Пасхальный карантин: чем обернется для церкви и власти закрытие храмов?

Воскресная литургия утром 12 апреля по стечению обстоятельств стала для большинства столичных храмов последним публичным богослужением в привычном для прихожан формате. Еще накануне, вечером 11 апреля, все настоятели города получили от первого патриаршего викария по Москве митрополита Дионисия циркулярное письмо о приостановлении по требованию властей посещения москвичами «культовых сооружений».

Отныне (формально до 19 числа, но в том, что запрет будет пролонгирован, не сомневается, по-видимому, никто) церковные службы будут проходить только за закрытыми дверями: присутствовать на них разрешено лишь самим священнослужителям и лицам, участие которых технически «необходимо для совершения богослужений». То есть хору и чтецам.

Новость о закрытии храмов моментально вызвала внутри самой Церкви ожесточенные споры и невиданную доселе волну сопротивления прихожан. Сайт СПИД.ЦЕНТР накануне пасхальных торжеств разобрался, с чем были связаны указанные волнения и как церковь собирается переживать карантин. А главное, чем он обернется для отношений церковной иерархии с властью и с собственной паствой.

«Моровое поветрие»

Сказать, что решение священноначалия, вынужденное и принятое под давлением, для значительной части паствы стало шоком, —  не сказать ничего. По церковному календарю 12 апреля — Вход Господень в Иерусалим, Вербное воскресенье, последний крупный праздник перед Пасхой. Именно им завершается сорокадневный Великий пост. Впереди остаются Страстная седмица и главные службы пасхального цикла, в том числе литургия Василия Великого в Страстной четверг, чтение двенадцати страстных Евангелий, вынос и погребение плащаницы и собственно Пасхальная литургия.

Именно к ним в течение всего поста готовятся православные христиане, а учитывая, что в восточно-христианской традиции все-таки именно Пасха, а не Рождество, остается главным церковным праздником — то и весь год.

Впрочем, уже утром 12 апреля попасть в некоторые храмы оказалось невозможно. В это утро в патриаршем кафедральном соборе — храме Христа Спасителя — предстоятель русской церкви решил служить в одиночестве. Молоденький росгвардеец у рамки, неловко улыбаясь, разводит руками: «Там сегодня только патриарх и журналисты, велено никого не пускать».

— А приходил кто из прихожан?

— Приходили, но всех развернули.

У мраморного серого парапета, пока звонят колокола, а значит, внутри уже приступили к евхаристическому канону и поют Херувимскую, женщина средних лет следит за еле слышной из-за массивных дверей храма службой по потертому молитвослову. Крестится в такт немым возгласам, кланяется куда-то в пустоту.

Пустынная вымершая Волхонка тем временем выглядит зловеще. Кроме нас и хмурых патрулей на улице никого. Звон гулкими раскатами отражается от свинцового неба. На гранитной мостовой в двух шагах от нас невесть откуда два мертвых скворца. Их пестрые тушки лежат в гробовой тишине друг напротив друга, трогательно приоткрыв клювы и зажмурив глаза. Возле головки одной из них — лужица ярко-алой крови.

По слухам, ночью город дезинфицировали хлоркой. Стало быть, отравились. Если постараться, то в сети можно найти сразу несколько свидетельств гибели на окраинах после дезинфекции птиц, но там это, как правило, голуби. Через патриарший мост — он сразу за храмом, в сторону Красного Октября — стройка, но пройти можно. У шатровой рыжей церквушки на Берсеневской набережной тоже наряд. При виде меня офицер нехотя вылезает из черной машины: «Велено никого не пускать, такой приказ». Здесь тоже сегодня служат без прихожан.

С тех пор как сразу у нескольких столичных священников нашли коронавирус, их храмы на карантине, но если спуститься вниз по Полянке, можно отыскать действующий. Храм Святителя Григория Неокесарийского в Дербицах, массивный, тоже шатровый, с шикарными изразцами на фасаде, открыт. Полицейский (патрули московские власти выставили напротив всех церквей) разрешает войти. Служба еще идет, в притворе инструкция за подписью все того же Дионисия — ее разослали еще в конце марта: как совершать богослужение в условиях эпидемии. Причастие преподавать с обтиранием после каждого причастника лжицы пропитанным спиртом платом, «запивку» (в православной церкви освященные на евхаристии хлеб и вино принято запивать небольшим количеством воды) разливать только индивидуально, в одноразовые стаканчики. Просфоры раздавать в одноразовых перчатках, не давать целовать крест, а возлагать его на головы прихожан, слегка касаясь им лба.

Прихожан не больше тридцати, в масках только двое, но все стоят на почтительном, в три метра, расстоянии друг от друга. Ближе к концу службы в храм заходит бездомный: взъерошенный, летние сандалии поверх черных вязаных носков. Демонстративно складывает руки лодочкой и громко кашляет в них, с заговорщицким видом озираясь по сторонам. Но молящиеся не оборачиваются. Провокация не удалась. После литургии освящение верб и проповедь: с понедельника для прихожан храм закрыт. Настоятель резюмирует: «Тяжелые времена».

