Доктор Алистер Пэйс: Я не перестану искать лекарство

— Прежде всего, хотелось бы узнать о дальнейших перспективах, о трендах в АРВ-терапии. Чего ждать от фармацевтических компаний в будущем?

Большая часть научной работы и медицинских изысканий последних 10-15 лет были посвящены тому, чтобы сделать оральные АРВ-препараты настолько совершенными, насколько это возможно: с точки зрения самого действующего вещества, соединений, которые окружают препарат, с точки зрения удобства их применения.

Мы проделали путь от ежедневного приема горсти таблеток до одной в день. И сейчас мы в той точке, когда у лекарств хорошие показатели безопасности, они достаточно эффективны.

Однако в какой-то момент мы обнаружили, что есть люди, не готовые принимать даже одну таблетку в день, у них есть потребность в других формах приема — они хотят иметь альтернативу, учитывая, что речь идет о препаратах, которые им придется, скорее всего, принимать всю жизнь.

И поэтому сегодня мы уделяем большое внимание инъекционной АРВ-терапии, позволяющей вводить препарат реже. Настолько редко, насколько это возможно. В идеале — раз в месяц или даже раз в два месяца.

Если мне нужно пропить всего недельный курс антибиотиков, очень сложно не забыть и не пропустить ни одной таблетки. Я взрослый человек, но и я забываю. Многие пациенты, с которыми мы беседовали, признаются, что хотели бы принимать лекарство в форме инъекций.

— Когда мы говорим об инъекционной терапии, кто предпочел бы принимать ее вместо таблеток?

Это хороший вопрос. Первое, что приходит в голову: это должны быть люди, у которых трудности с приверженностью, то есть с соблюдением графика приема препаратов. Но дело не только в этом.

К примеру, вы работаете пилотом или бортпроводником в авиакомпании или же просто все время путешествуете — вам надо постоянно думать, в каком часовом поясе вы находитесь, чтобы вовремя принять таблетку. На самом деле, чаще всего спрашивают об инъекционной АРВТ люди, которые принимают эти препараты по десять, пятнадцать лет. Они говорят: «Я принимаю таблетки все это время, я хороший пациент, но есть ли другой способ лечения?».

Еще одна группа — подростки. Если вы живете с диагнозом ВИЧ с детства, у вас могут возникнуть определенные сложности с осознанием своего положения, пока вы взрослеете. У всех подростков есть период бунтарского неповиновения, и мы учитываем это в нашей работе. Для подростков прием лекарства в форме инъекций был бы лучшим выходом.

— Не возникает ли в данном случае проблем с графиком приема? Когда терапия принимается ежедневно — это как почистить зубы, почти что автоматически. В случае приема один раз в месяц возможны ли трудности?

Во время клинических исследований мы видели, как счастливы люди, использующие инъекции вместо таблеток. И когда им предоставлялся выбор: вернуться к приему таблеток или остаться на инъекционной терапии, большинство из них выбрали инъекции.

Но давайте вернемся к науке. Инъекционные препараты имеют свое пролонгированное действие из-за способности долго оставаться в организме человека. Что, если вы пропускаете прием? Я считаю, что клиники и медицинские центры, ориентированные на помощь в лечении, должны следить, чтобы такого не происходило. Мы должны учитывать факторы риска: если вы принимаете по шесть, семь таблеток в день и пропускаете одну — это один разговор, но с инъекциями такого допускать нельзя. На данный момент мы пытаемся понять, как это работает.

— У меня есть еще вопрос: инъекционная PrEP, что вы думаете об этом?

Пока у нас нет вакцины, самым лучшим способом профилактики остается  PrEP. Если у нас будет достаточное количество людей, принимающих инъекционную доконтактную профилактику, даже если им потребуется использовать ее долгое время, мы можем говорить о предотвращении инфицирования. PrEP не является лекарством, но риск возможного заражения тем не менее снижается, и мы считаем эти результаты выдающимися.

— В России и в других странах есть мнение, что не следует тратить деньги на ВИЧ-отрицательных людей, когда денег не хватает на таблетки для ВИЧ-положительных пациентов. Как можно решить эту проблему, по вашему мнению?

Этот вопрос должен рассматриваться как с научной точки зрения, так и обществом в целом. Логически рассуждая, если вы даете здоровым людям лекарство, то они не заболеют. В данный момент мы проводим масштабные исследования Каботегравира,  изучаем его период выведения из организма, какие последствия могут быть при долгосрочном применении. Важный момент, когда вы даете препарат здоровым людям, — удостовериться, что вы им не навредите.

На общественном уровне вопрос становится более дискуссионным. Мы знаем, что люди, страдающие ВИЧ, — в основном трудоспособные активные личности. И мы все еще наблюдаем распространение эпидемии среди молодых людей. Общество обязано защищать этих людей для будущего.

Естественно, в странах Африки к югу от Сахары, где количество молодых людей, инфицированных ВИЧ, чудовищно растет, обществу необходимо предпринять меры. И если прием PrEP поможет остановить эпидемию, это будет правильным шагом.

— Много ВИЧ-отрицательных людей начинают принимать PrEP, не тестируясь предварительно на ВИЧ или нарушая режим приема. В случае, если человек не знает о своем ВИЧ-диагнозе и принимает PrEP, мы можем получить АРВ-резистентные штаммы.

Я подчеркиваю необходимость строго регулируемого организационного подхода, когда мы говорим о приеме PrEP. Одна из проблем заключается в том, что методы PrEP не получили широкого распространении и одобрения в мире, и люди заказывают препараты по интернету. Возможно, вы слушали доклад из Норвегии. Где рассказывалось о структурном подходе к использованию методов PrEP, который гарантировал людям, даже если у них нет диагноза ВИЧ, заботу и безопасность. И давайте не будем забывать, что люди, принимающие PrEP, все равно подвергаются риску инфицирования заболеваниями, передающимися половым путем.

