Автобус для выживших: от подвалов Дыбенко до центра СПИД

Окраина Санкт-Петербурга. Вечер. Заурядный спальный квартал: безликие многоэтажки, торговые центры. Примерно в километре от них заброшенное здание — бывший кинотеатр. Рядом припаркован потрепанный синий автобус. Время от времени через последнюю дверь входят люди.

— Привет! Какие «машинки» нужны? Двушки, инсулинки? Грязные принес? Складывай в корзину.

Мужчина достает из пакета отдельно шприцы и иглы, складывает в специальное ведро. Почти как в аптеке, говорит, что нужны мазь, салфетки, чистые шприцы.

Взрывы и фуражки

Это автобус благотворительного фонда «Гуманитарное действие» — организации, занимающейся профилактикой ВИЧ и программой снижения вреда в Петербурге с 1997 года.

Сейчас у НКО три таких автобуса: два маленьких — работают с наркопотребителями и секс-работницами, перемещаясь от точки к точке, а также тестируют общее население на ВИЧ, и один большой (синий) — он дежурит по графику в районах с наибольшим количеством наркозависимых. Где искать клиентов, как правило, подсказывают сами подопечные.

В синем автобусе, помимо «ресепшена», два кабинета: в них можно поговорить с психологом, сдать анализы и пообщаться с врачами.

Кухня автобуса: стол, кресла, плита с газовым баллоном, отопление, вешалки, есть даже туалет. Все это делали своими руками сами сотрудники.

Елена — местный старожил, она работает в фонде больше двадцати лет, с открытия. Она показывает значок, на нем изображен полуобгоревший самый первый автобус «Гуманитарного действия» (нынешний — уже третий по счету) и выбиты даты, как на поминальной доске: 20.01.97/11.05.99.

В 99-м ночью автобус, который стоял около дома, подожгли. Но сначала он сгорел не полностью. С утра его смогли оттащить на ближайшую парковку, где на следующий день неизвестные подорвали машину во второй раз.

В первые годы работы полицейские регулярно пытались мешать, гаишники останавливали. Тогда сотрудники поставили автобус на месяц на прикол в одном месте, скрутили номера и жили в нем. В другой раз к ним ворвались прямо внутрь с автоматами.

Так все делали

В автобус входит Ольга, на вид ей лет 50, симпатичная простая куртка, открытое располагающее лицо. Говорит, что расскажет «все как есть, без обмана», но первым делом начинает прятать руки с багровыми распухшими пальцами — по ним всегда можно вычислить наркозависимого.

Сейчас ей 43, употребляет с 16 лет. Ходит в автобус уже больше года — стала приходить сразу, как только про него услышала. Живет рядом, во дворе — удобно. Получает в автобусе в первую очередь психологическую помощь:

«Литературу можно взять о ВИЧ и СПИДе, потом могут помочь на реабилитацию лечь, в суде могут поддержать. Ну и шприцы, витамины, салфетки стерильные, мази, вода для инъекций. Налоксон (антидот, блокирующий опиоидные рецепторы при передозировках, — прим. ред.), конечно».

Впрочем, пользоваться им самой ей не доводилось никогда. Откачивать знакомых — приходилось. Курсы по оказанию первой помощи проводились здесь же, в автобусе. «Я сделала искусственное дыхание, человека откачала, слава богу. Тогда это был еще героин. Сейчас все на метадоне, это жестокий наркотик. — Она перестает смущаться и прятать руки. — Мне, конечно, проще прийти в автобус. Потому что больница далеко, это надо куда-то ехать, заморачиваться. А тут пешком дошел — и получил все что надо, даже консультацию простую».

История Ольги заурядна: в старших классах школы ездила на летние каникулы за город. Там зрел мак, а стало быть, и варили наркотики.

«Было интересно все новое, — с сожалением вспоминает она. — Укололись, поспали, сладенького поели, ничего не понимаешь. Затем стала покупать уже». Ольга до сих пор задается вопросом, зачем тогда стала употреблять. Находит только одно объяснение — так делали все ее друзья: на тусовке всем выдавали по шприцу, говорили: «Пережимай руку» и ставили (кололи). Кайфа, по ее словам, особого не было, никакого пресловутого «розового мира».

