ВИЧ на ТНТ: некому верить и нечего ждать

Егору Румянцеву (Александр Петров) все равно. Он один из известнейших актеров страны, и его совершенно не волнует, кто что думает о нем, о его актерской игре, о его образе жизни. «Если что-то не нравится, звоните ДиКаприо», — заявляет он на съемочной площадке, зная, что это он — ДиКаприо местного разлива и что звонить особо некому, да и незачем. Егору в целом плевать, примерно так же, как всем остальным плевать на его сводного брата-неудачника Леву (Андрей Бурковский). Он ведущий на заштатном телеканале, ему надо кормить детей, а дома ждет беременная жена (Юлия Александрова). Егору он до поры не завидует, но и теплых чувств к повесе не питает. Дальше комедийно-гламурная история из жизни богемы и параллельно разыгрываемый для антитезы сюжет «Принца и нищего» объединятся ради того, чтобы хорошенько вдарить по зрителю драматическим поворотом. У Егора находят ВИЧ, как это водится, случайно.

Этим мастерским переходом из легкого жанра в сложный славен режиссер Жора Крыжовников (настоящее имя — Андрей Першин), известный по фильму «Горько!», несколько раз безуспешно пытавшийся повторить его успех («Горько 2», «Самый лучший день») и вот перешедший к более продолжительному формату — мини-сериалу на 8 серий с относительно большим хронометражем. Вообще такой жанровый сдвиг Першину очень свойственен, вспомните то же легендарное «Горько»: там развязная алкогольная комедия с непременным распеванием вслух Григория Лепса потихоньку, но неотвратимо превращалась в отчаянный хоррор о жизни в России и о том, что в экосистеме традиционного русского банкета невозможно сохранить в себе хоть что-то человеческое. Смешное у него неизменно обращается во что-то невыразимо ужасное.

Здесь же, в сложносочиненном и хаотично развивающемся сюжете о телеактере, который обнаруживает, что у него за душой совершенно ничего нет, Крыжовников пытается сделать другой переход, проще говоря, из забавненького в грустненькое. Вокруг его героя, которого, что особенно иронично, играет звезда сериала «Полицейский с Рублевки» Александр Петров, быстро рушится иллюзия того, что в жизни все, может, и не как у нормальных людей, но в целом отлично, как минимум, денег много, женщин. И тут вдруг, как кажется ему и, что важнее, как кажется окружающим его людям, о ВИЧ не знающим совершенно ничего, — смертельный приговор.

Был такой нечасто вспоминаемый фильм, назывался «Сердца бумеранг», режиссер Николай Хомерики. Там машинист поезда метро в самом начале узнавал, что у него порок сердца и что он может умереть в любой момент. А может и не умереть, прожить до далекой-далекой старости, как повезет. То есть фактически в его жизни ничего не менялось, ведь люди, как известно, смертны внезапно. И в то же время для главного героя неуловимо менялось все. Об этом тончайшем ощущении и был фильм.

У Крыжовникова же тонких ощущений не бывает, у него все как в последний раз, всегда на разрыв аорты. Жора всегда тянет каждый кадр, не нуждающийся в этом, как будто этот кадр для него последний, а остальное, наоборот, нарезает так мелко, словно шинкует в салат (здесь используется осточертевший еще со времен отечественных блокбастеров нулевых клиповый монтаж). Если в «Звоните ДиКаприо» звучит музыка, то исключительно самая помойная, самая гнусная, самая душераздирающая попса, и ее будут обязательно петь навзрыд (еще, желательно, в караоке, чтобы вот прямо совсем мерзость). Соответственно, и драматический слом здесь слишком буквальный, слишком понятный: ближе к финалу все шутки и гэги постепенно исчезают, Крыжовников-Першин нагнетает обстановку, как давление в вакуумной установке, юмор он заменяет длиннотами, то есть тупо молчанием, но все выражается (и вырождается) в деланные рыдания по углам, и еще все вдруг начинают непрерывно выворачивать душу, причем так легко, словно выворачивают носки перед стиркой.

