Пандемия закрыла на карантин почти весь мир. Локдаун породил множество проблем, среди них — повсеместный рост домашнего насилия. Еще 6 апреля об этом говорил генеральный секретарь ООН Антониу Гутерриш: «Мы становимся свидетелями ужасающей глобальной вспышки насилия в семьях».
Российские официальные органы такой проблемы не видят, 14 мая МВД отчиталось: в апреле в нашей стране полиция зафиксировала на 9 % меньше случаев бытового насилия, чем годом ранее. Профильные общественные организации с этой оценкой не согласны и уверяют: количество обращений только увеличивается. Так, в марте звонков на всероссийский телефон доверия для женщин стало больше на 24 % по сравнению с февралем.
«СПИД.ЦЕНТР» разобрался, что на самом деле происходит в нашей стране с домашним насилием в эпоху изоляции и почему помочь пострадавшим от него стало гораздо сложнее.
Под одной крышей
Самоизоляция влияет на все пары без исключения, тем более если в семье есть систематическое насилие. Когда люди все время вместе, достаточно небольшого недовольства, чтобы вспыхнул скандал. Но люди не поменялись — какие у них были отношения, такие и остались, их просто столкнули лбами, объясняет психолог-волонтер «Насилию.нет» Ольга Казарезова.
Ситуация неопределенности и замкнутого пространства влияет на динамику отношений жертвы и агрессора. По словам психолога, обычно у агрессора есть «внутренняя пружина» и цикличность, по которой она разжимается, а женщины часто могут спрогнозировать срыв. Теперь предугадать существенно сложнее и можно случайно его спровоцировать.
«Всплеск связан с самой природой домашнего насилия — оно всегда строится в изоляции, а изоляция в условиях пандемии — просто подарок агрессору, поэтому во всех странах сейчас заговорили о его росте», — объясняет Марина Писклакова-Паркер, директор центра «Анна». С февраля до конца апреля число обращений в «Анну» выросло на 30 %, по словам директора, они едва справляются.
В центр «Насилию.нет» также стало поступать больше обращений от женщин. Причем количество звонков уменьшилось — небезопасно звонить из одной квартиры с агрессором, но одновременно более чем на 10 % выросло количество обращений в соцсетях, мессенджерах и на электронную почту. А после 4 мая, когда вышел нашумевший документальный фильм Регины Тодоренко, число обращений выросло в шесть раз.
После долгих праздников и нерабочих дней всегда происходит рост насилия, об этом говорят и патологоанатомы, и полицейские, соглашается глава кризисного центра для женщин «Китеж» Алена Ельцова. Сейчас же почти «расширенные каникулы», усугубляющиеся тем, что люди не по своей воле не выходят на улицу.
Задача агрессора — изолировать жертву от социальных контактов, например, поссорить с семьей, друзьями, близкими людьми. Его цель — контроль и власть над другим человеком. «Так как цикл насилия уже запущен, то все три фазы (напряжение, насилие, «медовый месяц») будут сжиматься. Фаза перемирия будет все короче, а следующий акт насилия сильнее предыдущего», — добавляет Писклакова-Паркер.
Первое, что надо сделать в такой ситуации — прорвать изоляцию, чтобы человек мог искать помощь извне. Чаще всего пострадавшие не могут сами без посторонней поддержки вырваться либо должны бежать из дома, но тогда есть опасность преследования. Если раньше женщины приезжали в кризисные центры, улучив момент, когда никого не было дома, то сейчас такой возможности нет. «Женщины понимают, что им некуда идти, — говорит Ельцова. — Раньше, в доковидное время, женщина могла уйти, устроиться на работу и снять жилье. Сейчас безработица, экономический и социальный кризис, нищета. Многие будут терпеть до последнего, не заявляя».
По ее словам, за время «самоизоляции» в фонд стали гораздо чаще поступать сообщения о том, как женщины пытаются покинуть дом, от случайных свидетелей: соседей, прохожих, таксистов. Часто у женщины нет даже телефона. У первых четырех пострадавших, которых «Китеж» заселил в гостиницу, не было телефонов, они звонили с чужих. Без телефона невозможно ни оформить пропуск, ни позвонить в полицию или кризисный центр.
Кроме того, директор «Китежа» отмечает рост звонков от женщин, которые впервые обращаются за помощью: «Раньше были токсичные отношения, мужчина их оскорблял, но физически не трогал, а сейчас, не вынеся стрессов, начинают переходить на следующую ступень насилия — к физическому».