Но дальше больше. Начала колоться каждый день, серьезная зависимость. Больницы, реабилитации, побеги. Четыре раза отправляли на «трудотерапии», это когда при религиозных учреждениях пытаются исцелиться от зависимости через труд, например, работой в огороде и чтением Библии. Ничего не помогало.Потом отсидела по статье 228 часть 2 УК РФ («Незаконное приобретение, хранение, переработка психотропных веществ без цели сбыта в крупных размерах») два года и восемь месяцев — приняли, когда покупала.

По словам Ольги, успела съесть свою дозу, но менты подбросили чужую. Чтобы было за что арестовать. В тюрьме ничего не употребляла, «все переосмыслила», освободилась, нормально жила. А потом какая-то ссора с мужем, нервный срыв — и снова покатилось… Сейчас колется каждые два дня, «как на работу хожу», За прошлую зиму лежала в наркологической больнице четыре раза, но не помогло.

«Всплески» и «прибои»

Работа «Гуманитарного действия» была продолжением того, что начали Французские «Врачи мира», а именно: аутрич, обмен шприцев, кейс-менеджмент, — рассказывает заместитель директора фонда Алексей Лахов.

В 1997 году вышел на линию первый в России автобус помощи потребителям наркотиков. Затем в 2001 начали помогать секс-работницам, организовав для них мобильный пункт («маленький автобус»).

Сейчас в большой автобус приходит в среднем от 20 до 40 человек в день. Впрочем, в конце 90-х было куда жестче.

«До 99-го в городе было два рынка, где все продавали и покупали наркотики, — рассказывает Елена. — Когда наркозависимый туда приходил, продавцы буквально на части разрывали, мол, купи у меня. Мы ставили автобус прямо рядом с рынком, и в день через нас проходило человек по 200—250, с утра и до одиннадцати вечера. Не успевали даже записывать, карточки посетителей шли без кодов, просто цифрами: один, два, три…»

Тогда в окрестностях улицы Дыбенко, где и был один из рынков, многие наркопотребители обитали в подвалах жилых домов. Почти в каждом подвале кто-то жил: купил — тут же и поставился.

Затем рынок кто-то перекупил и всех наркоторговцев выгнал. Одновременно с этим в город пришел героин вместо ханки (опиатов, кустарно сделанных из мака). Централизованная торговля ушла в прошлое — все рассредоточились по городу и стали продавать-покупать через барыг по квартирам и дворам. Елена сравнивает это с сепсисом и взрывом. Говорит, что были очень жесткие времена.

«Именно тогда и началась первая волна эпидемии ВИЧ в городе, — подхватывает Алексей Пирумов, еще один сотрудник фонда. — Те, кто до прихода героина не кололись, говорили, что никогда и не станут. Но сперва стали употреблять героин через нос, затем все равно начинали колоться. Баяны были в общей куче, иглу проверил на ноготь — острая или нет — и давай… С тех лет в живых уже почти никого не осталось».

Евгений Орлов, соцработник «Гуманитарного действия» и по совместительству водитель автобуса, соглашается с ними, продолжая морскую метафору: если в те годы была волна, то сейчас скорее прибои, которые порой выносят на берег новые наркотики, и люди пересаживаются на них. Впрочем, и героин из Петербурга уже давно почти полностью исчез. Сегодня все употребляют так называемый уличный метадон.

«Сейчас очень редко можно услышать, что человек на героине, — подтверждает потребительница Ольга. — В основном все на метадоне. Он намного дороже, но сильнее по концентрации. Держит дольше». Ольга сама употребляет уличный метадон.

Столько метадона, сколько в Питере, нет нигде в России. Недавно местный главный нарколог это подтвердил цифрами по количеству передозировок — Питер на первом месте. «Но потом в город пришли «соли», — с сожалением констатирует Лахов. — Мы надеялись, что хоть это нас минует».

Он поясняет, что с «солями» проблем несколько: во-первых, они чрезвычайно сильно бьют по психике и разрушают мозг, а во-вторых, непонятно, как справляться с передозировками. Если при опиоидных наркотиках (все производные мака, в том числе героин и метадон) спасает Налоксон, то как быть с «солями» — толком не знает никто.

Даркнет и новые вызовы

Меняются не только наркотики, но и механизм их продажи. Барыг почти не стало, к ним больше никто не ходит домой, все достается через интернет и закладки. 

Кроме того, власти прижали аптеки, и те практически больше не торгуют нелегально наркосодержащими препаратами. Это все привело к изменениям в технике аутрич-работы.

