«Меня же не били»: истории семейного насилия, жертвам которых никто не верил, — колонка Анны Журбы

Последствия физического, эмоционального, финансового насилия — наверное, самый распространенный повод обращения к психологам. По крайней мере, такое мнение у меня сложилось на фоне собственной, уже более чем пятилетней практики. Человек приходит с запросом, связанным с низкой самооценкой, личными границами, самореализацией, проблемами с доверием. И во время работы выясняется, что в основе произошедшего лежит насилие. Чаще всего оно совершается самыми близкими и родными людьми, кому мы верим безоговорочно. 

Далеко не все готовы рассказать о том, когда им причиняли боль, физическую или эмоциональную. Поэтому когда я попросила разрешения у некоторых своих пациентов рассказать свои истории, у меня возникла надежда — возможно, это кому-то поможет, убережет, спасет? 

«…Не всем женщинам нужно иметь детей…»

Николаю (имена героев изменены. — А.Ж.) 37 лет, он врач, очень востребованный и квалифицированный. 

«На днях я посмотрел сериал, близкий человек посоветовал. Один из героев убивал тех, кто мучил своих родных. И объяснил свои поступки тем, что в детстве над ним издевалась мать. Там была страшная фраза — “В какой-то момент я понял, что она получала удовольствие, когда мучила меня”. 

Когда я смотрел этот фильм, мне казалось, что в ней рассказано о моей матери. Никто не мог заподозрить ее в том, что она способна на что-то плохое, — профессор, хорошая семья, высокая должность. В материальном смысле я никогда ни в чем не нуждался. Но ее жестокости мог позавидовать любой маньяк. Она называла это — “Не хочу, чтобы вырос тряпкой, как твой отец, воспитывай волю”. 

В детстве мне казалось, что в нее вселилась страшная ведьма из сказок. И знаете, она даже не запрещала говорить о том, что происходило дома. Я сам боялся, что кто-то узнает», — рассказывает наш герой. 

По его словам, физическое насилие прекратилось в 14 лет, когда во время очередного наказания он ударил мать в ответ: «Тогда я разбил ей губу. И увидел страх в ее глазах. С этого момента и до 18 лет она издевалась только эмоционально. А в 18 лет я ушел из дома». 

Главный вопрос, который интересовал Николая, — почему она так поступала? Как и многие жертвы семейного насилия, даже по прошествии многих лет, он искал причины в себе. Первый и главный тезис, который я повторяю всем своим пациентам, приходящим с аналогичными запросами: «Никто не может быть виноват в том, что ему сделали больно!» Виктимное поведение, агрессора спровоцировали — эти и аналогичные тезисы не более, чем попытка оправдать девиантное поведение.

Почему нам делают плохо члены семьи, люди, которым мы доверяем, ожидаем от них безусловной любви? Личная травмированность, болезненное желание контроля, попытка самоутвердиться, различные формы психопатии и садизма — причин могут быть сотни. Даже если вы их найдете и поймете, почему с вами так поступала мать (отец, брат, дядя, бабушка — кто угодно), вы не измените их поведение без их собственного желания. Без осознания, что именно они делали. Но вы можете не транслировать насилие на своих детей.

«Я не видел свою мать и ничего о ней не знаю уже почти 20 лет. И не хочу мстить ей или что-то доказывать. Просто я уверен — не всем женщинам нужно иметь детей», — убежден Николай. 

«…Я когда-нибудь смогу жить, пока жив мой отец?»

Надежде 42 года, и она пришла ко мне с запросом о сложностях в личной жизни. «Начиная с 18 лет я пыталась уходить от родителей и жить отдельно примерно раз в десять лет. Иногда мирно, иногда со скандалами. И всегда возвращалась», — рассказывает она. 

