Кто такие «психопаты» и почему мы все ошибаемся насчет них

«Я ничего не хочу обсуждать и хочу, чтобы меня оставили в покое»

Саша, хрупкая девушка 26 лет, временно не работает и посвящает свободное время ремонту. До этого она занималась анализом инвестиций и преподавала. Но Саша честно признается, что работа — сложная для нее тема, потому что приходится постоянно поддерживать себя в стабильном состоянии. У Саши очень много хобби и увлечений: мозаика, игра на укулеле, варка мыла и сладостей, вязание, вышивка, плетение из бисера, танцы и пение. Ей они быстро надоедают, поэтому постоянного попросту нет. И это часть особенности, с которой живет Саша, — эмоционально неустойчивое расстройство личности импульсивного типа. 

У нее очень много эмоций, которые не поддаются контролю. Часто она не понимает социальных норм: когда можно возразить собеседнику, а когда лучше промолчать. Саша очень импульсивна, и ей сложно дается завершение дел. Например, она трижды начинала обучение в университете. И только в третий раз дошла до пятого курса. 

«С социальными нормами у меня не все хорошо. Иногда бывает такое, что я говорю что-то в компании и все смотрят на меня косо, они в шоке от того, что я делаю. Например, я всегда была отвратительной ученицей и студенткой, потому что понятие субординации для меня сложное. У меня нет представления о том, что нужно соблюдать какое-то уважительное отношение. Когда преподаватель говорил что-нибудь, я спрашивала, почему это так, какие доказательства. И это было постоянно, у меня были из-за этого проблемы: кому понравится, когда его перебивают, просят объяснений и доказательств? Это не норма, потому что люди понимают, когда нужно остановиться, соблюсти дистанцию, промолчать. А у меня нет этого, и это повседневное проявление. И я до сих пор не понимаю некоторых вещей. И я не понимаю, что я их не понимаю. Это просто белое пятно». 

В личных отношениях, рассказывает Саша, ей тоже сложно. Общение может прерваться из-за вспышки эмоций. Раньше она решала эти проблемы просто прекращением общения, но со временем научилась себя немного притормаживать. Из-за этой особенности у Саши достаточно много друзей, с которыми она сближается за короткое время. Ее эмоциональность часто считывается как харизма, и людям это интересно: «Наверное, это единственный плюс — у тебя всегда есть увлекательные истории из жизни. Это создает впечатление харизмы. Я могу говорить без остановки два дня, прежде чем устать. Очень сложно соблюдать дистанцию: я ощущаю свои личные границы, но у другого человека — нет. Иногда мне сложно понять, что допустимо, а что нет. Происходит очень быстрое сближение, я общаюсь с человеком неделю, а потом мы чуть ли не лучшие друзья. Сейчас у меня получается говорить об отношениях и обсуждать проблемы. Я научилась чувствовать дистанцию. Я могу сказать: “Мне нравится с тобой общаться и работать, но в какой-нибудь сфере мы больше не взаимодействуем”.

С романтическими отношениями сложнее, потому что я впечатлительная. У меня есть супруг, мы уже больше пяти лет вместе, и раз в полгода я собираю вещи. Он флегматичный, поэтому спокойно забирает у меня чемодан, ведет меня домой и начинает обсуждать со мной проблему. Но меня уже несет в это состояние, и я ничего не хочу обсуждать и хочу, чтобы меня оставили в покое. Но с этим уже легче, потому что я знаю, что этот аффект на полчаса-час: сейчас я злюсь, не контролирую эмоции, но затем это становится менее деструктивным. Причем повод для ссоры может быть незначительным, например, когда партнер просто съел йогурт, который я хотела съесть попозже и попросила его не трогать. Обычные люди это решают разговором, а я впадаю в ярость, мне сложно сдержаться первые полчаса и не сказать какую-нибудь гадость. Но со временем становится лучше».

Медики: идеализировать психопатию — значит, вовсе не понимать, что такое быть психопатом

Понятие «психопат» разнится в бытовой сфере и профессиональной, психиатрической. Более того, в разных странах значение термина «психопатия» также отличается. 

В России врачи, в том числе и психиатры, при постановке диагноза опираются на международную классификацию болезней десятого пересмотра (МКБ-10). Согласно ей, психопатии — это личностные расстройства. 

В Америке при постановке диагноза опираются на DSM-5 — диагностическое и статистическое руководство по психическим расстройствам. При этом подходе понимание «психопатии» завязано на диагнозе «антисоциальное расстройство личности» (ASPD — antisocial personality disorder). 

Некоторые исследователи утверждают, что психопатия — это расстройство, которое пересекается с ASPD, но отличается от него. Канадский судебный психолог Роберт Хаэр исследовал психопатии и предложил свой «Контрольный перечень признаков психопатии». Он считает, что нужно разделять понятия «психопат», «социопат» и «антисоциальное расстройство личности». Тем не менее «психопатия» в медийном смысле не является официальным отдельным диагнозом ни в DSM, ни в МКБ.

Когда в России говорят о «психопатах», то явно не подразумевают группу расстройств или какое-то конкретное из них, а, скорее, поведение, навязанное массмедиа.

