Общество

«Женский голос» в Томске выселяют. Где теперь будут искать убежище женщины?

27 мая Минюст внес томскую НКО «Женский голос» в реестр НКО-иноагентов. Поводом стал грант от немецкого фонда, выделенный на проведение конференции, посвященной 150-летию Розы Люксембург. А 27 июня «Коммерсантъ» сообщил о том, что городская мэрия изымает у общественной организации помещение, в котором располагалось убежище для женщин, спасающихся от домашнего насилия. «СПИД.ЦЕНТР» поговорил с директором «Женского голоса» Татьяной Дмитриевой о том, что происходит с приютом сейчас.

СПРАВКА

«Женский голос» был создан в 2009 году. Цель общественной организации — оказать правовую, социальную и психологическую помощь женщинам Томской области, которые оказались в сложной ситуации из-за семейных проблем. Городское помещение площадью 88 кв. м, где находилось убежище для женщин, НКО занимает с 2020 года.

— Как и когда возникла мысль создать приют?

— В какой-то момент мы с моей коллегой начали думать о том, чтобы открыть в Томске кризисный центр как государственное учреждение. Нам удалось убедить городские власти, что городу такой центр нужен. В 2011 году в Томске был создан отдел помощи женщинам в муниципальном Центре «Семья», который работал с женщинами, пережившими домашнее насилие. В 2013 году мы поняли, что нужен приют, где могли бы жить такие женщины. И городская власть пошла на это. Был открыт приют. И это была наша большая победа. Он проработал с 2013 по 2020 год. Его содержание ежегодно обходилось муниципалитету в один миллион рублей. Два года назад его пытались закрыть. Но я предложила передать его нашей НКО. Так приют оказался под нашим управлением. За это время мы помогли 31 женщине и детям.

Но тут нас объявили иноагентами. Мы стали второй НКО за Уралом, которая носит это звание. За то, что получили деньги от фонда Розы Люксембург.

Татьяна Дмитриева, директор НКО «Женский голос» (27 мая Минюст внес организацию в реестр НКО-иноагентов)

— Насколько актуален в Томске такой приют?

— Потребность в таком приюте в Томске есть и очень большая. К нам в месяц с просьбой приютить обращаются минимум пять женщин. Запросы вообще идут волнообразно, но особенно в последние время я заметила такую тенденцию. Например, в тот момент, когда приют был полностью заполнен — в нем проживали пять женщин и семь детей, — к нам почти каждую неделю обращались женщины, которым негде было жить. И я была вынуждена им всем отказать. Но им в сложной жизненной ситуации некуда идти.

— Есть ли в Томске другие подобные приюты, куда могла бы обратиться женщина с детьми?

— Есть приют «Маленькая мама» для девушек с ранней беременностью. Туда принимают только до 23 лет. Он тоже управляется НКО. И больше ничего нет.

— Как можно было попасть в ваш в приют?

— Процедура простая. Женщина мне звонит, мы договариваемся о встрече. Бывало такое, что после звонка на встречу никто не приходил. Я спокойно к такому отношусь. Ситуация могла измениться. Но чаще все-таки женщина приходит на встречу со мной. Мы разговариваем, договариваемся о распорядке жизни в приюте. О том, что у нас нельзя пить, курить и принимать наркотики.

— Сколько человек могло проживать в приюте одномоментно?

— До десяти человек, включая женщин и детей. У нас три маленьких комнаты, в каждой по три спальных места. Есть еще холл с диваном. В последние месяцы все места были заняты, даже этот холл с диваном и служебное помещение.

— Как долго у вас могли находиться женщины?

— Это всегда по-разному. Как правило, от трех недель до трех месяцев, кто-то мог проживать у нас и дольше.

— Платят ли женщины за пребывание в приюте?

— Да, обычно речь идет о погашении коммунальных платежей. Если женщина живет одна, то это три с половиной тысячи рублей в месяц, если с ребенком — четыре. Если у нее совсем не было денег, то мы объявляли сбор на помощь в питании. Но у нас всегда есть стратегический запас продуктов: тушенка, лапша, крупы и др. Я видела, что женщины питались неплохо. Ведь они в основном все работающие мамы. Или получают пособие. Например, у нас жила женщина-инвалид, у которой маленькая дочка — ребенок-инвалид. Она получала пенсию по уходу за ней. Плюс собственная пенсия, и в месяц получалось около пятидесяти тысяч рублей. Для Томска это очень неплохие деньги. Но многие женщины, которые приходят в приют, не умеют обращаться с финансами. Я им всегда говорила, мол, девочки, берегите деньги. Некоторые сдавали мне их на хранение, чтобы накопить на съемное жилье.

— Что происходит сегодня?

— Под нашим управлением находится приют для женщин в кризисной ситуации. Нас уже известили, что 4 июля мы должны покинуть помещение.

— Вы будете продолжать помогать женщинам, которые оказались в трудной ситуации?

— Да, конечно. Просто вопрос в масштабах нашей помощи. Горожане нас поддерживают. Все понимают, что мы помогаем людям.

— Вы не собираетесь уезжать?

— Лично я никуда не уеду. Мне 69 с половиной лет. Моя задача сейчас — отчитаться за нашу деятельность в качестве иностранного агента в соответствии с новыми требованиями. И если нам выкатят штраф, найти деньги, чтобы его оплатить.

У нас в НКО работают кандидаты наук, которые занимаются преподавательской деятельностью. Они, конечно, встревожены, ведь сейчас готовят новый закон о физических лицах-иноагентах. Они переживают, что после принятия такого закона не смогут больше преподавать. Мы сейчас думаем, что делать, как им помочь.

«Мы знаем как помогать, другое дело, какого масштаба будет эта помощь»

— Что вы думаете о перспективах вашей НКО?

— Вообще, нам всем сказали, что НКО нужно закрыть. Мол, никто нам не даст дальше работать. При этом у нас никогда не было государственного финансирования, мы не получили ни одного зарубежного гранта. К нам в городе все хорошо относились. Но у нас просто нет ресурса, чтобы жить со званием иноагента. Возможно, мы действительно закроем НКО и создадим новую. Но в любом случае мы будем помогать. Нам звонят люди и предлагают свою помощь. Ведь мы знаем как помогать, другое дело, какого масштаба будет эта помощь. Сейчас, конечно, сложно прогнозировать, как будет развиваться ситуация, и предсказывать, что будет завтра.

— А вы чего-нибудь боитесь?

— Нет, ничего не боюсь. В тюрьму, надеюсь, меня не посадят. Меня уже осудили как физическое лицо за мои посты в социальных сетях: я дала чересчур эмоциональную оценку событиям 24 февраля.

Иллюстрации: Надя Ще

Этот материал подготовила для вас редакция фонда. Мы существуем благодаря вашей помощи. Вы можете помочь нам прямо сейчас.
Google Chrome Firefox Opera