«Семейные трения» и убежища
Полиция и раньше далеко не всегда реагировала на бытовое насилие, а на карантине еще больше стали отказываться выезжать, отмечают общественники. «Сейчас часто говорят, что мы никого не задерживаем, не можем везти в отделение — не та эпидемиологическая обстановка. Еще говорят, что это несерьезный повод, обычные семейные трения, разберетесь между собой», — объясняет Алена Ельцова.
Сами жертвы насилия тоже далеко не всегда стремятся звонить в полицию — даже если правоохранители и приедут, то чаще всего ограничатся лишь разговором с насильником или штрафом, а он увидит, что может продолжать агрессию безнаказанно. И с абьюзером придется жить дальше. В замкнутом пространстве, за закрытой дверью.
«Один из последних карантинных случаев: женщина жила в заложниках с партнером и ребенком в одной квартире, — рассказывает координатор центра «Насилию.нет» Мария Твардовская. — Он ее избивает, у нее нет доступа к документам своим и ребенка, нет ключа — мужчина уходит и запирает дверь. Он морит ее голодом. Как-то в его отсутствие она смогла добраться до телефона и позвонить нам, попросила вызвать полицию, сейчас она в безопасности».
Все становится еще сложнее, когда пострадавшая из другого города или страны, а из-за самоизоляции не может сбежать, сорваться и уехать обратно домой, например, к маме или семье. Твардовская отмечает, что у них сейчас есть заявительницы, которые из-за закрытия границ оказались заперты в России.
Но во время режима изоляции и бежать особо некуда: государственные социальные центры и шелтеры закрыты на карантин, а значит, в них не попасть. Единственный выход — обращаться в общественные организации, которые могут временно помочь с жильем и убежищем. Эти обращения официальная статистика не видит.
Иллюстрация: Елена Лукьянова.
Общественники договариваются с гостиницами и хостелами, снимают квартиры, но ресурсов у профильных НКО все меньше. По словам Писклаковой-Паркер, профильные организации сейчас еще больше сплотились и вместе координируют кейсы, чтобы помочь, кто чем может.
«Мы размещаем женщин в гостиницах, они пошли навстречу и безвозмездно селят, — рассказывает Алена Ельцова. — Мы оплачиваем лишь питание и небольшую сумму в день. За все время поселили больше двадцати человек, но сейчас места заканчиваются». Приют самого «Китежа» на карантин не закрывался, там жили пострадавшие, заселившиеся еще в докоронавирусное время, но они никуда не могли выйти. В центре надеются, что скоро удастся полноценно возобновить работу, после того как станут доступны экспресс-тесты на коронавирус.
«Сейчас одна надежда на негосударственные убежища, — размышляет Твардовская. — Но уходя туда, надо понимать: когда карантин закончится, этих мест не станет. Лучше всего искать поддержку у семей, знакомых, родственников, убегать и уходить к ним. И будьте всегда готовы не только вызвать полицейских, но и поехать с ними в отделение, написать заявление, уйти из дома».
Латентная проблема
Криминальные сводки особенно в региональных изданиях наполнены схожими новостями: «Мужчина убил/избил пожилую мать в городе N». И это еще одна проблема, которая остается практически невидимой — насилие в отношении пожилых людей.
«Важные истории» вместе с «Медиазоной» провели исследование публично доступных приговоров за насильственные преступления в отношении пожилых людей, но в докарантинную эпоху. По их оценке, 82 % пострадавших — женщины, а 89 % насильников — мужчины. Четыре из пяти преступников — ближайшие родственники жертв. Причем в подавляющем большинстве случаев (76,5 %) преступники были пьяны в момент совершения преступления.
Говоря про насилие в отношении пожилых людей, Писклакова-Паркер отмечает: «Это матери, которые будут терпеть насилие от своих детей еще дольше, чем женщины от партнеров. Понимая, как это работает, тоже можно прогнозировать увеличение насилия над ними».
Во время карантина пожилым людям еще сложнее обратиться за помощью или сообщить про насилие над ними. С одной стороны, абьюзер постоянно рядом, с другой — они гораздо ограниченнее в средствах связи и, как правило, пользуются только телефоном. Режим изоляции — значит, своими ногами в кризисный центр или соцучреждение не прийти, а если у них нет доступа к телефону, то они практически отрезаны от помощи и мира, добавляет Твардовская.
