Чтобы понять, почему художественная форма становится ключевым медиатором в разговоре о надежде, необходимо обратиться к тому, как это понятие работает в гуманитарных науках. В философской традиции надежда трактуется не как пассивное ожидание благоприятного исхода, а как активная внутренняя установка, позволяющая человеку действовать в условиях неопределенности. Эрнст Блох в работе «Принцип надежды» подчеркивал, что надежда является «движением сознания вперед», стремлением к тому, чего еще нет, но что может быть осуществлено. В современной психологии сходные идеи развиваются в исследованиях Чарльза Снайдера, где надежда описывается как когнитивно-аффективная система, состоящая из трех элементов:
- Goals — осознание и формирование целей,
- Pathway thinking — способность находить пути к этим целям,
- Agency thinking — мотивация и способность воспринимать будущее как область возможностей.
Эти подходы сходятся в том, что надежда — это не утешение, а ресурс преодоления.
Поэтому и визуальное искусство оказывается продуктивным инструментом исследования и передачи опыта надежды. Художественный образ способен работать аспектами человеческого переживания, которые труднее всего выразить вербально, такими как неясность, хрупкость, неустойчивые границы между страхом и преодолением.
Художественные практики создают уникальные пространства переживания, где зритель может одновременно сталкиваться с травмой и обнаруживать пути ее трансформации. В контексте ВИЧ, социальной стигмы и уязвимости такие пространства приобретают особую значимость.
Концептуальная структура
Если рассматривать надежду не как эмоциональный всплеск, а как процесс формирования внутренней устойчивости, становится понятно, что она никогда не возникает из пустоты, движение к надежде почти всегда начинается с переживания разлома, утраты прежних опор и вынужденного поиска новых способов собирать себя заново. Этот переходный путь — от распада к восстановлению — лежит в основе кураторской структуры выставки «Создавая надежду». Она выстроена как пространственная метафора трех стадий, через которые проходит человек, сталкивающийся с неопределенностью и страхом.
- Александр Ганьшин, Правая панель диптиха «Наставление. Освобождение», 120×165, холст/масло, 2023
В данной работе фигура ребенка, обращенного к высокому светлому небу, помещена в поле, в котором пшеница изображена как живое, пылающее огнем вещество. Этот двусмысленный образ одновременно указывает на травматический опыт и на питательную основу, из которой рождается новое. Пшеница-пламя становится материалом испытания и источником силы, тем самым сочетая в себе архетипы очищения и возрождения. Ребенок изображен со спины, и эта позиция фиксирует момент взгляда в открытое пространство будущего, в мир, еще свободный от предопределенности. Его внимание направлено вверх, в сторону небесной перспективы, исполненной мягким светом и воздухом. Контраст между тревожной экспрессией нижней части композиции и спокойной разреженностью верхней создает напряженную диалектику освобождения, которая понимается не как отказ от прошлого, а как выход из огня, принявший форму ясного горизонта.
Деконструкция
Начало пути — там, где рушится привычное. Символы теряют устойчивость, формы распадаются на фрагменты, внутренние страхи и стигма проступают в образах и линиях. Здесь лишь оголенная уязвимость и тишина перед вопросом: что остается после разрушения? В разломах еще нет ответа, но именно трещины открывают возможность нового.
Работы:
- Николай Соловьев, «Распутье», бумага, масло 70×100. 2024
Работа представляет собой визуальное исследование состояния глубинной человеческой тревоги и экзистенциального одиночества, раскрытых через контраст световых источников и исключенность фигуры из привычного пространственного контекста. Герой помещен между холодным и теплым светом — не как в центре равновесия, а как в зоне внутреннего распада, где выбор невозможен, а каждая из потенциальных траекторий несет в себе противоречие. Фигура существует лишь благодаря случайным отблескам, растворяясь в окружающем мраке, что создает образ человека, потерявшего устойчивость собственного «я».
