна выдержать моя психика. Я, может быть, и не собираюсь смотреть на изувеченное тело, поэтому более безопасно, когда произведение искусства дает свободу интерпретации.

— Просмотр подобных фильмов и сериалов вызывает у меня странную реакцию: я не испытываю сострадания. Такое может быть? 

Здесь тоже короткий комментарий к вопросу. Вы замечали за собой или вашими знакомыми, что во время просмотра триллеров или хорроров имеет место смех над происходящим, мысли или комментарии на тему вроде «ну, не так уж много он убил» или просто ощущение скуки? Не переживайте, это тоже нормально.

Н.А.: Скорее всего, это способы защиты психики от сильных чувств. Мы можем не признаваться себе в наших страхах или ненависти. 

— Дети смотрят кино о маньяках — это вообще допустимо?

В.Ш.: Прозвучит банально, но родителям стоит следить за тем контентом, который потребляют дети, даже несмотря на то, что на практике это бывает сложно. Метка «18+» — это не формальность. До этого возраста происходит формирование личности человека, а потому особенно важно при потреблении подобного контента объяснять ребенку, почему поведение маньяка в кадре недопустимо. Не стоит оставлять его в вакууме с собственными интерпретациями. В то же время не нужно закрывать детям глаза во время просмотра как насильственных сцен, так и эротических — гораздо эффективнее будет услышать их мнение и ответить на вопросы. Вместо того чтобы сразу говорить о своем страхе и личном отношении, куда полезнее будет послушать ребенка.

Н.А.: У детей зачастую проявляется навязчивое желание повторения с тем, что является источником страха. Через это повторение страх изучается, и ребенок учится бороться с ним. Но в то же время у него происходит фиксация на страхе, он способен запечатывать мысли и эмоции, и это может тормозить общее развитие психики.

Коллеги рассказывали из своей практики, как ребенок, впечатленный историей Зои Космодемьянской, пришел домой и повесил куклу. Мать его за это отругала, но никак предметно не обсудила случившийся эпизод. Долгоиграющих последствий для психики и уж тем более практики не было, но будучи уже взрослым сорокалетним мужчиной он помнит осуждение со стороны матери, и внутри него есть непроработанная обида. 

Возросла степень толерантности к трэшу. И на фоне общей тревожности населения в последние годы требуется больше усилий, чтобы тебя эмоционально «пробило».

— Может ли убийца в художественном произведении стать источником вдохновения и подражания?

Наверное, каждый, кто смотрел мультсериал «Ну, погоди», задавал себе и окружающим людям вопрос: «А ты за волка или за зайца?» В отдельных произведениях киноискусства о серийных убийцах герой может быть не только источником страха, но и объектом определенных симпатий для человека.

Н.А.: Если мы рассматриваем человека, имеющего потенциальные склонности к насилию, то, скорее всего, он не будет смотреть фильм про другого маньяка, сочувствовать ему и радоваться его «успехам». Предположим, что такой человек выбрал себе в качестве жертвы определенный тип женщины. Предположим, что эта женщина похожа на Киру Найтли. Тогда он, скорее, будет смотреть все фильмы с Кирой Найтли: как она себя ведет, куда она ходит, чем занимается, когда краснеет, какой тип мужчин ей нравится — он будет изучать свою потенциальную жертву и фантазировать.

— Может ли в принципе художественное произведение вдохновить на убийство?

Н.А.: Теоретически, да. Но это может произойти только с «особым», подготовленным для этого человеком. Зерно должно попасть в благодатную почву. Люди с ослабленным контролем импульсов более податливы внушению и хуже себя контролируют: захотели — и сделали. Они еще не относятся к категории психических больных по МКБ, но у них плохо сформированы структуры эго и суперэго — их мало что ограничивает. Для здорового человека подобный контент — это профилактическое напоминание о разрушающей силе насилия.

____________

В заключительной серии «Фишера» мама одного из убитых мальчиков врывается в кабинет следователя в истерике, а спустя несколько секунд замирает в оцепенении и задает риторический вопрос в адрес человека, лишившего жизни ее ребенка: «Он ведь тоже чей-то сын. Как же так получается с людьми?» Берегите и любите детей. Своих и чужих. Возможно, это лучшее, что можно сделать для того, чтобы новых сюжетов для сериалов и фильмов, основаных на реальных событиях, было меньше.

Этот материал подготовила для вас редакция фонда. Мы существуем благодаря вашей помощи. Вы можете помочь нам прямо сейчас.
Google Chrome Firefox Opera