«Гуманитарное действие» уже меняет формат помощи: сотрудники все чаще выходят на аутрич в медучреждения, включая больницы, диспансеры и уголовно-исполнительную инспекцию — или подгоняют свой автобус к зданиям, или же сидят непосредственно в помещениях.

Кроме того, на улице почти не осталось секс-работниц. Почти все работают либо в салонах-борделях, там потребительниц почти нет — таких выгоняют сразу, либо по квартирам — через тот же интернет. Фактически все, кто стоят на улице, — наркозависимые и выходят зарабатывать на дозу. Стоять на обочине — самый экстремальный вид секс-работы. Произойти может все что угодно. Помимо прочего, велик риск попасть к садистам или к полиции.

«Были случаи, когда клиенты забирали деньги, снимали на камеру, насиловали, избивали, ножами резали, — рассказывает Ольга Шакирова, сотрудница фонда, работающая именно с секс-работницами. — Уличных девочек я бы даже не назвала секс-работницами в прямом смысле этого слова. Они зарабатывают на наркотики».

«Я спокойно могу без этого»

Пока мы болтаем, в автобус заходит компания из нескольких человек. Всем на вид лет 35—40. Одеты обычно, как каждый второй на улице. Неопытным глазом определить, что они — наркопотребители, никак нельзя. Кто-то пришел сюда уже во второй раз и привел друзей.

Елене, как и другим сотрудникам, они доверят: «свои». Говорят на одном языке, без нравоучений и морализаторства.

Им по очереди собирают пакеты со всем необходимым.

— Мазь нужна? — спрашивает Елена

— Да, мне ту, которая красненькая, от уплотнений, — отвечает Ирина (имя изменено по просьбе героини).

— Здесь еще анализы делают, — обращается Ирина к подруге Ксении (имя изменено по просьбе героини), которую она привела. — Я вот, например, не знала, что у меня гепатит.

— Он у меня еще с восемьдесят какого-то… Не, не буду сдавать. А на ВИЧ сдавала недавно. Нормально все.

Двое из компании — Иван (имя изменено по просьбе героя) и Ирина — женаты. На вид им лет 35, сюда они пришли уже во второй раз. Говорят, что купить в аптеке те же шприцы можно далеко не всегда — круглосуточных аптек мало или просто не продают.

Иван уже больше десяти лет живет с ВИЧ и гепатитом С. Он принес целый пакет использованных шприцев для обмена. Объясняет, зачем: «С друзьями [чистыми] поделиться могу. Не нужно каждый раз помечать свой. Раньше как было? Взяли героин оптом, один баян на всех, и кто быстрее на старт. А тут и правда тема — укололся, сложил в мешочек, сдал сюда, новые получил».  

Его путь к тяжелым наркотикам лежал через клубные. Много лет зависал на вечеринках, «колбасером был ужасным», рядом с тусовками всегда были экстази и амфетамины.

Вспоминает, что один раз семь дней так «промарафонил», не спал. Но у этих наркотиков был сильный «отходняк», он стал заходить к другу, который сидел на героине. С «похмелья» решил как-то попробовать. «Все как рукой сняло». Эффект понравился, так и пристрастился. «А сейчас вот на метадоне».

Ирина, рассматривая плакаты в автобусе (на одном — инструкция, что делать в случае передозировки, на втором — про проблемы, связанные с употреблением, и как пройти реабилитацию), вклинивается в разговор: «Это все бред, на самом деле, про украсть что-то у родителей, вынести из дома... Если человек нормальный, он и будет нормальным, что бы ни употреблял». Уверяет, что сама употребляет наркотики «как легкий допинг» и, конечно, «может без них обойтись».

Сотрудничество

В октябре стало известно, что Минздрав составил методические рекомендации по «Разработке типовой межведомственной программы по вопросам профилактики ВИЧ-инфекции в ключевых группах населения». В новой методичке не только употребляется нейтральная терминология в отношении ключевых групп, но и упоминаются эффективные способы помощи, такие как программа «снижения вреда» с раздачей шприцев, заживляющих мазей, игл, спиртовых салфеток. Более того, в новых рекомендациях предлагается активное сотрудничество государства с профильными НКО.