- Дарья Шаренкова, «Лес» темпера, бумага, 70×70, 2024
В представленной работе Дарья обращается к ночному пространству как самостоятельной эмоциональной среды. Поводом для создания произведения стала ночная прогулка художницы по Сочи, переживание которой трансформировано в обобщенный образ южного ландшафта. Силуэты растительности намеренно лишены детализации и поданы в условной форме, что позволяет рассматривать их скорее как носителей настроения, чем как элементы конкретного пейзажа. Важную роль играет игра искусственно искаженных теней, они формирует эффект пространственной нестабильности и усиливают ощущение дезориентации. В результате зритель оказывается внутри тщательно сконструированного визуального опыта, напоминающего о прогулке по тревожному ночному лесу.
- Лу Синицына, «бессонница», холст, масло 50×60, 2025
В данной работе художница обращается к переживанию бессонницы, которую она испытывала осенью 2023 года. Осмысление этого опыта привело к попытке зафиксировать переходное состояние между бодрствованием и сном — момент зыбкой границы, когда сознание утрачивает четкость, но не проваливается в сон, оставляя человека в положении наблюдателя собственной неподвижности. Завершение произведения в 2025 году символически связано с преодолением бессонницы и возможностью рефлексивного взгляда на пережитое.
Композиционным центром становится автопортрет, выполненный в доминирующих синих полуночных тонах, ассоциируемых с депрессивной окраской аффекта и ночной сенсорной депривацией. Намеренно гипертрофированные части тела функционируют как визуальная метафора дереализации и нарушенного телесного восприятия, которое нередко сопровождает хроническое недосыпание. Такое пластическое решение усиливает впечатление фрагментации «я» и подчеркивает разрыв между внутренним опытом и физическим присутствием.
- Дарья Соколова, Серия «Снаружи изнутри», 2025:
«Терапия», смешанная техника, коллаж, нитки, 70×35,
«Слышу, вижу, говорю», ткань, глина 70×35,
«Гистология внутреннего мира», жидкий акрил, ткань, смола 70×35
Серия «Снаружи изнутри» представляет собой многослойное исследование человеческого тела как носителя опыта, памяти и уязвимости. В триптихе художница обращается к анатомическим и гистологическим образам, выводя их из контекста медицинской объективности и превращая в выразительный язык интимного разговора со зрителем. Структуры, которые обычно существуют в плоскости учебных анатомических атласов и препаратов, обретают здесь эмоциональную плотность — они становятся метафорами внутренней правды, скрытых переживаний и тех состояний, которые редко проговариваются вслух.
В произведении «Терапия» анатомическая форма используется как визуальный код для разговора о телесной памяти и эмоциональной травме. Контраст материалов и рельефность поверхности подчеркивают хрупкость телесной оболочки и сложность процессов, протекающих внутри нее. Работа «Слышу, вижу, говорю», выполненная в сочетании глины и ткани, обращается к сенсорным и коммуникативным функциям, которые в контексте стигмы приобретают новое содержание, а способность быть услышанным, увиденным и принятым превращается в терапевтический акт. Картина «Гистология внутреннего мира» переносит зрителя в пространство микроскопических структур, где жидкий акрил и смола формируют ассоциации с биологическими срезами, позволяя прочесть эмоциональную жизнь человека так же внимательно, как патоморфолог читает гистопрепарат.
- Хассан Назари, «Миграция», холст, масло, 85×122 см, 2024
Картина «Миграция» вводит в выставочное пространство масштабный историко-культурный пласт, связывая личную память Хассана с коллективной травмой его народа. Центральный образ — демон из персидской мифологии — функционирует как обобщенный символ зла, насилия и разрушительных сил, определяющих судьбы людей вопреки их воле. Застыв в напряженной позе над множеством могил, он воплощает собой ту неизбежную тень истории, под тяжестью которой тысячи семей были вынуждены покинуть родные земли. Пространство картины, насыщенное фигурами бегущих людей, усиливает ощущение непрерывного движения — миграции как вынужденного исхода, как трагического, но неизбежного пути, формирующего целую культуру.
