В Иркутске больше 6 лет работает благотворительный фонд «Дети Байкала». Он начинался как частная волонтерская инициатива, сегодня благодаря фонду более 500 детей нашли своих родителей. О слезах в детдоме, страхе перед сиротами, усыновлении детей с инвалидностью и ВИЧ и о своем приемном родительстве рассказала директор фонда Гульнара Гарифулина.
Маленькие дети кричали «Мама, мама!»
— Когда и как вы впервые попали в Дом ребенка?
— В 2014 году. Это было накануне принятия постановления № 481, согласно которому все сиротские учреждения переходили в формат семейных детских домов. По профессии я психолог и бизнес-тренер, как волонтер помогала персоналу перестроиться на новые стандарты. Меня повели на экскурсию по группам, это был шок. Маленькие дети бросались к каждому чужому взрослому и кричали «Мама, мама!» Сегодня такого уже нет.
— Почему?
— Группы стали меньше, у детей появляется привязанность к одному постоянному значимому взрослому, в них больше нет беспорядочного дружелюбия. Как и домашние дети они сначала знакомятся со взрослыми, потом, может быть, идут на контакт.
— Что самое тяжелое вы увидели тогда в сиротских учреждениях?
— Ребенка, похожего на моего младшего сына. Это было на концерте, где дети 3–4 лет отрабатывали полуторачасовую программу — пели, танцевали. Я рыдала в зале, рыдала дома. Сутки плакала, не могла остановиться. Муж сказал: «Давай заберем мальчика домой». Но я знала, что это не вариант, я же не могу усыновить всех детей-сирот. Я понимала: помогать надо так, чтобы помочь не одному, а многим.
Группы стали меньше, у детей появляется привязанность к одному постоянному значимому взрослому, в них больше нет беспорядочного дружелюбия.
— Вам известно, что стало с тем мальчиком?
— Его быстро забрали в семью. Я же продолжала проводить в детских домах тренинговые программы, работала с профилактикой эмоционального выгорания. А в конце 2014 года мне написал иркутский оператор Александр Шеметов. Он начал снимать видеоанкеты детей-сирот, ему была нужна помощь фандрайзера. В начале 2015 года мы уже вместе делали проект «Подари ребенку семью». Я искала на него деньги и продвигала анкеты.
Мне было важно знать, как проходят съемки. Я приехала в один из центров помощи детям, познакомилась с директором. Была полна стереотипов: мне всегда казалось, что сироты — это какие-то особенные дети. Было очень страшно, и я взяла с собой подругу. Посмотрела, как снимают видеоанкеты, понаблюдала за детьми, пообщалась с ними и поняла, что это обычные ребята. Мне захотелось и дальше с ними общаться. Мы начали проводить мероприятия, мастер-классы. Я брала с собой миксер, блинницу, мы заводили тесто, пекли блины. Волонтеры приносили сладости, мы вместе пили чай. И прививали детям бытовые навыки, и общались.
— Страх долго был с вами?
— Страх быстро прошел, но было тяжело, я приезжала домой очень уставшая. Дети трудно шли на контакт. Это были подростки 11–14 лет, они к нам относились как к каким-то дуракам, которые приезжают с непонятными целями. Но постепенно, за полгода, с детьми выстроился контакт, они ждали нас. И я сама ждала этих встреч, они были в удовольствие и радость.
— Когда вы поняли, что у вас получается реально изменить чью-то жизнь к лучшему?
— Мы сняли анкету 14-летней Полины, разместили ее в соцсетях. Она одна из первых у нас переехала в Москву, в очень хорошую приемную семью. Через год в эту же семью уехала жить Настя. Мы с ними до сих пор общаемся, девчонки выросли, выучились, путешествуют по всему миру. Эта причастность к тому, что ты повлиял на судьбу человека, очень греет. Беременная третьим ребенком, она не имела ни мужа, ни работы.
— Как вы решились на открытие фонда?
— В 2016 году, после трех лет волонтерства. У нас уже было два стабильных проекта — «Подари ребенку семью» и «Наставник». Была нужна юридическая организация, я уже была готова принять на себя обязанности руководителя. Можно сказать, фонд мы выносили как ребенка.
Эта причастность к тому, что ты повлиял на судьбу человека, очень греет.
— Были ли страхи, все-таки волонтерство — это одна история, а организация — другая?