Санитарный бунт

О том, что храмы могут закрыть, слухи ходили в течение всех последних дней, но в реальность экстраординарных мер все равно не верилось. Еще 11 марта Синод РПЦ распространил заявление, в котором, хоть и выказал обеспокоенность эпидемией, свою позицию обозначил однозначно: «Во времена эпидемий Русская православная церковь всегда несла свое свидетельское служение, не отказывая никому в духовном окормлении и полноценном участии в ее таинствах». А на попытки Петербургского губернатора закрыть храмы отреагировала с почти нескрываемым раздражением: «Право человека и гражданина на свободу совести и свободу вероисповедания может быть ограничено в целях защиты здоровья граждан только Федеральным законом. Иные акты органов власти не могут ограничивать свободу совести и свободу вероисповедания, включая право граждан посещать религиозные объекты».

Восемнадцатого марта глава церковного «министерства иностранных дел» — Отдела внешних церковных связей — митрополит Волоколамский Иларион (Алфеев) в интервью «Российской газете» повторил мнение Патриархии: «Священноначалие Русской Православной Церкви не рассматривает какие-либо варианты борьбы с коронавирусом, предполагающие закрытие храмов». А консервативные прихожане и священники даже незначительные коррективы к устоявшемуся способу отправления богослужений — вроде протирания лжицы и запрета на целование креста — восприняли в штыки.

Первым бунт подняла братия Троице-Сергиевой лавры — монастыря, находящегося формально под непосредственным управлением Патриарха. Ее наместник даже выступил с проповедью, которой подчеркнул, что «человек не заражается от таинств церковных», а стало быть, предложенные санитарные меры избыточны. С резкой критикой и карантина, и «шумихи вокруг вируса» выступил сразу целый ряд «правых» церковных публицистов. А фундаменталистски настроенные прихожане даже заговорили о «мученичествах», «гонениях на церковь» и отступничестве церковных групп, согласных безропотно пойти на исполнение навязанных государством эпидемических ограничений.

Чуть позже известный своими проповедями и перебравшийся на волне событий «русской весны» 2014 из Киева в Москву протоиерей Андрей Ткачев отметился тем, что вышел на амвон домового храма при православной гимназии олигарха Константина Малофеева в подмосковном Зайцево в противогазе. За получившим широкую известность перформансом последовал целый ряд публичных заявлений священнослужителя с критикой «вирусобесия», моментально растиражированных подконтрольным тому же олигарху телеканалом «Царьград». Интересно, что сам Малофеев, ранее неоднократно обвинявшийся российскими СМИ в финансировании вооруженного конфликта на Донбассе, тоже выступил с рядом аналогичных заявлений. А первые кадры антивирусной проповеди в Зайцево распространил присутствовавший на службе военный корреспондент «Комсомольской правды» Александр Коц, принимавший в период с 2014 по 2015 год активное участие в информационной войне вокруг непризнанных республик на стороне сепаратистов.

В итоге ветер в Патриархии, судя по всему, поменялся только к началу апреля. Так, уже 4 числа митрополит Иларион (Алфеев) в своей передаче, выходящей на канале «Россия-24», устроил отповедь известному проповеднику, назвав поступок Ткачева «безвкусным» и «не очень приличным в нынешней ситуации». Впрочем, подобный разворот церковной риторики на 180 градусов многих застал врасплох. Неожиданно ультраконсерваторы, получившие с интронизацией патриарха Кирилла (Гундяева) карт-бланш в церкви и за годы правления считавшегося когда-то либеральным предстоятеля практически вытеснившие из церковного мейнстрима конкурентов, оказались сами в позиции диссидентов. И не только одиозный руководитель Сыктывкарской епархии архиепископ Питирим (Волочков), пообещавший подать на Роспотребнадзор в суд и договорившийся в одной из своих проповедей до того, что «даже пыль в храме целебна», но и многие местные правящие архиереи, в том числе украинские.

Сломить сопротивление последних смогли только госпитализации: так, в начале апреля в больницу с коронавирусом попал влиятельный местный архиерей, настоятель Киево-Печерской Лавры митрополит Павел (Лебедь), сам недавно заявлявший, что «не даст закрыть лавру». А уже 12 числа на территории монастыря оказались зафиксированы первые смерти. Умерли 73-летний архимандрит Нектарий и еще один 47-летний насельник. Всего же положительные результаты тестов получили тридцать насельников из сорока четырех, у которых имелись симптомы вируса.

Власть карантина

К слову, случаи инфекции оказались зафиксированы и в некоторых московских монастырях. По данным, опубликованным членом штаба при Патриархии по координации деятельности церковных учреждений в эпидемии, председателем Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом Владимиром Легойдой в его Телеграм-канале, заболевшие обнаружены в Высоко-Петровском ставропигиальном монастыре на Дмитровке, всего в паре сотен метров от резиденции столичного градоначальника, а также в Донском монастыре на Шаболовской, в Марфо-Мариинской обители милосердия на Ордынке, среди клира Богоявленского кафедрального собора в Елохове и еще более чем в десяти храмах.