- Екатерина Чиркова, «Свет», 100×120, холст/масло, 2016
В работе «Свет» художница обращается к визуальному осмыслению кризиса как точки предельного снижения, из которой начинает формироваться движение вверх. Композиция построена вокруг фигуры человека, лежащего на полу в скрюченной, почти эмбриональной позе — жесте максимальной уязвимости и одновременно потенциального перерождения. Мощный луч света, прорывающийся сквозь окружающую темноту, становится символом внутреннего импульса выхода из состояния отчаяния.
- Маруся Эмотатуер, «Папа, мне страшно», 84×119, печать на сатине, 2022
История об отцовской любви, защите и смелости раскрывается через контраст между детской графичностью и глубинным переживанием угрозы. Изображение словно возвращает зрителя в состояние ребенка, для которого мир огромен, темен и непостижим, но в котором существует единственный источник света — фигура отца. В этом сочетании наивного и трагического, комического и сакрального формируется подлинная сила работы, она удерживает пределы между страхом и надеждой.
Сборка
Из хаоса начинают проступать связи. Фрагменты ищут друг друга, соединяются, рождая новые смыслы. Цвета переплетаются, движения превращаются в диалог, память о разрушении становится материалом для восстановления. Сборка не завершена, в ее открытости — живое дыхание надежды.
Работы:
- Александр Купалян, «Желтая тетрадь», бумага/граф. материалы, 80×100
Работа представляет собой сложную визуальную конструкцию, в которой ранние эмоциональные переживания получают символическое преломление через гибридную эстетику аниме и экспрессионистических мотивов. Автор использует полиэкранность и интенсивные цветовые контрасты как метафору становления субъективности в условиях эмоционального наплыва, характерного для детского и подросткового опыта. Образы функционируют не как биографический текст, а как визуальный знак телесного пробуждения, смущения и переходного возраста. Огненные и деформированные элементы подчеркивают внутренний драматизм, свидетелями которого становятся зрители, вовлеченные в невербальный диалог с работой. В итоге произведение формирует пространство, где личная память трансформируется в универсальную метафору взросления.
- Бэлла Гасиева «Воспоминание I», 75×55, холст/масло, «Воспоминание II» 75×55, холст/масло, 2025
«Воспоминание» — это живописное исследование разрыва между материальным наследием и утраченной частичкой культурного кода. Обращаясь к руинам аула Къоспарты, Бэлла реконструирует не архитектуру как таковую, а хрупкое состояние памяти, в котором пережитая история сохраняется фрагментарно. Центральным мотивом серии становится арабская вязь, когда-то бытовавшая на данной территории. В работах она появляется как нерасшифровываемый знак, размытый, укрытый теплым световым фильтром, растворенный в красочном слое. Слово, которое должно было иметь смысл, превращается в эхо, доступное скорее ощущению, чем чтению. Это слово словно погружено в облако забвения, и зритель сталкивается с парадоксом — знанием о наличии смысла при невозможности его извлечь.
- Александра Селезова, «Не вижу», «Не слышу», «Не говорю», холсты, 40×40, коллаж, аэрография, папье-маше, 2024
Серия «Три Отрицания» исследует механизмы социального вытеснения, которые формируют отношение к людям, живущим с ВИЧ. Каждая работа представляет собой метафорическую «маску», подобно тем маскам, которые надевает общество, предпочитая не замечать сложные темы. Эти маски не скрывают лицо, а скрывают реальность, блокируют взгляд, слух и голос, превращая человеческое участие в молчаливое согласие с чужой болью.
- Дарья Бе, «Сквозь», холст, масло, 90×110, 2024
В работе «Сквозь» городская среда выступает метафорой внутреннего и социального опыта, проходящего этапы разрушения, переосмысления и восстановления. Художница обращается к образу строительных баррикад — привычных городских препятствий, которые фрагментируют пространство и нарушают линию движения. Однако ключевым моментом произведения становится не фиксация хаоса, а попытка взглянуть сквозь него. Сквозная структура композиции, чередующая плотные темные формы и просветы цвета, напоминает о возможности видеть непрерывность там, где, на первый взгляд, царит разрыв. Внутренний ритм полотна складывается в подобие органической, живой ткани, как если бы поверх временных помех проступал устойчивый порядок.