График: как наказывают за преступления против пожилых людей. Визуализация: Алеся Мароховская, «Важные истории».
«У нас пока было только одно обращение от пожилой женщины, но это очень латентная проблема, — комментирует Алена Ельцова. — Они испытывают чудовищный стыд, им очень тяжело признаться, что собственные дети их каким-то образом притесняют. Если и рассказывают об этом, то очень деликатно, мягко, когда уже совсем нет выхода. Но обычно терпят до последнего и не будут обращаться в полицию».
Государство самоизолировалось
Когда генсек ООН говорил о росте насилия в семьях по всему миру, он предложил ввести ряд мер для решения проблемы: увеличить финансирование профильных НКО, установить аварийные системы сообщения об угрозе в аптеках и продуктовых магазинах и приравнять приюты к объектам жизнеобеспечения.
Во многих странах власти вместе с общественными организациями действительно перестроились на режим работы в новых условиях. Например, во Франции сотрудники НКО стали работать в супермаркетах, где консультируют пострадавших и при необходимости сопровождают их в убежище.
Также договорились с фармацевтами в аптеках, что они будут сообщать полиции, когда в аптеку приходят люди и просят о помощи. А для конфиденциальности придумали кодовые фразы: «Я хочу маску номер 19». Плюс дополнительное финансирование для общественных организаций, а жертвам насилия выдавали «тревожные телефоны» с кнопками экстренного вызова полиции и геолокацией.
В России ничего подобного нет. Как нет и закона о профилактике домашнего насилия, закона о преследовании (сталкинге), охранных ордеров. Более того, домашнее насилие фактически декриминализовано с 2017 года.
В нашей стране каждое третье убийство совершается в сфере семейно-бытовых отношений, а насильственные действия в той или иной форме происходят в каждой четвертой семье. При этом от 70 до 90 % женщин, страдающих от домашнего насилия, не обращаются за помощью в полицию. В 2018 году на Всероссийский телефон доверия для женщин, пострадавших от домашнего насилия, поступило 31 190 звонков. И это только те, кто решились или смогли позвонить.
Что в эпоху карантина могут сделать власти, чтобы хоть как-то помочь? Авторы пока еще так и не принятого законопроекта о домашнем насилии (депутаты Госдумы Оксана Пушкина, Ирина Роднина и Ольга Севастьянова) 21 апреля предложили принять срочные меры по борьбе с бытовым насилием: создать новые убежища, не наказывать жертв домашнего насилия за нарушение карантина, полицейским незамедлительно реагировать на любые сообщения о домашнем насилии.
Алена Ельцова считает, что наше государство может последовать примеру других и реагировать более гибко. То же бесплатное предоставление отелей, обучение фармацевтов, чтобы они обращались в полицию, если видят признаки насилия. Еще одна проблема — пропуска, не у всех есть телефоны, чтобы их оформить, а без них женщины боятся выходить на улицу — оштрафуют.
«Самая главная наша проблема — нехватка шелтеров, сейчас все заполнено, — говорит Мария Твардовская. — Всем было бы гораздо легче жить, если бы они были открыты, если бы придумали систему карантина, чтобы женщины не заразили друг друга».
Про предоставление жилья говорит и Марина Писклакова-Паркер, отмечая, что большой поддержкой было бы включение государственных социальных служб, которые бы помогли с заселением в те же гостиницы, благо они идут навстречу. «У нас есть целые регионы, например, Бурятия, где нет ни одного убежища, — рассказывает она. — Ближайшее в Иркутске, это восемь часов на поезде. В прессе уже писали про случаи, когда пострадавших от насилия женщин пытались оштрафовать на нарушение самоизоляции».
Властям надо не только признавать проблему, но и учиться с ней работать, причем прямо сейчас. Сама по себе ситуация не изменится, а может стать только хуже. Более того, общественники, в частности Писклакова-Паркер, прогнозируют еще одну волну обращений от пострадавших после снятия карантина. Когда смогут позвонить или дойти те, кто сейчас находится под контролем агрессора или без средств связи.
* Статья написана при участии Даны Ассалауовой
Иллюстрации: Ponomariova_Maria/Getty Images
Этот материал подготовила для вас редакция фонда. Мы существуем благодаря вашей помощи. Вы можете помочь нам прямо сейчас.