Врач-психотерапевт Александр Колесник рассказывает: «Шизоидные психопаты сидят сами в себе, но могут вступать в контакт с другими и действительно не понимают эмоции других людей. На тренингах в больнице шизоидным психопатам объясняют, как вести себя с людьми — он не может понять их эмоций, а только запомнить. Но даже после терапии он не пойдет расчетливо строить отношения с людьми, он так и будет отдельно подгружен сам в себя, ему не нужны отношения, в них тяжело находиться».

Распространено мнение, что люди с психическими заболеваниями более склонны к совершению актов насилия и агрессии. Исследования говорят об обратном: люди с психическими заболеваниями чаще становятся жертвами, чем преступниками. Это предубеждение распространяется и на систему уголовного правосудия, где к людям с психическими заболеваниями относятся как к преступникам, арестовывают, предъявляют обвинения и дольше держат в тюрьме по сравнению со здоровыми людьми в целом.

Утверждение про то, что психопатом быть хорошо, в корне противоречит диагнозу «психопатия», говорит Владимир Брылев. По его мнению, идеализировать психопатию значит вовсе не понимать, что такое быть психопатом: 

«Как говорил психиатр Петр Ганнушкин: “Психопаты — люди, которые, прежде всего, мучают себя, а уже потом окружающих”. Поэтому люди, которые социально адаптивны, похваляются своей психопатичностью, не имеют никакого отношения к психопатам. Эти люди могут быть самовлюбленными подлецами, крайне обаятельными, могут иметь заостренные личностные черты, истерические, нарциссические, диссоциальные, но это не диагноз “психопатия”.

Психопат страдает постоянно, потому что он ни в чем не может быть успешен, не может добиться удовлетворительных для него близких отношений. Тот же нарциссический психопат, получив близость с партнером, уже на следующий день чувствует себя крайне отвратительно. Да, он мучает своего партнера, но мучается и сам.

Диссоциальный психопат, пытаясь жить даже не по законам, а по понятиям, не удерживается и в них. Через некоторое время страдает от этого сам. Но даже если он не испытывает страданий, социум нападает на него крайне агрессивно. Потому что не может он приспособиться и скрыть грубое отклонение своих деяний».

Как помочь психопатам

Саша обращалась к специалистам несколько раз. Осознанное лечение началось, когда она поняла, что импульсивность — это не качество, а проблема, которая мешает ей жить. «Я не доверяю своим эмоциям, и самое сложное, что приходится все постоянно анализировать. А когда ты слишком глубоко анализируешь, рефлексируешь, это тоже отрывает тебя от реальности, поэтому самое сложное найти “золотую середину”: понимать, что сейчас происходит какая-то ситуация и как в ней взаимодействовать, оценивать свою реакцию на события. Не все получается контролировать, были сложности с тем, чтобы понять, что мои эмоции — это мои эмоции. Да, их много, они иногда мешают, не работают, приводят к чему-то деструктивному, но это часть меня. Я до сих пор осознаю, что от них не нужно избавляться, но иногда ты думаешь: “Как их много, как это сложно, как они мне надоели, почему все люди нормальные, а я нет”».

Часто помощью для Саши является спокойная реакция со стороны ее окружения и, конечно, внутренняя работа над собой, контроль: «У меня есть друг, который умудряется выражать сомнение в моих реакциях, при этом не обесценивая их. Он меня заземляет. Больше всего мне помогло то, что я искала внутреннюю опору. И когда я поняла, какой я человек и что у меня есть эмоции, которые являются частью меня, стало намного легче. Всегда помогает, когда люди заземляют тебя, делают банальные вещи: приносят чай, придумывают план, какие-то практичные вещи. Я стараюсь остыть, отойти, не обзываться. У меня естественная реакция, когда я расстроена, я стараюсь отстраниться, чтобы никому не навредить. Я очень благодарна моим друзьям и супругу, что они пытаются меня заземлить».

Саша рассказывает, что говорить об эмоционально неустойчивом расстройстве важно именно потому, что о нем не так много информации. И часто такая импульсивность может считываться как особенность характера, а не проблема, которая существенно ухудшает качество жизни. «Когда есть проблемы с эмоциями, важно идти к психиатру, потому что время менять таблетки на другие. В принципе, важно рассказывать об этом расстройстве, потому что мало информации. То, что работало для меня: эмоции есть, нельзя сказать, что они нормальные, но они и не совсем ужасные, потому что иногда помогают. С этим нужно работать, а не бороться, но бить людей плохо. Потому что все случаи импульсивного расстройства, о которых я слышала, были связаны с насилием. Важно максимально стараться бороться с деструктивными моментами и говорить об этом».

По словам Саши, стигма в отношении людей с эмоционально неустойчивым расстройством личности заключается и в криминализации образа. Когда она пыталась найти статьи о своем расстройстве, то встретила лишь заметки о людях, которые совершили серьезные правонарушения из-за импульсивности. Однако при этом Саша осознает, что сама находится в группе риска: «Хорошо, что я понимаю, что эта импульсивность деструктивна и может привести к жутким последствиям. У меня бывали какие-то серьезные проблемы из-за импульсивности, но я никого не убила, хотя я понимаю, что это группа риска. У меня присутствует контроль над импульсами. Для меня осознавать, что меня беспокоит, какие у меня психологические проблемы, — это уже большой прогресс, мне проще разговаривать с врачами, нет моментов недоверия».

Иллюстрации: Анна Лукъянова