- Максим Петрушин, «Новое небо», холст, масло, акрил, 150×120, 2025
Здесь художник создает напряженную визуальную конструкцию, в которой человеческое переживание конца превращается в опыт внутреннего прорыва. Фрагментированное изображение крика, многократно разорванное и повторенное, становится жестом распада привычной картины мира. Контраст между тяжелой, почти монохромной фактурой фрагментов лица и ясным столпом неба, прорывающим композицию, создает смысловую оппозицию разрушения и обновления, крик и дыхание, отчаяние и возможность. Это Новое небо, прорезанная сквозь хаос перспектива, рисунок будущего, где мир переживает трансформацию.
- Регина Зубцова, «Лицо», ардуино, процессинг, кастомная электроника, графика аналоговая, 2025
Интерактивная инсталляция, построенная на столкновении аналоговой инженерной эстетики и хрупкой субъективности человеческого образа. Художница соединяет кастомную электронику и цифровую графику, превращая техническое устройство в инструмент вмешательства в идентичность. При вращении энкодеров зритель сам «перекраивает» лицо, его фрагменты разъезжаются, смещаются, распадаются и собираются вновь. Это механическое, точно хирургическое вмешательство обнажает болезненную нестабильность того, что принято считать целостным «я». Работа обращается к опыту социальной маскировки, к усилиям, которые человек прилагает, чтобы выглядеть «нормальным» и соответствующим ожиданиям других. Особенно остро эта тема звучит в контексте нейроотличности, внешние нормы диктуют необходимость перестраивать себя, сглаживать особенности, скрывать то, что может быть воспринято как «инородное».
Эстетика фрагментации отсылает к традиции сюрреалистической деформации, к наследию Сальвадора Дали, где человеческое лицо подвергается пластическим метаморфозам, обнажая внутреннюю тревогу, но в отличие от сюрреалистического подсознания, тут работает социальный механизм нормализации.
- Тавифа Маркова, «voxcord», электроника, картон
В «voxcord» Тавифа обращается к теме самоконструирования через ироничное сопоставление двух эстетических регистров: визуально наивной оболочки и сложной по устройству электронной начинки. Аналоговый синтезатор заключен в декоративную коробку конфетного вида — сердце, украшенное лентами, пастельными мотивами и намеками на детскую милоту. Эта оболочка функционирует как обманчивый фасад, скрывающий активный техно механизм, выстраивая параллель между звучанием и процессами, происходящими с личностью. Вращая металлические элементы, зритель изменяет тембр и характер синтезируемых звуков, символически принимая участие в перенастройке субъекта.
- Карина Балаян, «История игрушек», 35×35, зеркало, эпоксидная смола, штукатурка, игрушки; «Второе дыхание 1» 115×70, зеркало, керамика, эпоксидная смола, цементная затирка; «Второе дыхание 2» 115×70, зеркало, керамика, эпоксидная смола, цементная затирка
Линейка объектов MUOR представляет исследование памяти, быта и материальной культуры через методы художественного апсайклинга. Каждый объект — зеркало, окруженное кольцом или рамой из переосмысленных вещей, становящееся и функциональным предметом, и пространством для рефлексии о второй жизни материалов и о тех историях, которые они в себе несут. Бренд MUOR строит свою миссию вокруг идеи сохранения и переработки забытых или утраченных предметов, превращая их в эстетически и концептуально насыщенные элементы современного интерьера.
В работе «История игрушек» пластмассовые фигурки детских персонажей создают игривый плотный орнамент. Эта рамка формирует поверхностный слой коллективного детства, где каждая игрушка является фрагментом чьей-то личной истории. А зеркало — мост между прошлым и настоящим, где зритель видит себя в окружении множества персонажей, сопровождавших его поколение.
Работы «Второе дыхание 1» и «Второе дыхание 2» развивают тему памяти через материал. Осколки керамики, некогда принадлежавшие домашним сервизам, превращены в декоративные структуры, напоминающие археологические мозаики. Трещины, сколы и фрагменты объединяются в новое визуальное целое, где прошлое становится конструктивным элементом настоящего.