Да, конечно, в целом неожиданно видеть стигматизированную тему ВИЧ в относительно мейнстримном сериале. Хотя он не такой уж мейнстримный, боссы ТНТ в эфир «Звоните ДиКаприо» стыдливо не пустили и отправили в онлайн-кинотеатр «ТНТ-Premier», чистилище для контента, в перспективах которого начальники не так уж уверены. И все же сложные душевные терзания, которые, надо думать, испытывают на месте Егора тысячи людей, узнающие о своем новом ВИЧ-статусе каждый год, показаны витиевато, но достойно.

Впрочем, начать с того, что это вообще довольно гнусный стереотип — герой с ВИЧ, который, разумеется, подхватил его не случайно и не по незнанию, как это обычно бывает, а в результате многолетнего забытья, непрерывного запоя, бесконечного разврата и так далее. Егор совершенно не приходит в себя, разве что в самом конце, чуть ли не в последнем эпизоде, и за это его сценарно карают. Да, его образ противопоставляется образу его брата Льва, до поры — примерного семьянина, находящего простую радость в бедной, но счастливой семейной жизни. У Льва изначально ВИЧ нет, а у Егора — вдруг обнаруживается, так что это вполне конкретная авторская антитеза, стигматизирующая Егора, а вместе с ним, надо думать, — всех ВИЧ-положительных людей.

Но история рассказывается весьма лицемерно: вся она уже случилась к моменту того, как нам начинают ее рассказывать. Егор и до этого бесконечно сбегал со съемок в волшебный мир алкоголя, но в этом мире к началу повествования он уже женился и развелся, завел детей от разных женщин, много знает, много видел, а не рождается у нас на глазах из пены морской. Этот прием был типичен для ВИЧ-кино девяностых, например, где режиссеры использовали диагноз как рубикон, делили им жизнь на до и после, обрекая персонажей на неминуемую смерть.

Конечно, это вообще не очень реалистичная история, это скорее такая навязчиво осовремененная притча, в которой замени ВИЧ на какую-нибудь античную чуму — и не поменяется ничего за исключением пары деталей. Герои, может, и обсуждают ВИЧ, но при этом некоторые персонажи имеют о нем весьма устаревшие знания. Юлия Александрова, жена режиссера, традиционно играющая у него разнообразных истеричных жен (с небольшими сюжетными изменениями: в «Горько» изобразила еще не жену, а невесту, а в «Елках новых», где Крыжовников снял одну из новелл, — мать-одиночку), узнав о том, что ее деверь болен, заявляет, что Егор ей «всю квартиру загадил», начинает обрабатывать ее бактерицидными лампами и в целом быстро сходит с ума. Случайная знакомая заявляет подруге, имевшей с Егором случайный секс в лифте (Александра Ревенко): «Главное, чтобы у ребенка был отец. Вот такой вот спидозный, но все-таки отец».

Но для Першина, повторимся, куда важнее не репрезентация людей с ВИЧ, и его тоже можно понять, он кинорежиссер, а не просветитель. Для него в центре — внутренний конфликт Егора. С одной стороны, он давно обманывает себя, он актер, который ничего не может почувствовать, а ведь ему платят за эти чувства, это все, что он умеет в жизни делать: как сыграть перед камерой другого человека, если ты сам из себя ничего не представляешь? Узнав о ВИЧ, Егор все больше замыкается, все глубже погружается и погружается в свой инфантилизм и одновременно с этим — в себя. Он даже почти совсем перестает говорить вслух, а остальные постепенно выдыхают и забивают на несчастного, продолжая как-то жить и двигаться дальше: всем плевать, у всех работа, всем детей кормить. А то, что здесь человек жить не может, — ну, что поделать, а кому сейчас легко.

В итоге не на стометровке, а на марафонской дистанции Крыжовников обнаруживает себя как режиссера бессердечного и немотивированно жестокого. В его жутковатых фильмах люди теряют в пене дней что-то самое главное, но больше никогда не находят этого, в его сюжетах больных, но неопасных для окружающих людей ждет не поддержка, а игнор. Странно и страшно думать, что постановщик живет исключительно ощущением того, как в России и в мире тяжело и бессмысленно жить. Он говорит, что и ВИЧ-положительным некому верить и нечего ждать. Давайте все вместе сделаем так, чтобы это стало неправдой.