— Нет, страхов не было, напротив, охватило какое-то бесстрашие. У меня между мыслью и действием — очень короткое расстояние. Если я подумала о чем-то хорошем, стараюсь сразу запустить процесс. А открытие фонда — это же хорошее дело. И чего бояться-то? И я ни разу не пожалела, что ввязалась в открытие фонда.
Хотя у меня за это время случились и разочарования в людях, и мои розовые волонтерские очки разбились. Реальность и ожидания очень разошлись. Одним из открытий для меня было то, что многие люди не доверяют фондам и хотят помогать только адресно. Работа руководителя кардинально отличается от деятельности волонтера, в основном это работа с документами. Многие люди не верят в наш альтруизм и пытаются найти скрытую мотивацию.
Особенно сложно было начинать работу с чиновниками: я человек из бизнеса, а в бизнесе другие правила игры.
— Сколько вы сняли анкет по проекту «Подари ребенку семью» и сколько детей нашли родителей?
— Мы сняли более 1500 анкет, больше 500 детей нашли родителей. Мы в основном помогаем тем, у которых мало шансов обрести семью. Нет особой необходимости в создании видеоанкет маленьких здоровых детей, за ними и так большая очередь. Мы активно взаимодействуем с региональным банком-оператором по детям-сиротам в Иркутской области. Анкеты показывают по ТВ, мы продвигаем их в соцсетях. Сами приемные родители говорят, что наши анкеты очень помогают принять решение. Не всегда решиться на опеку, усыновление можно по фотографии, видеоролик дает больше информации. За нашими детьми приезжают и из других регионов России.
— Делаете ли вы видеоанкеты детям с ВИЧ?
— Конечно. К сожалению, не все родители понимают, что принять такого ребенка не представляет большой опасности для других членом семьи. Не все знают, что при терапии ребенок может жить долго и счастливо и в будущем тоже создать свою семью. Как показывает наша практика, более просвещенные родители из крупных городов не боятся усыновлять детей с ВИЧ. Когда мы начали делать анкеты, один из первых таких детей уехал жить в Санкт-Петербург. А еще у нас был случай, когда наставник вышел к подростку и стал общаться с ним, ребенок сам рассказал о своем статусе. Когда семья наставника узнала, что у ребенка такой диагноз, то попросила прекратить общение. Мы очень корректно закрыли эту пару, и к этому ребенку вышел другой наставник. К нашей радости — такой случай был всего один. Все-таки большинство людей сейчас знают о ВИЧ, и это хорошо.
Как показывает наша практика, более просвещенные родители из крупных городов не боятся усыновлять детей с ВИЧ.
— Сюжетов много, они вдохновляющие. Но все же: какие истории запомнились больше всего?
— 6–7 лет назад мы сняли анкету трехлетнего мальчика Арсентия. У него был абсолютно сохранный интеллект, но одна ножка короче другой на 18 см. При этом передвигался он очень шустро. Мы ему искали семью очень активно. У меня получилось выйти на Вадима Самойлова, экс-солиста группы «Агата Кристи». И он разместил его анкету в своих соцсетях. Так Арсентия увидела приемная мама Татьяна. С легкой руки Вадима Самойлова мальчик переехал в Екатеринбург, на малую родину музыканта. У него все хорошо. Сейчас Сене 9 лет, и он занимается спортом. В мае друзья фонда «Дети Байкала» финансово помогли его семье, оплатив перелет и проживание на время соревнований по пауэрлифтингу в Москве.
Вторая история — когда шесть сестер и брат уехали в Крым. Никогда у нас в анкетах не было такого количества детей, и даже 3–4 братьям и сестрам трудно найти родителей, а тут их семеро! Я не очень верила в результат, но, как я сама всегда говорю, глаза боятся, а руки делают. Опять «выстрелили» соцсети, семья для ребят нашлась. Мы помогали на начальном этапе, купили билеты в Крым с помощью спонсоров. Семья отправляет нам видео, фотографии, у них все хорошо.
Еще одна потрясающая история случилась с нашей Стасей. У девочки синдром Дауна, мы прилагали много усилий, чтобы найти ей семью. Стасю перевели в учреждение для умственно отсталых, но мы все равно не опускали руки, продолжали продвигать анкету. И нашли семью, где Стасю приняли как родную. Над девочкой не просто оформили опеку, ее удочерили, дали ей свою фамилию. Семья из Иркутска переехала в Калининград, они нам тоже отправляют фотографии и видео. Обратная связь с приемными семьями часто сохраняется.
Мы сняли более 1500 анкет, больше 500 детей нашли родителей. Мы в основном помогаем тем, у которых мало шансов обрести семью.