Надежда
Свет входит мягко и постепенно, превращая разорванное в целое. Открываются горизонты, в которых нет готовых обещаний, но есть свобода двигаться дальше. Надежда не утешает, она дает силу продолжать — шаг за шагом. В ее присутствии прошлое не исчезает, а становится основой для будущего.
Работы:
- Анастасия Куликова, «Весна», холст, масло, 80×100; «Птичка» ручная лепка: фарфор, 17×10×4
Художница обращается к феномену коллективной визуальной памяти, вплетая в зыбкую фактуру тающего снега образы фигур, напоминающих советские дворовые скульптуры пионеров, медвежат. Эти полуутраченные мотивы существуют на границе узнавания, они то проступают, то исчезают, будто фрагменты прошлого, которые невозможно восстановить полностью. Живописная поверхность построена так, что прошлое пребывает в состоянии мягкого возвращения, как пробуждение из зимней дремоты. Фарфоровые скульптуры «Птичка» усиливают этот жест обращения к хрупкости.
Обе работы объединяет тема надежды как мягкой, но настойчивой силы, прорывающейся сквозь слой времени. В «Весне» она проявляется в самом принципе таяния — процессе, где отступление холода уже необратимо, даже если фигуры прошлого еще укрыты снегом. В «Птичке» — в жесте, который невозможно выполнить иначе как открывая ладони миру.
- Анастасия Игнатова, «Отражение», холст, масло, чемодан, 30×40, 2025
В работе Анастасия обращается к теме хрупкой памяти, той особой семейной микроматерии, которая живет на границе между реальностью и сентиментальным мифом. Помещенные в старый дорожный чемодан живописные изображения стеклянной посуды отсылают к образу бабушкиного сервиза, бережно хранимого в серванте, как уязвимые и дорогие воспоминания, которым отведено место не столько в домашнем пространстве, сколько в эмоциональном багаже человека.
- Саша Рогова, «Воспоминания (о тебе)», бумага, карандаш, 29,7×42; «Нюдс», бумага, карандаш, 29,7×42; «Образы», бумага, карандаш, 29,7×42; «Прощание», бумага, карандаш, 29,7×42
Серия графических работ представляет собой последовательное исследование личной памяти, интимности и эмоциональных связей, преломленных через опыт хрупкости человеческих отношений. В минималистичной визуальной системе художница выстраивает сложную топологию чувств, где сосуществуют напряжение и нежность, боль и благодарность.
В работе «Воспоминания (о тебе)» центральный образ бабочки превращается в носителя памяти: ее крылья заполнены фрагментами совместного прошлого, разрозненными, но сохраняющими теплоту, где в равной мере присутствуют и светлая ностальгия, и принятие утраты. Память не идеализируется, а возвращается к зрителю как многослойное переживание.
«Нюдс» раскрывает тему уязвимости в пространстве доверия. Художница анализирует проявление обнажения физического и эмоционального, как связь, формирующий особый тип интимной коммуникации.
В работе «Образы» женские фигуры, зависшие в состоянии падения, держатся друг за друга, создавая хрупкую, но устойчивую структуру поддержки. Здесь проявляется ключевой мотив серии — поиск связи в мире, где одинаково возможны разрыв и спасение.
«Прощание» — самая мрачная и медитативная из работ. Черные цветы, оплетающие голову героя, становятся попыткой забыть то, что забыть невозможно. Память — это органическая, прорастающая, сопротивляющаяся разрушению структура, обнажающая внутреннюю борьбу.
В целом серия формирует единый нарратив о том, что чувства, даже болезненные, являются частью непрерывного процесса самообнаружения. Графическая аскеза усиливает эмоциональность образов, делая переживания героев универсальными и узнаваемыми. Это работы о трансформации, принятии прошлого, понимании собственной уязвимости и поиске опоры там, где прежде был хаос.
