Общество

«Вывести на сцену аутсайдеров»: интервью с директором Театра Простодушных

Однажды, отдыхая в санатории, актер Игорь Неупокоев познакомился с молодыми людьми с синдромом Дауна и поставил с ними спектакль. Так началась история единственного в России драматического театра, в котором играют люди с этим генетическим заболеванием. Впоследствии театр, которому недавно исполнился 21 год, получил признание и в России, и за рубежом. В прошлом году Игорь Неупокоев ушел из жизни, а его полномочия перешли Дмитрию Чернэ. После смерти основателя театр лишился помещения. С недавних пор труппа репетирует в одном из пространств «СПИД.ЦЕНТРа». Мы поговорили с Дмитрием о том, почему он считает Театр Простодушных «аутсайдером», может ли человек с синдромом Дауна «переиграть» обычного актера и когда будут ближайшие спектакли.

Что происходило в театре за последнее время?

Последние несколько дней были очень нервные. Актер, играющий сразу три роли в нашем театре, ушел из дома, а заменить его некем. Его искали три дня и нашли в Туле. Он стоял на площади и играл на гитаре.

Конкретно у этого актера мозаичная форма синдрома Дауна. Внешне он не сильно отличается от остальных людей. Но у нас есть и другие актеры, есть те, кто нуждается в сопровождении постоянно. Из-за пандемии часть нашей труппы вообще сидит дома. За них боятся родители.

Родители решают все?

Их много, и они — центробежная сила. Игорь (Неупокоев. — Прим. ред.) всю жизнь занимался тем, что ругался с родителями во время репетиций. Вот сидит мама на прогоне и говорит про своего сына: «Мне кажется, он не так сказал». Игорь говорит: «Кто из вас режиссер, вы или я?» 

— Вы, конечно, но у меня есть пара комментариев.

— Тогда я покажу, как надо. Вам же понравилось? Вы можете сказать, как лучше встать, но не надо влезать в художественную часть. 

Но решение, играть в театре или уходить из него, принимает родитель.

Они верят, что их дети — актеры — или для них это занятия по социальной адаптации?

Когда они приехали в Париж, увидели, что их детям хлопают тысячи человек, они поняли, что Игорь действительно что-то делает. Моя задача, наверное, доказать родителям других детей, которые придут к нам в будущем, что мы — серьезный театр.

Фото: Александр Гребешков

Как вы вообще оказались в театре?

Я знаю про театр примерно с 10 лет. Моя семья дружила с Игорем и поддерживала проект. Люди, отличные от большинства, всегда были в моей жизни. У моего дедушки Геры, маминого отца, была парализована вся правая сторона тела. Несмотря на трудности, он встретил мою бабушку Татьяну. Они родили мою прекрасную маму, бунтарку, которая тоже всегда против системы.

Я сам в этом смысле не такой, как все. Из меня пытались сделать спортсмена-боксера. Мне это очень нравится до сих пор, но это просто не мое. Потом я учился в университете на филолога. Но не стал идти и по этому пути. Семь лет проработал журналистом, но не стал продолжать развиваться в этом направлении. Мы все время делаем то, что должны. Я хочу разорвать эту цепочку. 

Помните, как впервые увидели актеров с синдромом Дауна?

По-моему, это был «Капитан Копейкин». Мама сказала, что там будут люди с синдромом Дауна, но я не понимал, что это. У меня не было никаких смешков, потому что я никогда ни над кем не смеюсь.

Это были настолько любвеобильные и открытые люди. Я пришел в восторг. Приводил потом на спектакли людей из школы, где учился, а потом из университета. Мне никогда не было стыдно говорить, что есть такой проект и моя семья имеет к нему отношение.

Фото: Александр Гребешков

Мне, актеру без генетического заболевания, бывает очень тяжело тягаться с ними на сцене. Я понимаю, что они играют просто очень хорошо.

Игорь в свое время увидел, что у них главная черта — это искренность. Они никогда не врут. Они могут по-детски придумать, что они что-то забыли, но это не относится к театральной игре. Они выходят на сцену и меняются сразу. Это как оставить детей в комнате, а потом подглядывать, как они играют. Пока они играют, они отключаются от мира. В других актерах Игорь такую искренность не находил.

Он предпочел актерскую карьеру Театру Простодушных?

Бывает, смотришь на человека, а совокупность его немного властных черт выдает в нем режиссера. Он снимался в кино в Беларуси, но на самом деле ему не хотелось быть актером. После 35 лет он стал полноценным режиссером. У него было очень много знакомых в актерской среде, но он не мог найти себе в ней место. Ему было этого недостаточно.

Случайная встреча в санатории в конце 90-х вызвала в нем настоящий интерес (первых актеров для Театра Простодушных Неупокоев встретил на отдыхе в санатории. — Прим. ред.). Он возродил русскую традицию не просто костюмированного народного спектакля, он раскрыл какие-то глубинные смыслы жизни, смерти, страшного суда — всего того, что нас ждет завтра.

