В 2021 году Минздрав сообщил о стабильном снижении объемов потребления алкоголя в России: в период с 2008 по 2021 год потребление спиртосодержащих напитков сократилось с 15,7 л в год на душу населения до 9,1 л. Титул «самой пьющей страны» не соответствует объективной действительности, однако, по данным Сеченовского университета, 76% россиян употребляют алкоголь, 11% бросили и только 13% никогда не пробовали. Алкогольная зависимость чаще всего затрагивает не только человека, подверженного этому заболеванию, но и окружающих его людей. Поэтому поиск эффективных средств и методов лечения имеет не только медицинский, но и ярко выраженный социальный, гуманитарный характер.
Как происходит процесс разработки лекарств
— Сейчас «Р-Фарм» готовит к выводу на рынок «Ардалеву» (онделопран) — препарат для лечения алкогольной зависимости. Прежде чем мы поговорим о нем самом, несколько слов о разработке. Думаю, большинство людей имеет весьма смутное представление о процессе создания лекарств: можете ли вы рассказать, что в общих чертах из себя представляют эти этапы?
— Разработка лекарственного препарата — это длительный и комплексный процесс, включающий десятки, если не сотни последовательно идущих стадий. На первой из них важно точно определить причину возникшей патологии. Чаще всего причиной является нарушение активности определенной молекулы, клетки или фермента, так называемой мишени. С помощью компьютерного моделирования подбираются соединения, которые вступают во взаимодействие мишенью, корректируя таким образом ее активность. Наиболее перспективные из них, которые, разумеется, могут быть синтезированы или получены биотехнологически, переходят на доклиническую стадию, а после — в этап длительных клинических исследований, необходимых для получения данных об эффективности и безопасности препарата.
— Затем начинается бюрократический процесс регистрации лекарства?
— Сначала должны быть проведены клинические исследования, где будут соблюдены все этические и регуляторные нормы, после чего проводятся регистрационные процедуры, и из десятков тысяч соединений-кандидатов, отобранных на стадии компьютерного моделирования, остается всего один, но уже будущий лекарственный препарат. Такое количество разных процедур обусловливает необходимость привлечения различных специалистов, начиная от ученых и заканчивая юристами. При этом важным трендом последних десятилетий является то, что ранние стадии разработки лекарственных препаратов, такие как поиск мишени, компьютерное моделирование, даже синтез перспективных соединений, проводятся небольшими компаниями и коллективами ученых. Результаты своей интеллектуальной деятельности они патентуют и представляют профессиональному обществу, стимулируя очень долгий процесс разработки лекарственных средств.
— Понятно, что с разными препаратами могут быть и разные сроки разработки, но сколько в среднем занимает путь от лаборатории до прилавка аптеки?
— Важнейший фактор — значимость препарата и его потенциальная эффективность. Одно дело, когда разработали новый анксиолитик — препарат, регулирующий чувство страха, или новое средство, снижающее уровень холестерина. Это все важные вещи, но по ним можно спокойно и согласно регламенту провести регистрационные процедуры. В среднем это путь от восьми до десяти лет. А есть ситуации, когда препарат получает статус «прорывной терапии» — абсолютно новый продукт, который представляет собой такой класс препаратов, у которых нет аналогов. Например, новое таргетное иммуно-онкологическое средство, которое совершенно иным образом влияет на раковую клетку и может быстро и эффективно спасти жизни людей.
Важнейший фактор — значимость препарата и его потенциальная эффективность.
— У таких препаратов есть особый регламент?
— Если ученые, эксперты и регуляторные институты присваивают им статус «прорывной терапии», начинаются ускоренные ввод их в гражданский оборот и получение регистрационного удостоверения на определенных условиях: после второй фазы клинических исследований, когда прошло полное тестирование на добровольцах и есть подтвержденные результаты эффективности, его передают в использование. Однако чаще всего применение такого препарата возможно только в стационаре под контролем врачей до получения регистрационного удостоверения. Но главное, что он уже работает и спасает жизни людей.
— В итоге насколько быстрее складывается весь процесс?
— После открытия препарат может быть использован через пять-шесть, а в отдельных случаях — вплоть до четырех лет. Грубо говоря, более, чем в два раза быстрее.
Как «Ардалева» помогает бороться с алкоголизмом
— «Ардалева» — как она работает?
— Это пан-антагонист опиоидных рецепторов. Он уменьшает чувство эйфории и не дает возможности вырабатывать гормоны радости от употребления алкоголя, пациент не получает тех эмоций, на которые он рассчитывает.
— То есть воздействие идет именно на психологическую сторону зависимости, а не на физическую?
— Их сложно разделять, поскольку физиология и психика тесно взаимосвязаны: психологическая зависимость предшествует физиологической. И на этом этапе алкоголизм — большая социальная проблема для России, так как даже до этапа формирования стойкой физиологической зависимости употребление алкоголя может наносить урон сердечно-сосудистой системе и печени.
