«Пандемии не будет?» Интервью о перспективах китайского коронавируса

Коронавирус 2019-nCoV передался людям от животных. Как это вообще происходит? Как вирус, который переносят животные, может перейти к человеку?

Человек — это биологический вид. Так же, как кролик, лев, мышь или цапля. Мы все представляем разные биологические виды. У каждого вида есть свои особенности и свои патогены. Например, оспа — патоген человека. Ни одно другое животное оспой не болеет. А вот грипп — изначально патоген птиц. Он совершил видовой переход, и им начали заражаться и болеть люди.

Чтобы патоген перешел от одного вида к другому, должно произойти какое-то изменение во внешней среде. Например, до середины XIX века у людей не было ВИЧ. Но когда бельгийцы колонизировали Конго, они стали вырубать джунгли для промышленных целей. Местные жители стали отступать дальше в леса. Там были другие животные, другой уровень влажности. Пришлось перейти на новый вид питания. Люди стали охотиться на обезьян, которые обитали в этой неизведанной части леса. Они чистили их, а на руках у людей были порезы. Так и произошел видовой переход — все началось с того, что наш вид переместился в новую, непривычную среду.

Раньше люди не понимали всего этого. Если сельские жители убивали кабана, разделывали его, а потом умирали, вряд ли они могли догадаться, что дело в вирусе, которым они надышались. Теперь у нас есть четкие механизмы и инструменты. Мы можем видеть самое начало кросс-вспышки — тот момент, когда вирус переходит от одного вида к другому.

Если вирус приспосабливается к новому виду, смертность снижается. «Умный» вирус не будет убивать своего носителя. Его задача — попасть в клетку, размножиться и продолжить жить. Например, в 1918 году по всему миру прокатилась эпидемия испанского гриппа, или «испанки». Люди погибали миллионами. Но потом вирус приспособился к нам, а мы — к нему, и смертность стала снижаться. 

Сейчас мы уже в третий раз наблюдаем, как коронавирус пытается перейти к человеку. Это не значит, что раньше он не пытался — просто теперь у нас достаточно инструментов и экспертизы, чтобы это наблюдать. Первый раз мы видели в 2002—2004 годах так называемый ТОРС, тяжелый острый респираторный синдром. Тогда он передался от диких кошек вивер, и его удалось остановить. Потом был MERS — ближневосточный респираторный синдром, переносчиком стал одногорбый верблюд. Смертность от него была очень высокой — около 30—40 % людей умирали. Но приспособления вируса к человеку не произошло. Нынешний коронавирус передался от летучих мышей — значит, человек вступил с ними в более тесный контакт, чем раньше.

Вирус переходит к новому виду, начинает изменяться и паразитировать на человеческих клетках, когда человек контактирует с большой дозой вируса. Видимо, раньше люди не залезали в пещеры к мышам и не разделывали их в таком количестве.

Но все три раза это был разный коронавирус? Симптомы и скорость распространения отличались?

Да. Нынешний коронавирус легче передается от человека человеку. При этом он существенно легче предыдущих. Если при ТОРС количество летальных исходов достигало 10 %, то сейчас это только 2 %. Но при этом у него больше шансов приспособиться к человеку, «закрепиться».

Есть ли прогнозы? Насколько вероятно, что он приспособится к человеку?

Об этом можно будет судить где-то через год. Но я не думаю, что это очень вероятно — по всему миру приняты экстраординарные меры против развития эпидемии, особенно в Китае.

Будет ли создаваться вакцина?

Конечно, будет — если мы говорим о куске оболочки вируса, полученном генно-инженерным путем. Но чтобы начать вакцинировать людей, нужно провести масштабное исследование. А если вспышку предотвратят, где мы возьмем достаточно зараженных людей для испытания? И зачем будет нужна вакцина, если вспышка прекратится? Я считаю, что в таких ситуациях вопрос вакцины — чисто умозрительный, чтобы журналистам было о чем говорить.

Ладно, вакцины нет. А что делать? Есть смысл носить маску для профилактики?

Конечно. Если вы идете к кому-то, у кого температура, обязательно наденьте маску. Не подходите без нее ближе, чем на два метра, к кашляющим и чихающим людям. Только помните, что маска работает всего 20 минут. А то некоторые наденут ее в понедельник и носят до пятницы. Так она не работает. Самое главное в маске — это ворсинки на материале, из которого она сделана. Они задерживают на себе патогены. Но за 20 минут ворсинки намокают от нашего дыхания и перестают спасать. Так что маску надо менять.

А лекарства какие-то помогают?

Нет. Все противовирусные препараты, которые рекламируют по телевизору, — это шарлатанство. Нет никаких доказательств, что они работают. Сейчас активно обсуждают, будто бы противовирусные препараты, созданные для борьбы с ВИЧ, предохраняют от коронавируса, но это тоже не доказано. Единственные лекарства — это общеукрепляющие средства и препараты, которые снижают токсический эффект.