По ее словам, впервые сцену, когда мать вынимала отца из петли, она наблюдала лет в двенадцать: «Мы с матерью всего лишь хотели летом пожить у бабушки на море. Когда у меня начались первые месячные, он переключил свое внимание на меня. В начале мне даже нравилось — подарки, внимание. Нет, он не насиловал меня в полном смысле этого слова. Но со временем это стало невыносимо. Он проверял мой телефон, встречал после школы, потом отвозил и встречал из института». 

«С шантажистами нельзя вести переговоры. Ни при каких обстоятельствах», — фраза с которой я начинаю терапию со всеми, кто стал жертвами болезненного, обсессивного контроля со стороны близких людей. Контроль — это одна из самых распространенных форм насилия. Никто не заслуживает такого отношения. Чем бы вам ни угрожал агрессор, чтобы он ни собирался с собой сделать, если вы не будете слушаться, — вашей ответственности в этом нет. Выход из ситуации контроля только один — скорейшая сепарация, какой бы сложной и болезненной она ни была. Сепарация, или отделение, — это, прежде всего, осознание того, что вы отдельный человек, с собственными интересами, планами, границами. Вы не единое целое ни с родителями, ни с детьми, ни с супругами или партнерами, никто не может управлять вашими поступками, запрещать или разрешать что-либо.

«Пять лет назад я забеременела. Отец ребенка был в восторге. Папа узнал случайно, наглотался таблеток. Написал записку, что это я виновата. И знаете, что я сделала? Я не просто отвезла его в больницу, сидела рядом с ним, пока его лечили. Я сделала аборт, с мужчиной рассталась. Как думаете, я когда-нибудь смогу жить, пока жив мой отец?» — спрашивала меня женщина. 

«После школы я попаду из одной тюрьмы в другую…»

16-летнюю Евгению привела на терапию ее старшая сестра. Запрос — апатия, отсутствие мотивации к любым действиям, упавшая успеваемость в школе. «В седьмом классе я понравилась одному мальчику. Обычная детская увлеченность: сидим за одной партой, ходим вместе домой. Никогда не забуду, как проснулась от того, что мама бьет меня тетрадкой. В ней мы с ним записывали свои мечты и накануне написали, что после школы хотим пожениться, завести собаку и троих детей. Она кричала ужасные вещи. О том, что я грязная, мерзкая, о том, где я могла набраться таких гадостей. Но там не было ничего гадкого, обычные наивные мечты влюбленных детей», — рассказывает девочка. 

Мать принесла тетрадь в школу, вместе с учительницей они читали это вслух, чтобы показать, что недопустимо думать о личной жизни в таком возрасте. «После этого случая мать каждые полгода водила меня к гинекологу — проверить, девственница ли я. Мне было запрещено закрывать дверь в комнату, каждый день она проверяла телефон и все мои переписки. Она была уверена, что я распущенная и отвратительная, что я позорю ее. Я много раз пыталась с ней поговорить, что-то объяснить, убедить. Мне это не удалось». 

Тема сексуального развития их детей для многих родителей является болезненной. Почему у матери моей пациентки беспокойство приняло такие искаженные формы? Собственные сексуальные травмы, стигматизация секса, неприятие собственного тела — мать Жени хотела видеть в дочери идеальное, чистое, почти ангельское существо, не запачканное даже намеками на личную жизнь. 

«В начале учебного года мать сказала, что больше не может со мной справляться и ждет, когда мне исполнится 18 лет. Что она договорилась о том, что меня возьмут замуж. Она говорила, что, мол, пусть муж этот позор несет. Зачем мне дальше учиться? Из одной тюрьмы я попаду в другую», — смотрит на меня Женя. 

Потребовалось немало сеансов терапии, прежде чем мы вышли на понимание: нравиться другим и испытывать чувства самой — нормально, как и хотеть секса, в этом нет ничего грязного или отвратительного. Но Евгении предстоит еще немалый путь по приобретению навыков — слушать себя, понимать свои желания и чувства.

Иллюстрации: Надя Ще