— Но ведь «Ардалева» не вылечит им печень или сердце.
— Нет, но людям, у которых есть соответствующая мотивация и желание помочь себе, он может стать вспомогательным инструментом, своеобразным «костылем», на который они могут опереться, чтобы преодолеть зависимость.
Если человек переключил фокус своего внимания с алкоголя, он сможет больше сосредоточиться на других аспектах жизни: карьере, семье, детях, своем доме, культуре или спорте.
— Вот по поводу переключения. Попробую вам от лица психотерапевтов и психоаналитиков немножко оппонировать. Они утверждают, что причины наших зависимостей и соответствующий паттерн поведения зачастую берут начало из детства. Как в таком случае может помочь таблетка преодолеть фундаментальные установки, которые заложены в личности человека?
— Вы знаете, таблетка сама по себе, конечно, не поможет и ничего сама не сделает, потому что психологию и стереотипы поведения нужно менять комплексно. При лечении алкоголизма должны участвовать психиатры и наркологи для социальной реабилитации пациентов. Через СМИ, через различные медийные каналы должны проводиться широкие антиалкогольные кампании. Причем риторика не должна быть такой тупой и прямолинейный, как сухой закон или те ограничительные меры, которые были в 1986 году в СССР и привели к вырубке виноградников. Такие программы должны быть человечными.
И да, не стоит давать потенциально нуждающемуся человеку такой препарат втихаря, надеясь, что он перестанет злоупотреблять алкоголем. Нет, никакого эффекта не будет. У человека должна быть мотивация. Он должен сам хотеть преодолеть эту зависимость, а в качестве помощи есть вот такие препараты.
— В рамках клинических исследований кто эффективнее отреагировал на препарат: мужчины или женщины?
— В принципе, одинаково, но на женщинах, может быть, несколько отчетливее, они более ответственные.
И да, не стоит давать потенциально нуждающемуся человеку такой препарат втихаря, надеясь, что он перестанет злоупотреблять алкоголем.
— Также возвращаясь к клиническим исследованиям: в случае прерывания или окончания курса приема может ли наблюдаться синдром отмены?
— Теоретически, поскольку препарат является антагонистом рецепторов, конечно, синдром отмены может быть. Но так как этот препарат снижает тягу, вероятность проявления психоэмоциональных последствий от употребления алкоголя, то синдром отмены не проявляется таким же образом, как, например, синдром отмены при приеме бронхолитиков или антагонистов бета-блокаторов. При их отмене у человека начинаются реальные проблемы с органами дыхания или сердца. Здесь же такого синдрома не может быть принципиально.
— А если сравнить с синдромом отмены при приеме антидепрессантов?
— Нет, такие проявления не наблюдаются, потому что сам препарат непосредственно психотропным эффектом не обладает.
— Почему компания «Р-Фарм» решила заняться разработкой именно этого лекарства?
— Компания занимается разработкой широкого спектра лекарственных средств: для лечения онкологических заболеваний, вирусных, аутоиммунных — в основном тех, которые попадают в группу социально значимых. Есть болезни, которые наносят наибольший урон как пациенту, так и обществу, — с ними мы и работаем.
Алкоголизм необходимо рассматривать шире — это не только прямой ущерб личности человека и его семье, но и негативное влияние на благосостояние страны. Во всех аспектах алкоголь оказывает негативное воздействие. Так что любая компания, которая занимается решением этой проблемы, вносит важный социальный вклад, направленный на лечение и реабилитацию таких пациентов.
— Является ли «Ардалева» уникальным препаратом на российском рынке?
— В России существуют препараты для терапии алкогольной зависимости. Но в отличие от ближайших аналогов, «Ардалева» воздействует не на одну группу опиоидных рецепторов, а на все группы. При этом препарат обладает уникальным профилем рецепторного связывания — он действует на мотивационную систему и купирует чувство эйфории, тем самым снижает эффект и воздействие опьянения на организм, а также объем потребления алкоголя.
— Будет ли он рецептурным и когда поступит в свободную продажу?
— Да, и мы рассчитываем, что «Ардалева» будет доступна в аптечных сетях e;t в середине 2023 года.
— Сколько в итоге заняли разработка препарата и прохождение всех регистрационных процедур?
— Сама лабораторная разработка заняла четыре года и клинические исследования порядка шести-семи лет, в общей сложности — более 10 лет.
Разработка лекарственных препаратов в России
— Если посмотреть на современный рынок фармакологии России в целом, разработка каких препаратов является наиболее перспективной?
— Тут надо смотреть, с чьей позиции оценивается перспективность. Если мы говорим про нашу систему здравоохранения, то, конечно, идет запрос на препараты, которые в равной степени являются и качественными, и экономически доступными для населения, и, желательно, чтобы они были отечественного производства. Последнее — во избежание любых форм турбулентностей, связанных с логистикой и прочими внешними обстоятельствами.