— А бывают ли неудачи: ребенок ушел в семью, а та не справилась?
— Бывают. Женщина из Москвы в соцсетях увидела анкету девочки-подростка. Она не планировала быть приемным родителем, это был эмоциональный порыв. Женщина прошла все обучение, собрала документы, забрала девочку тоже в Москву. И не справилась с адаптацией. Как у многих подростков у девочки был непростой характер. Женщина мне писала: «У меня рушится все, начались проблемы со здоровьем и в семье. Мы приняли решение отказаться от приемной дочери». Девушку поместили в Центр временного содержания, для нее нашлась другая семья. Все сложилось прекрасно, она выучилась на кинолога, у нее есть большая собака. Она сама стала участвовать в волонтерских акциях помощи детям-сиротам, а это признак того, что человек в ресурсе. С одной стороны, история очень печальная, это был наш первый опыт возврата ребенка из семьи. С другой — если бы она не уехала в Москву, она бы не нашла свою настоящую семью. По статистике, только в Иркутской области более 100 детей в год возвращают в учреждения из приемных семей.
— Как можно решить проблему с возвратом детей в учреждения?
— Мы в 2019 году сделали проект «Школа ответственных взрослых» — это подготовка кандидатов в приемные родители. Обычно отказ от ребенка происходит в первые полгода, это говорит об одном — не пройдена адаптация. Наш проект — это сопровождение приемных семей с детьми, обучение, консультации, супервизии. В этом году мы обучили уже 12-ю группу «Школы ответственных взрослых», это наш вклад в профилактику вторичных отказов. Мы постоянно получаем обратную связь от родителей и кандидатов, проект реально помогает. Ведь часто у приемных родителей есть одно ви́дение, как все будет прекрасно, в реальности происходит другое. Конечно, есть сопровождение от органов опеки, но чем больше ресурсов у приемных семей, тем лучше. В этом году «Школу ответственных взрослых» наш фонд реализует при поддержке Губернского собрания общественности Иркутской области.
Обычно отказ от ребенка происходит в первые полгода, это говорит об одном — не пройдена адаптация.
— Как вы помогаете тем, у кого шансов найти семью очень мало — подросткам?
— Наши мастер-классы и визиты к детям закончились тем, что мы для девятиклассников подобрали волонтеров, каждому — индивидуальное сопровождение. Так в 2015 году появился проект «Наставник». Сейчас у нас 63 действующих пары. 20 наставников сопровождают детей до 18 лет, и больше 40 работают с выпускниками. Это классный и очень нужный проект, потому что самое трудное начинается после выпуска из детского дома. Часто социальные сироты оказываются в таких ситуациях, что сами становятся отказывающимися от детей родителями. Попадают в плохие компании, рано рожают, не справляются с родительством. Наставники помогают им получить образование, оформить документы, словом, окрепнуть и встать на ноги.
— Были ли случаи, когда удалось предотвратить отказы сирот от своих детей?
— Да. Выпускница детского дома Вика оказалась в трудной жизненной ситуации и вышла на наш фонд. Беременная третьим ребенком, она не имела ни мужа, ни работы. Это был наш первый опыт, когда мы наставнику предложили сопровождать выпускника детского дома. Кандидат нас предупредила: «Я хочу помогать, но в долгую не могу, планирую переезд». И мы предложили Инне сопровождать Вику, и женщина сделала очень многое для нее. Вика жила в неблагоустроенном доме, печку нужно было топить, а воду привозить с колонки. Инна со своим сыном соорудили тачку, чтобы возить воду в большой канистре, а не таскать руками. Инна помогла ей получить заключение суда на то, что она как сирота имеет право на получение жилья в Иркутске, оформить документы на жилищный сертификат. Вика получила квартиру, мы помогли с переездом, покупкой мебели. Это реальная история, как взрослый человек повлиял на судьбу другого человека, не дал ему упасть в пропасть. У Вики могли изъять детей, если бы не помощь Инны. Сейчас Вика живет в своей квартире, старший сын пошел в первый класс, девчонки ходят в садик, Вика работает и как волонтер помогает животным. Наставничество — это очень классно. Здорово, что сейчас оно распространяется по всей России.
— А наставник до сих пор учит детей пользоваться общественным транспортом, банкоматами, заваривать чай? Или прививает другие навыки?