Процесс должен иметь четкую структуру, мы должны быть уверены, что не принимаем необдуманных решений, потому что, как вы верно заметили, последствия неправильного подхода могут повлиять на всю организацию лечения ВИЧ.

— В то время как инъекции — все же дело будущего, если отвлечься от количества таблеток, комбинированных или нет, сейчас все чаще говорят о сокращении числа препаратов. Двухкомпонентной терапии.

Мы не должны забывать, что люди, живущие с ВИЧ, будут принимать препараты всю свою жизнь. И наш врачебный долг — попытаться обеспечить грамотное лечение, в то же время снижая количество действующих веществ, ведь люди должны принимать их каждый день. Мы должны быть здравомыслящими: у каждого препарата есть свои преимущества и побочные эффекты. Так что, чем меньше препаратов надо принимать, тем лучше.

Стандартная трехкомпонентная схема терапии доказала свою эффективность, она работает хорошо. Но мы верим, что с помощью Долутегравира, нашего изобретения, нам удастся перейти на двухкомпонентную схему. А это два различных препарата. Исследования показали, что мы имеем не меньшую эффективность, применяя только Долутегравир и Ламивудин.

Отвечая на ваш вопрос, в чем же смысл: вначале нам надо доказать, что лекарство не причиняет вреда, что оно так же безопасно, как трехкомпонентная схема. Затем учесть фактор, что, принимая меньшее количество таблеток, мы можем достичь тех же преимуществ в долгосрочной перспективе. Однако нам потребуется время, чтобы собрать эти данные.

Мы  верим, что людям удобнее принимать как можно меньше препаратов, и сейчас, когда доступны современные лекарства, мы исследуем их возможности и получаем обнадеживающие данные.

— Одна из главных проблем — это цена на лекарства. Много людей обвиняют «большую фарму» в завышенных ценах на препараты. Если говорить о ценообразовании: какая сумма из цены тратится на науку и исследования, а какая составляет чистую прибыль? Есть ли возможность снизить цену, используя науку?

Да, это справедливый вопрос. Мне кажется, тут необходимо помнить, что, занимаясь научными разработками, мы часто не получаем необходимых нам результатов: молекулы не срабатывают. И чтобы отыскать нужную молекулу, которая будет «участвовать» в самом лекарстве, тратятся миллиарды долларов. В нашей компании мы занимаем позицию, что лекарство должно быть как можно более доступным, несмотря на наши вложения в его разработку. К примеру, в Африке — одной из зон моей ответственности — объединение Medicines Patent Pool следит, чтобы патентный пул обеспечивал наличие непатентованных аналогов Долутегравира. В Кении, где я был недавно, аналоги этого препарата уже доступны.

Естественно, мы хотим, чтобы нашими препаратами пользовалось как можно больше людей. Мы — компания, и мы должны позаботиться о возмещении сумм, вкладываемых нами в разработку лекарств. Но мы приняли на себя обязательство сделать наши препараты доступными.

— Если говорить о России, насколько наша страна участвует в научных исследованиях? Какие перспективы сотрудничества с Россией вы рассматриваете?

Мы как раз сегодня были поблизости, в Центре по борьбе с туберкулезом, и разговаривали с его директором. Я часто приезжаю в вашу страну, потому что мы уже занимаемся совместными исследованиями, и Россия внесла большой вклад в нашу научную работу. Мы разговаривали о разработке GEMINI и о двухкомпонентной схеме терапии, Россия участвовала в обоих этих проектах. Так что в новых технологиях разработки лекарств Россия прогрессирует.Мы рассказываем российским исследователям о нашем желании продолжить сотрудничество, потому что есть хорошие результаты. Обсуждаем их собственные исследования: практические данные по внедрению новых молекул, а также общие разработки, чтобы выяснить, сможем ли мы оказать тут поддержку.

Если вспомнить о недавних практических данных, которые были убедительны, приходит на ум публикация министерства здравоохранения Бразилии. Они сообщили о широкомасштабном применении Долутегравира в рамках реализации программы по лечению ВИЧ. Всех людей, участвовавших в программе, перевели с Эфавиренза на Долутегравир.

Наш препарат показал свою эффективность: вирусная нагрузка у пациентов снизилась до 50 копий на миллилитр крови, в целом после смены препарата показатели улучшились на 21 %. Мы рады получать данные клинических исследований, но нам также важно видеть эффективность препарата на практике. Нам бы очень хотелось провести подобные исследования в других местах, возможно, в России.

— Тогда мой последний вопрос будет о далеком, а возможно, и не очень далеком будущем. Когда, по вашему мнению, мы сможем вылечить ВИЧ?

Я буду честен. Мне бы искренне хотелось, чтобы людям это удалось. Я сам не перестану искать лекарство. В предыдущих компаниях, где я работал, мы пытались создать вакцину, идея была хорошая, но, к сожалению, она не сработала. Одно из ключевых направлений работы нашей организации — поиск лекарства.

Существуют два типа лечения: абсолютное избавление от вируса — вакцина — и функциональное лечение. Сегодня мы понимаем: если вирусная нагрузка — ниже 50 копий на миллилитр крови, риск передачи ВИЧ — нулевой. Если представить себе в теории, что у всех ВИЧ-инфицированных людей вирусная нагрузка будет ниже 50, то новых случаев инфицирования не произойдет. Вот один из подходов, и инъекционные препараты, о которых мы сегодня с вами говорили, могут приблизить нас к этому дню.

А что касается вакцины… В науке достигнуты большие успехи, но нам следует рассчитывать на среднесрочную перспективу.