1988 год, советская Москва. Молодой эпидемиолог Дмитрий Гончаров (Никита Ефремов) докладывает высшему партийному руководству о вспышке ВИЧ. На это ему сначала говорят, что в СССР «американской болезни гомосексуалистов» быть никак не может, а затем, если и может, бросаются на врача с выкриками о биологическом оружии против советских граждан. Гончаров умно замечает, что вообще-то ВИЧ стоит называть не «американским», а «африканским».
Сцена, которой открывается второй эпизод «Нулевого пациента», пугает своей актуальностью. Еще три года назад подобный разговор вызвал бы параллели исключительно с современной ситуацией с ВИЧ в России (процесс дестигматизации идет, но гораздо медленнее, чем в западноцентричном мире) или гомосексуальностью, которую в некоторых регионах страны до сих пор не признают. Сразу просим прощения за выстраивание такого ассоциативного ряда, но в России он, увы, все еще релевантен. С наступлением ковидной эпохи «Нулевой пациент», безусловно, оброс новым уровнем исторических параллелей.
С таким же успехом проект репрезентирует Элисту, а также Калмыкию в целом. Одним из главных героев выступает калмыцкий педиатр (сыграл его Аскар Ильясов, актер казахского происхождения). Экранного времени Москва съедает у региональных эпизодов не так уж и много. Складывается ощущение, что по прошествии двух эпизодов, которые показали журналистам, метрополия и вовсе потеряет контроль над вниманием зрителя. Все происходящее будет связано с жителями Элисты. На глаз зрителю будут попадаться лишь региональные пейзажи.
Правда, к сожалению, есть вероятность, что «Нулевой пациент» останется таким единственным среди будущих российских проектов. Любой, отличный от среднестатистического «русского», вряд ли получит теперь место на авансцене.
Что же до несколько отошедшей на второй план основной темы разговора — то здесь автор сценария Олег Маловичко и режиссеры Евгений Стычкин и Сергей Трофимов оказываются не столь талантливо прозорливым. «Нулевой пациент» идет одновременно двумя путями, будто бы подсмотренными в британских сериалах: «Чернобыль» и «Это грех». Причем берет отечественный проект от них, кажется, худшее.
Из «Чернобыля», помимо сюжетной конструкции о борьбе с чем-то очень непонятным и крайне пугающим, сюжет выписывает себе манипулятивность, с которой показаны едва ли не все сцены с ВИЧ-положительными детьми. Здесь тебе пошлое «слоумо», а там — тревожные скрипки. Создатели так и давят на глаза, чтобы пролились заветные слезки. А вот порицание обществом потенциально ВИЧ-положительных героев дает повод сравнивать «Нулевого пациента» с недавним сериалом Рассела Т. Дэвиса. Легкость, веселость, квирность, нестереотипность — все то, что отличало «Это грех» и чего безусловно не хватает российской новинке. Гей с подтвержденным СПИДом обязательно должен быть карикатурным. Пусть и уместная, согласно историческим реалиям, некорректная лексика зачем-то так смакуется, будто бы персонажи находятся на конкурсе на лучшее оскорблению любого «не такого». А домашнее насилие здесь, конечно, осуждается, но дополняется демонстрацией необязательных токсичных мотивировок: ВИЧ, измена, патриархат — все в кучу. Поди разберись!
Наконец, что, пожалуй, главное для любого сериала, «Нулевой пациент» не может похвастаться яркими, сложносочиненными персонажами. Есть лишь драматургические функции: эпидемиолог-герой, врач-идеалист, журналист-затейник, мрачный гэбист и далее по списку. «Основано на реальных событиях» не мешало, например, по-настоящему полюбить Ритчи из «Это грех» или проникнуться драмой Ульяны Хомюк (персонажа, кстати, собирательного), но топчет все в «Нулевом пациенте». Сериал и его герои при всей важности темы и очевидной революционности (особенно в наши мрачные дни) совершенно не захватывает зрительское внимание. Иными словами, «авантюра не удалась. За попытку — спасибо».
Иллюстрации: Надя Ще