— Сейчас в детских домах много социальной адаптации, чай ребята точно умеют заваривать, как и пользоваться бытовой техникой. Система за последние пять лет очень изменилась в лучшую сторону. Чаще нужна помощь в адаптации на новом месте, когда ребята поступают в училище или колледж, переезжают в общежитие. Одна наша наставница Наташа помогла поступить в университет нашей Ире, ходила с ней на факультет, помогала с документами. Сейчас девушка получает высшее образование.
Не думала, что стану приемной мамой для 15-летнего подростка
— Как помогает в работе фонда опыт коллег из других регионов?
— Мой принцип по жизни — не изобретать велосипед, а изучить и использовать уже имеющийся хороший опыт. Взять его, обработать и адаптировать в нашу систему, в работу фонда «Дети Байкала». Проект «Наставник» мы запустили на голом энтузиазме, просто из желания помочь детям. А в 2016 году я познакомилась с новосибирским фондом «Солнечный город». Мы съездили к коллегам на стажировку, прошли специальное обучение по наставничеству, в 2017 году стали партнерами, переняли их прекрасную, хорошо проработанную систему. Мы учились у «Фонда профилактики социального сиротства», общались с фондом «Измени одну жизнь». Пространство благотворительности в России растет, и нам есть, к чему стремиться.
— Было ли у вас выгорание?
— Сильное выгорание я пережила в прошлом году, не было никакой мотивации ни к чему. Отпуск не помог, начались проблемы со здоровьем. Я попыталась справиться сама. Максимально делегировала все, что только можно. Получилось очень хорошо, потому что система была уже отстроена и она работала. Исключила общественные мероприятия, старалась больше отдыхать и путешествовать. Я стала разрешать себе смотреть сериалы без чувства вины, спала, сколько хотела, ходила в спортзал, то есть восстанавливалась на уровне тела. Вся семья меня поддерживала, особенно муж, который организовывал мне разные выезды и путешествия — на Байкал, на море. Выгорание прошло, я стала бережнее к себе относиться. Больше не консультирую в 10–11 вечера, почти не работаю по выходным. Чтобы приносить пользу, нужно самому быть в ресурсе, а чтобы быть в ресурсе, нужно относиться к делу без фанатизма.
— К чему вы до сих пор не привыкли?
— Меня начинает триггерить, когда я слышу высказывания людей, которые никогда не общались сиротами, но заявляют: «Нет смысла им помогать, они все равно вырастут преступниками и проститутками». Вся моя семья при этих словах подпрыгивает. Моя Кристинка за всю свою жизнь ни одной сигареты не выкурила и ни капли спиртного не выпила даже на свою свадьбу. Конечно, сироты вырастают разными. Но и в кровных семьях порой вырастают и преступники, и наркоманы. Нельзя вешать клеймо на всех детей только потому, что они оказались в системе. Наша задача как взрослых дать им шанс, помочь, чтобы они выскочили из этого круговорота, чтобы не повторяли судьбу своих родителей.
Меня начинает триггерить, когда я слышу высказывания людей, которые никогда не общались сиротами, но заявляют: «Нет смысла им помогать, они все равно вырастут преступниками и проститутками».
— Вы сами стали приемной мамой. Как и почему это случилось?
— О приемном родительстве я мечтала с детства. Но никогда не думала, что стану приемной мамой для 16-летнего подростка. Моя Кристина не собиралась в приемную семью, она ждала свою родную маму. Были кандидаты на удочерение, она всем отказывала. Сначала я с ней просто подружилась как наставник, она стала приходить к нам домой. И я, и муж, и трое наших детей быстро поняли, что это наш человек. Чтобы решать юридические вопросы, мне был нужен статус официального опекуна. Я пыталась, например, помочь снизить задолженность за квартиру, которая принадлежала Кристине, но она в ней не жила. Так я осознанно решила стать ее опекуном, Кристине тогда было 16 лет. Сейчас она замужем, работает, родила сына и назвала его в честь моего младшего — Даней. Мы с мужем считаем Данечку нашим первым внуком.
— Опыт приемной мамы помог что-то важное понять про других приемных родителей?
— Очень. Я сама прошла все этапы — от принятия решения до прохождения Школы приемных родителей и сбора документов. У меня появилась реальная картина, как это устроено изнутри. И когда мне пишут и говорят, что это очень трудно, я отвечаю: «Нет, это не трудно». Я могу проконсультировать, опираясь на свой опыт, что очень помогает будущим приемным родителям. Я лучше понимаю приемных родителей — что они прожили и проживают. И когда я размещаю видеоанкеты подростков, я точно знаю: семья нужна ребенку в любом возрасте.