- Владислава Лобода, «Преемство», ткань, нитки, 78×79, 2024
В работе «Преемство» Владислава обращается к ткани как к носителю памяти и материальному посреднику межпоколенческого опыта. Полотно сконструировано из фрагментов нарядных тканей, которые хранила ее бабушка, тех самых обыденных, но символических материалов, что нередко переживают своих владельцев и становятся частью семейного архива.
Композиционная разорванность, подчеркнутая открытыми швами и натянутыми нитями, превращает текстиль в карту непрерывного процесса сборки и распада воспоминаний. В центре возникает силуэтная пара как абстрактный образ преемственности, связь между людьми мыслится не как данность, а как ткань, которую необходимо удерживать, переплетать, обновлять. Так работа выходит за рамки частной семейной истории, становясь моделью культурной памяти. Опыт никогда не передается целиком, но именно из разрозненных фрагментов строится общее поле человеческого сознания.
- Валерия Ерецкая, «Секретер», дерево, бумага, карандаш, 98×56, 2024
Работа «Секретер» представляет собой исследование природы скрытого и механизмов, через которые человек конструирует собственную тайну. Перед зрителем объект, напоминающий раскрытую створку мебели, традиционно предназначенной для хранения личного и важного: писем, документов, приватных историй. Однако здесь пространство парадоксально пусто. Художница намеренно оставляет внутренний отсек незаполненным, смещая акцент с содержания на тему скрытности. Тайна оказывается не тем, что спрятано, а тем, что создается как структура ожидания, как обещание или намек, не имеющий обязательной материальной основы.
- Ярослав Sinyslav, Del conposito 1, масляные мелки, скотч, маркер, акрил, холст, 80×60; Del conposito 2, масляные мелки, скотч, маркер, акрил, холст, 100×80
Серия Del Conposito исследует материальность бумаги и ее способность фиксировать следы времени, и становиться средой, где фрагменты прошлого обретают новое единство. Художник принципиально работает с «использованными» поверхностями — смятыми, порванными, покрытыми следами предыдущей жизни. Эти следы становятся структурообразующим элементом, задающим ритм и материальную память произведения.
Коллажи собираются из обрывков прежних набросков, технических листов, случайных черновиков. Это процесс, в котором множество несовершенных элементов формируют эмерджентное целое, невозможное вне взаимодействия всех составляющих. Производимый эффект напоминает архитектуру из остатков, где каждая часть несет собственную историю.
Живописные и графические линии, намеренно грубый скотч, следы маркера и мелков образуют живую систему диалога символа и материала с памятью носителя. Подобная стратегия художественного ресайкла не про экономию, а про уважение к материи, способной сохранять и производить смыслы.
- Софья Вараксина, «Тени», холст, масло, 100×113, 2021
В работе «Тени» художница исследует границу между видимым и воображаемым, превращая бытовую сцену в пространство возникшей на стене второй реальности. Игра в театр теней, традиционно связанная с детским опытом, получает новое измерение: девушка, лежащая в постели, словно вызывает к жизни образы, которые одновременно принадлежат ей и существуют автономно. Эти тени отражение внутренних состояний, колебаний и эмоциональных проекций.
«Создавая надежду» раскрывается как целостный эмоциональный маршрут, в котором художественные формы становятся проводниками внутреннего движения, от распада к восстановлению, от переживания уязвимости к рождающейся устойчивости. Многообразие представленных работ формирует сложную ткань личных историй, культурных кодов, телесных переживаний и коллективной памяти, и все они сходятся в одной точке, в поиске языка, способного выразить переходное состояние человека, оказавшегося между страхом и возможностью.
В сотрудничестве арт-агентства «Переход» с Фондом «СПИД.ЦЕНТР» выставка превращается в пространство, где искусство становится инструментом противостояния стигме, способом вернуть человеческий голос тем, кто привык к тишине вокруг своей истории.
Куратор: Бальчир Доржу
Представленные работы можно приобрести, часть средств с продажи пойдут в поддержку программ Фонда помощи людям, живущим с ВИЧ «СПИД.ЦЕНТР»
По всем вопросам: events@spid.center