Однако есть определенные категории болезней, которые носили или носят статус неизлечимых, поскольку отсутствовал должный эффект от применяемых ранее препаратов или не было должных терапевтических подходов. Вот в такой ситуации вклад в разработку инновационных лекарств дает фантастический и наиболее перспективный эффект, потому что он может спасать жизни людям.
Знаете, мне всегда на память приходит история с хроническим лимфолейкозом и препаратом «Иматиниб», который был введен в практику около 15 лет назад. До него люди с этим диагнозом были фактически обречены: лимфолейкоз был не диагнозом, а приговором. После создания этого препарата пациенты получали не просто ремиссию, а полное излечение. Вот такие лекарственные средства, которые используются при лечении самых значимых заболеваний и открывают новый класс, новые подходы, — они чрезвычайно перспективны для разработки.
— Но ведь такие инновационные прорывы не могут быть регулярными.
— Конечно, поэтому создание подобных лекарственных средств — это всегда событие, радужное и очень воодушевляющее. Ведь вслед за появлением этих препаратов запускается целый шлейф открытий для дальнейшего изучения механизмов действия и методов лечения. Реальные инновации появляются не так часто, и это в равной степени касается как российского рынка, так и международного.
Возвращение производства лекарств в аптеках
— Давайте вернемся от прорывов к более близкой нам реальности. 22 ноября 2022 года Госдума приняла закон о возрождении изготовления препаратов в аптеках. В чем мотивация данного решения?
— Этот законопроект долго находился в стенах Госдумы, порядка трех лет, и казалось, что он вряд ли увидит свет в ближайшем будущем. Это связано со сложностью вопроса и необходимостью выработки единых подходов к персонализированному получению лекарственных средств, а именно таковым является изготовление лекарственных препаратов в аптечных организациях. Но пандемия показала необходимость внедрения новых подходов, и мы заметили реальные изменения в скорости принятия решений, в том числе в случае производственных аптек.
Данный закон в первую очередь символизирует смещение акцентов в сторону персонифицированной медицины, а изготовление лекарственных препаратов непосредственно в аптеке — ее эффективный инструмент. Дело в том, что врач на основе индивидуальных особенностей пациента и проведенной диагностики, выписывая рецепт, может указать точное количество действующих веществ и конкретный состав лекарственного препарата, а провизор-технолог надлежащим образом изготовит его, не применяя дополнительных вспомогательных веществ, без которых в промышленном производстве обойтись невозможно.
— Иными словами, препарат становится более «чистым»?
— Не совсем так. Все препараты, изготовленные в аптечных организациях, соответствуют требованиям качества и производятся в надлежащих условиях, но в рецепте, а значит, и в готовом препарате действительно можно избежать использования ряда вспомогательных компонентов, к которым у пациента индивидуальная непереносимость. В случае детей это очень важно, так как с лекарствами только промышленного производства часто просто не оставалось альтернативы.
— Для конечного потребителя такой препарат будет стоить дороже, чем тот, что производится в промышленных масштабах?
— Думаю, все будет зависеть от того, насколько субъекты фармацевтической деятельности, научное сообщество и регуляторные органы будут слаженно работать между собой и решать возникающие задачи.
Приведу пример довольно распространенной ситуации, когда аптека закупает субстанцию для производства лекарственного препарата в мешке фасовкой 20 кг, потому что меньшей зарегистрированной фасовки просто нет, и до истечения срока годности расходует в лучшем случае половину всего объема. Пациентов аптека обслужила, но кому нужны просроченные килограммы? Как их утилизировать надлежащим способом? Сколько стоила субстанция и покупать ли ее в следующий раз? Конечно, все эти вопросы, как и расчет потребности, возникают у руководителя аптечной организации еще на стадии планирования, и, все сопоставив, ему приходится либо отказваться от препаратов с этой субстанцией, либо повышать на них цену, компенсируя издержки.
Поэтому если промышленность, которая выпускает фармацевтические субстанции, наладит их производство в малых фасовках, то препараты, изготовленные из них, будут и доступными для населения, и конкурентоспособными.
— Будет ли эта новая практика интересна вам, важнейшему игроку рынка, с экономической точки зрения?
— Безусловно, ведь это новая ниша в подходах к лечению, которая может быть крайне востребованной для разных слоев населения, особенно наиболее уязвимых, как дети и старики.
Почти все аптеки в России являются частными, не 100%, но близко к этой цифре.
— По вашим оценкам, готовы ли российские аптеки к новым реалиям? Особенно в маленьких городах и поселках — смогут ли они технически выполнять производство в соответствии со всеми регламентами?
— Почти все аптеки в России являются частными, не 100%, но близко к этой цифре. Я думаю, люди, которые владеют этими аптеками, сами все поймут и примут обоснованное решение для создания соответствующих условий. Мы видим, что потребность в производственных отделах в регионах очень высока. И это будет востребовано среди населения, я абсолютно в этом уверен. Мои коллеги из профильных ассоциаций, которые объединяют аптеки, это подтверждают.