Какие еще меры есть смысл принять?

Не подходить к кашляющим и чихающим людям ближе, чем на два метра. Не летать в Китай, не встречать самолеты из Китая. Некоторые идут еще дальше и отказываются принимать посылки из Китая. Но это уже не обязательная мера — шансы заразиться от посылки ничтожно малы, степень риска незначительна. А вот если человек, прилетевший из Ухани, на вас чихнул — риск действительно высок. 

Что должно случиться, чтобы распространение вируса пошло на спад? Как вообще предсказывается скорость распространения вируса?

Есть специальные математические модели, собираются статистические данные. Составляются кривые — сколько было заболевших в первый день, во второй… Правда, когда вирус только начинает распространяться, бывает такая неразбериха, что точные данные получить сложно. Когда один из китайских врачей первым сообщил, что существует угроза распространения нового коронавируса, власти ему не поверили, его даже вызвали в полицию. А теперь он и сам погиб, заразившись от пациентов. Пока появление вспышки не доказано, власти всегда стараются не сеять панику. Из-за этого сложно подсчитать реальное количество заболевших.

К тому же, кроме тех людей, которые заразились и обратились к врачу, есть еще и те, кто переболел в легкой форме — чихнул несколько раз и ничего особенного не заметил. У них сработал иммунитет, а значит, выработались антитела, и они даже не узнали, что вирус к ним попал. Чтобы получить точную статистику, нужно учитывать весь этот спектр, а учесть его очень сложно.

На сегодняшний день мы считаем, что каждый заболевший заражает еще трех-четырех человек. Мы с коллегами из Средней Азии проводили внутреннюю конференцию и посчитали, что количество людей, у которых есть антитела к коронавирусу, сейчас должно приближаться к миллиону. В Хубэе (провинции Китая, где находится город Ухань) около 50 миллионов жителей. Когда здесь у 30 % жителей будут антитела, вирус пойдет на спад.

Но это не значит, что вирус перестанет распространяться?

Конечно. Но главное — кривая распространения перестанет двигаться вверх. Сейчас она почти вертикальная — то есть каждый, кто так или иначе встречается с вирусом, имеет большие шансы заболеть.

Можно ли сейчас предугадать, когда эта кривая перестанет двигаться вверх?

Пока нет. Говорить о чем-то можно будет только к концу февраля или началу марта. В одном из главных медицинских журналов я видел публикацию группы моих коллег — они настроены довольно мрачно и считают, что эпидемия будет продолжаться и расширяться. Я не очень с этим согласен. Вопрос о возникновении пандемии все еще остается неопределенным. 

В какой момент вирус начинает считаться эпидемией, а эпидемия — пандемией?

Эпидемия — это когда вовлечено большое количество людей в нескольких территориальных подразделениях. Пока развитие вируса наблюдается только в одном городе — это вспышка. Сейчас мы видим переход коронавируса от вспышки к эпидемии. А вот когда вирус распространяется по всему миру — это уже пандемия. Чаще и быстрее всего это происходит с респираторными вирусами — они легче передаются. А вот ВИЧ, например, понадобилось 150 лет, чтобы распространиться по всему миру — у этого вируса намного более слабый механизм передачи.

А в чем именно заключается задача эпидемиологов?

Во-первых, профилактика. Мы работаем над тем, чтобы случаев заражения вирусом не было вообще. А если все-таки они произошли, наша задача — найти способ, как остановить передачу. Правда, тут мало только наших усилий. Например, мы давно уже знаем, как прекратить передачу ВИЧ. Известно, что обрезание снижает риск передачи вируса на 60 %, а если человек принимает антиретровирусную терапию (АРВТ), он не передает вирус партнеру (при неопределяемой вирусной нагрузке). Все инструменты уже у нас в руках, с ВИЧ можно покончить. Но для этого нужны еще и усилия правительства, и самих людей, которые живут с ВИЧ. Поэтому добиться остановки распространения вируса не получается год за годом.

Какими еще вирусами вы занимаетесь?

Лично я — самыми разными вирусными инфекциями. Гепатитами, ВИЧ. Много работал в полевой эпидемиологии: это когда ты едешь в очаг, где началась вспышка, и проводишь исследования там. Например, когда в странах Средней Азии была вспышка туберкулеза, я там работал (хотя туберкулез на самом деле не относится к вирусам). Нужно было разработать методологию лечения и профилактики, рекомендуемую ВОЗ, этим я и занимался. Еще эпидемиологи проверяют надежность и эффективность вакцин.

Сейчас я уже вышел в отставку, на сегодняшний день я президент компании DiaPrep System Incorporated. Мы занимаемся консультированием, предоставляем научную экспертизу. Например, нужно ли закрывать город из-за вспышки вируса при данном количестве случаев? Мы можем приехать и дать ответ на этот вопрос и любой другой, который касается общественного здравоохранения.