Лахов называет методичку «отличной». Но и к ней есть ряд вопросов, в частности — как ее будут реализовывать? «Хорошо бы понимать, как на уровне региона можно организовать такие программы. Как выстраивать взаимодействия? Кто за что отвечает? Как рассчитывается эффективность?» — задается он вопросами.

«Скоро у нас появится мобильная бригада, которая будет выезжать к маломобильным людям, живущим с ВИЧ, на дом, — рассказывает заместитель директора фонда. — В ней будут врач из центра СПИД, медсестра, наш соцработник и психолог. Будем ездить не только к тем, кому сложно добраться до центра СПИД из-за заболеваний, но и, например, к мамам, у которых маленькие дети и которые просто не могут доехать до учреждения». В год планируется по 300 выездов. Медсестра сможет взять анализы, врач — сделать осмотр, дать консультацию, а антиретровирусную терапию по доверенности привезет социальный работник.

В Петербурге при городском центре СПИД и больнице Боткина располагаются низкопороговые центры, в которых есть сотрудники, ранее работавшие в «Гуманитарном действии». Позиция фонда проста: если государство обязано предоставлять бесплатно терапию, значит, именно к нему и надо направлять людей. Чем более конструктивными будут отношения с медучреждениями, тем лояльнее в них будут относиться к пациентам. А наркопотребители — и так не самая простая категория пациентов, склонная пропускать прием терапии, не приходить на приемы.

Тревожность, пугливость, стигма

Я должен был ехать на еще один аутрич со вторым автобусом, маленьким, на новую точку — в город Отрадное, в получасе езды от Питера, но, посовещавшись, сотрудники фонда решили меня с собой не брать.

Тащить с собой журналиста опасно, место не прикормленное — с непривычки визитеры автобуса могут разбежаться.

«Мы стояли на центральной площади города, а потом поехали к железнодорожной станции, — рассказала на следующий день Ольга Шакирова. — Всего пришло человек 13 наркопотребителей и несколько обычных, просто зашли протестироваться. Все старше 30 лет. Пока автобус стоял на месте, мы с коллегой ходили по окрестным дворам, искали людей, зазывали к нам».

«Гуманитарное действие» всего в третий раз выезжает в Отрадное, местные еще не успели к нему привыкнуть, многие думают, что это может быть подставой. А кто-то просто не верит, что такой автобус вообще существует. Поэтому приходилось в буквальном смысле вызванивать людей, чтобы они пришли и привели знакомых.

Пока фонду не удалось выйти в городе на секс-работниц, никто не рассказывает о них, включая таксистов, которые обычно знают все.

Налаживать контакт и выстраивать доверительные отношения с наркозависимыми крайне трудно.

«Приходит человек первый раз, мы начинаем с ним просто общаться, как у него со здоровьем, какие проблемы, чем вообще занимается, что если нужна помощь, то всегда может обратиться, — рассказывает Алексей Пирумов. — Они же очень чувствительные люди, и всегда понимают, когда мы искренне хотим помочь. Наверное, мы одна из немногих организаций, которая может спросить: «Как дела?»

Он уточняет, что один из ключевых моментов в процессе коммуникации — «не пилить по мозгам».

«У меня образования никакого нет, в жизни ничего тяжелее баяна не держал. Здесь для меня не только заработок, здесь я вижу ребят, таких же, как я. Стараюсь им помочь, чем могу», — рассказывает Алексей.

Он работает с фондом уже 10 лет. Когда-то его сюда привела жена, с которой они вместе употребляли. У него были больше проблемы со здоровьем, почти не мог ходить, «весь гнил, шелушился». В фонде помогли. Мать девушки и отчим тоже употребляли. Он сам смог завязать и устроился работать в «Гуманитарное действие». «Итог: жена парализованная лежит. Отчим умер. Ну а я здесь. Хороший конец плохой истории», — говорит он.

Есть старый анекдот. Неполиткорректный: «Любой наркоман когда-то бросит колоться. Но некоторые смогут это сделать еще при жизни». Логика снижения вреда, о которой речь шла выше, собственно, и состоит в том, чтобы «помочь дожить». Каждому. Не требуя взамен немедленного отказа от наркотика или опасного образа жизни.

Алексей дожил. Многие из его поколения потребители и секс-работницы — нет. А могли, если бы дождались автобуса. Благо в Питере таких автобусов целых три. В большинстве регионов страны — ни одного. А стало быть, «хороший конец» у «плохой истории» там — еще большая редкость, чем в северной столице.