Новый сосед по палате представился Лёхой. Лет 30, здоровый, сильный, громкоголосый, красивый. «Рабочий, — подумал я, — или строитель, оказалось, парикмахер». Раньше он «баловался» наркотиками, потом перестал, задумался о Боге и снова начал принимать терапию.
При знакомстве обиделся на меня, что я к нему на «вы»:
— Я что, старик какой? Давай на «ты».
— Ну давай.
Я предложил Лёхе яблоко, он поблагодарил, но отказался. Засмущался. Я уткнулся в книгу, Леха же — в телефон, следил за новостями, попутно комментируя их смешными, а иногда и грозными матерными словечками.
Скоро на пороге палаты появляется сутулый человек-скелет, обнимающий тонкими руками скрученное одеяло. За ним – две сестры.
— Я Мишаня, вот к вам перевели. — кидает на кровать одеяло и уходит, возвращается с электрическим чайником и снова уходит, так, потихоньку, переносит весь скарб.
— За 2 месяца насобирал себе, в том боксе у меня 2 матраса, всё переводят куда-то.
Мишаня принимал героин, метадон, «крокодил» и даже отметился в тюрьме. Мы помогаем ему заправить одеяло в пододеяльник, а он искренне радуется чистой простыне.
«Как, ребят, домой хочется, вы бы знали», — восклицает он и раздевается. Мишаня невысокий и очень худой, с телосложением 12-летнего мальчонки. Кожа его жёлтая, стариковская, плотно прилегает к внутренностям. Из-под заношенных спортивных штанов показываются ссохшиеся, в язвах и синяках от уколов, ноги; по палате разносится тонкий и приторный запах запекшейся крови и потной промежности. На резинке его трусов — розовый зайчик Playboy. После туалета Миша мажет руки увлажняющим кремом, хлорка в воде ему не нравится, вредна, говорит. Ему два раза делали переливание крови, и он ослеп на один глаз.
— Я банчил, вот, звонят, им говоришь, что нет ничего, а они звонят. Нас в хате шесть человек было, когда три опера завалились, один из них сказал, если не ляжешь лечиться, я тебя закрою. И через неделю я ловлю передоз. Все к одному идёт, но лечусь же. Не важно, как я попал сюда, важно, что я лечусь. Инспектор по надзору подала меня в розыск. Жена звонила, говорит, приходили с автоматами, за мной, дескать. Она объясняет им, что в больнице я. Через 3 дня снова приезжают, видимо, сложно с первого разу позвонить сюда и узнать. Чума, вообще. Меня привезли в невменяемом состоянии, так как был двойной передоз. Пришёл нарколог, что-то выписал, я 4 дня ничего не помню.
— С ломок тебя сняли. — вмешался Лёха.
— Я выйду, все равно загоню.
— Ты на ноги свои посмотри, отрежут же.
— У меня все равно две трети печени в тромбах. И в сердце клапан один не работает. Врач-нарколог мне сказала, что если будешь колоться, то лучше сразу смертельный делать, потому что всего 2 недели проживёшь.
— Ну ты держись.
— Я буду держаться, только очень хочется. Просто мы все сгорим.
— Над моей палатой дети были, мал мала меньше, мы им конфеты передавали, — продолжает он. — Старший среднему уступил самый вкусный чупа-чупс — сестра рассказывала, дала, говорит, и ждала, что будет, удивилась. Там инкубаторы, кто выживает, а кто нет. Мать их не принимала терапию, когда была беременна, и кололась.
У Лёхи зазвонил телефон: «Я в больнице лежу, у меня только пожилой отец, бестолковый», — говорит он. В управляющей компании решительно не хотят входить в положение парня, который сказал им, что отец недееспособен. Нужно им что-то сделать с трубой и все. «Ты только отцу ничего не давай делать. Он только говорит, что все знает».
Звонит отец после разговора с мастером, Лёха злится на него: «Только названивать можешь и жаловаться, дойди до ЖЭКа и договорись, там мастер есть. Ты же не хочешь ходить, ты хочешь телевизор смотреть. Пусть они все сделают, мы заплатим сколько надо».
— Лучше б не было отца, чем такой. — взмолился Лёха, сжимая в руке потушенный телефон.
— У меня батя тоже напивается сильно и жене покоя не даёт, надо выписываться срочно.
У Леши начались судороги. Попросил сделать укол, сделали. Тяжело дышит. А тело молодое, сильное, бьется, но не справляется. И голос становится старческим.
Входит медсестра:
— Брагин и …
Леха:
— А можно мне градусник?
Медсестра:
— Сначала задницу. — И взяла мазок, легко, уверенно, нагло.
У Мишани брала кровь из вены, коричневого цвета.
Мишаня ласково разговаривает по телефону:
— Ну чего? Придёт он, уколемся, нафиг таких друзей? Лучше с Боцманом погуляем, кроме Лешего, он не нужен. С ним выйдем, вляпаемся, потом коктейльчику, потом лирики, потом разгонимся, прикинь. Я ему свой номер дал, но в чёрный список поставил. Мне это нафиг не надо. Боцман не пьёт, не колется.
Спустя 15 минут, сам кому-то звонит:
— У меня есть 3000, замутим чо? Ну в последний разок. И уже навсегда.
Параллельно звонят Лёхе с предложением банковской карты. У меня температура, я в больнице, говорит, мне неудобно разговаривать, а она продолжает что-то сладкоголосо петь ему в трубку.
Мишаня постоянно с кем-то разговаривает по телефону, но сейчас его голос становится особенно нежным:
— Я своих всех похоронил. Я тебя тоже люблю. Представляешь, у меня ни одной бабушки не осталось, ни одного дедушки, только ты одна. Надо нам в ЗАГС съездить. Давай не будем тянуть? Я хочу это сделать. А то ишь ты, разбежалась, она мне официальное предложение делает. Сначала развод оформим, а потом я сюрприз тебе сделаю. — отгадывает кроссворд. — Бог морей, 8 букв? («Посейдон», — хочу подсказать ему, но не вмешиваюсь). Ладно, давай, до завтра, солнышко.
Мишаня разложил на кровати карандаши:
— Надо порисовать. Что можно смешное нарисовать? — пожимаю плечами.
У Лёхи звонит телефон, динамик громкий и все слышно:
— Я скучаю.
— Я тоже
— Что тоже?
— Я тоже скучаю — стесняясь отвечает, прикрывает телефон ладонью. Очень натурально он становится то стариком, то стыдливым юношей.
— Щипцами она из тебя последние слова вытаскивала. — улыбается Мишаня.
Мы дружно отходим ко сну.
Наступил третий день, я проснулся. На соседней кровати, склонив голову, корпел над кроссвордом Мишаня.
Понедельник, наконец, меня выпишут. Ноги ходуном ходят в ожидании врача. Вены болят от нескончаемых капельниц и все мысли о свободе. Это какой-то иной, подземный мир, о существовании которого мы даже не подозреваем и не хотим знать.
Лёха звонит отцу узнать, как его дела, сходил ли он в управляющую компанию. Тот не сходил. Опустив плечи, не в силах ругаться, он попрощался с отцом. И вновь начал звонить мастеру.
Открывается дверь и в палату заходит врач…