Тем не менее раздражение православных прихожан и значительной части клира, вызванное карантином, понять можно: в отличие от ряда других конфессий и религий, позволяющих отправлять обряд дома, восточное христианство, как и католицизм, не подразумевает возможности «удаленного» участия в богослужении. Евхаристия — главное церковное таинство — совершается только в храме, более того, оно является центром и сутью мистической жизни христианина. Как считают прихожане этих христианских конфессий, в ходе данного обряда происходит не символическое, а реальное (вне зависимости от конкретной богословской терминологии, а она тут может разниться) претворение евхаристических даров в тело и кровь Христа. И, безусловно, никакие видео-трансляции или домашние «суррогаты» храмового богослужения не могут служить эквивалентом реального, а не виртуального участия в нем. 

Кроме того, отдельные нарекания и сопротивление московского священства сами служители связывают с той ультимативной формой, в которой городские власти представили свой запрет. «Можно было бы довериться Патриарху и священникам в этом вопросе — мы никакие не оппозиционеры, не бунтовщики, — констатирует бывший пресс-секретарь главы РПЦ и настоятель храма святой мученицы Татианы при МГУ, протоиерей Владимир Вигилянский. — Я не понимаю, почему власти не захотели поднять храмы хотя бы до уровня магазинов «Дикси», получается, ходить толпами по супермаркетам, в том числе и на Пасху, можно, а прийти в церковь нельзя». Он убежден, что городские власти должны были предоставить Патриархии возможность самостоятельно принимать решение о строгости карантинных мер, не унижая ее безапелляционным требованиями чиновников средней руки. 

«Решение служить без прихожан Церковь в случае необходимости могла принять и самостоятельно, без указаний женщины с устрашающим бейджиком, — подчеркивает он. — Но отношение к этим мерам было бы в этом случае совершенно другим».

«Тот факт, что власти проявили к Церкви такое недоверие и приравняли храмы к ночному клубу, смутил очень многих людей», — заключает он. Добавляя, что «такое унизительно-пренебрежительное отношение» к церковной корпорации властям, безусловно, «выйдет потом боком».

Между силой и слабостью

Его оппонент, опальный миссионер и видный церковный публицист протодиакон Андрей Кураев, впрочем, видит в кризисе, охватившем патриархию, иные причины. «Вся эта история с коронавирусом выявила слабость соборного начала как в приходском управлении, так и в общецерковном, — убежден он. — За все это время — с начала эпидемии — в Церкви так и не случилось коллегиального обсуждения сложившейся ситуации. Институции, ответственные за такое обсуждение, вроде Межсоборного присутствия, не собирались ни разу. Каждый епископ оказался вынужден разруливать ситуацию на местах как умеет. А Патриарх, по факту, как и президент, который возложил всю ответственность на губернаторов, самоустранился».

«В своей проповеди на Вербное воскресенье он не дал никакого позитивного месседжа, вдохновляющего людей, объясняющего, как прожить в условиях этой изоляции. Вместо этого он говорил про какую-то силу, к которой «тянутся слабые», которая их «привлекает», это слово он повторил без малого двадцать пять раз, должно быть, в качестве компенсации собственной слабости, за то что вынужден был подчиниться какому-то санитарному врачу», — подчеркивает Кураев. Настаивая, что выход из ситуации с причастием для прихожан все-таки есть, но он «вряд ли понравится священноначалию». «Нужно взять поименные списки прихожан, распределить их по дням Светлой седмицы, которая следует за Пасхой, назначить им время и кого-то причастить у храма, во дворе, кого-то на дому, уже освященными дарами. Только вот беда в том, что таких списков, поименных, как были до революции, у нас не существует, — говорит известный миссионер. — Потому что если их составить, выяснится, что не «захожан», а прихожан у нас очень мало. Более того, если составить такие списки, священству будет труднее проводить фиктивные приходские собрания, а это высший орган управления на приходе. Распределять церковную выручку и переписывать храмы в собственность епископов».

В столичных храмах со сложившимися приходскими общинами и постоянным контингентом, впрочем, настоятели именно так и собираются поступать, чтобы хоть как-то компенсировать прихожанам их отсутствие на ночной пасхальной службе. «Будем ходить по домам, мы уже объявили прихожанам о такой возможности, напечатали объявления, указали там контакты, куда можно направить просьбу, чтобы священник зашел и к вам, — признается протоиерей Алексей Уминский, настоятель храма Святой Троицы в Хохлах, его приход считается «либеральным» и даже интеллигентным. Священники тут помнят по именам большинство прихожан, посещающих храм годами, и без формальных списков. — Все уже поступившие просьбы мы распределили между клиром, за каждым закрепив свой район. Но предупредили прихожан, что принимая нас, они сами берут на себя ответственность, ведь и священник может быть, не зная того, сам заражен, а в этом случае от него тоже можно инфицироваться, ведь мы такие же люди, как и все, а по долгу службы общаемся с большим количеством народа».