Последняя труппа, с которой Игорь работал, — это «Гистрион», актеры с ментальными особенностями. И вот говорят: «Почему Игорь и с синдромом Дауна работал, и с этими?»

Потому что он хотел вывести на сцену аутсайдеров. Театр Простодушных — это такая большая платформа, где главное лицо — человек с синдромом Дауна, который сыграет вам что угодно. Во многих современных инклюзивных театрах есть хотя бы один наш бывший актер.

Если бы нужно было сравнивать наш театр с другими, я бы сравнил с «Гоголь-Центром». Несмотря на то, что мы играем Ремизова, Гоголя, мы — новый театр для этого мира, для этой ментальности.

Фото: Александр Гребешков

Многие европейские театры с такими актерами ориентируются только на хореографию, драматических театров мало. Однажды нашему актеру, 55-летнему Сергею Макарову предложили остаться в Швеции. Там государство, фонды активно помогают инклюзивным театрам, но они не создают драматический театр. В России многие не понимают, что мы на пороге чего-то нашего, чем мы можем гордиться и что мы могли бы показывать миру как свою визитную карточку.

Игорь добился того, что через постоянные репетиции и повторения актеры театра смогли улучшить свою речь и навыки хореографии.

Мы все время скитаемся. Игорь никогда не занимался серьезно административными обязанностями. Представьте, 2000-е годы, все решается по звонку, знакомству, это сейчас все становится системным, все регламентируется. Раньше казалось: «Ну все же помогают? Помогают. Нас же зовут в Европу? Зовут. Не требуют ничего? Не требуют». Так было раньше. Сейчас я хочу оформить нас как НКО. Мы много репетировали в самых различных помещениях: в отелях, в театрах, на маленьких сценах, даже в кафе. Были самые разные истории. Главное для ребят — чтобы место было в центре, они со всех концов Москвы и Подмосковья ездят на репетиции. Сейчас у нас есть предложение от Сретенского монастыря репетировать в одном из их залов.

Фото: Александр Гребешков

Как актеры приходят в театр?

Пишут в социальных сетях… Раньше во «ВКонтакте», сейчас на почту и в «Инстаграм». Огромное количество отзывов, предложений помощи пришло через «Инстаграм». У меня есть несколько подрастающих ребят с синдромом Дауна, родители которых об этом слышали. Но мы берем в театр все же с 18 лет.

Была история, когда мама одного из наших ребят пришла к психиатру, чтобы просто подкорректировать поведение своего сына. И психиатр говорит: «А что вы ко мне пришли? Идите в Театр Простодушных. Это они этим занимаются».

Самый яркий период театра — с 2004 по 2010 год. Нас постоянно везде приглашали. Потом мы ушли в андеграунд, играли на экспериментальных площадках. Но наша постоянная аудитория — это студенты театральных вузов: режиссеры и актеры. Иван Твердовский, режиссер «Зоологии» и «Класса коррекции», перед тем, как снять «Класс коррекции», несколько раз смотрел наши спектакли. Он мне писал: «Дим, вот такой вот факт. Я вдохновился Театром Простодушных и снял “Класс коррекции”».

Фото: Александр Гребешков

Какой у театра статус?

У нас никогда не было юридического лица. Люди до сих пор спрашивают, как пожертвовать. Я им говорю, что это станет возможно, как только у театра появится официальный статус, к получению которого я подхожу очень обдуманно.

Я не получаю зарплату. У меня есть свои личные сбережения, есть подработка. Я семь лет проработал в журналистике и очень устал от этого. Это просто не мое, больше не напишу ни слова, только в личных постах. Я понимаю, что моя среда — театр. И сейчас я занимаюсь тем делом, которое мне нужно. Конечно, в самом лучшем мире, когда у нас будет несколько хороших спонсоров, каждому актеру будем платить зарплату.

Когда спектакли?

Сейчас репетируем два спектакля — «Лето в Ноане» Ярослава Ивашкевича и один из двух фирменных наших спектаклей «Прения живота со смертью» по великому русскому драматургу Ремизову.

Фото: Александр Гребешков

«Прения живота со смертью» — это самый ближайший спектакль, который мы покажем этой весной, скорее всего, в апреле. Вся подробная информация будет размещена в нашем «Инстаграме». «Лето в Ноане», надеюсь, сможем показать в конце весны.

Какая-то помощь, помимо  помещения, вам нужна сейчас?

Нам всегда нужны волонтеры. Для нас актуальна помощь SMMщика, человека, который разбирается в верстке и умеет делать сайты. Затем нам, конечно, очень важны и нужны волонтеры-водители, которые будут привозить нашего актера Сергея Макарова и кого-нибудь еще из ребят, кто живет очень далеко. 

Этот материал подготовила для вас редакция фонда. Мы существуем благодаря вашей помощи. Вы можете помочь нам прямо сейчас.
Google Chrome Firefox Opera