Эпидемия

«Всех опять закроют»: эпидемиолог Михаил Фаворов ответил на главные вопросы о COVID-19

Доктор медицины, президент альянса DiaPrep System Inc. и известный эпидемиолог Михаил Фаворов рассказал «СПИД.ЦЕНТРу» в рамках конференции PROHIV 2020 о том, когда ждать пика заболеваемости коронавирусом, почему здоровому человеку бессмысленно делать ПЦР-тест и можно ли взять пандемию под контроль.

— Михаил Олегович, что вы думаете о сезонном подъеме заболеваемости в 2020—2021 году?

— Главный постулат начинается с характера инфекций. Инфекция, зооноз, происходит не от человека и передается от животных. Соответственно, человек — неправильный хозяин, и инфекция ведет себя так, как ведет себя в природе, когда попадает к человеку. Все респираторные инфекции имеют сезонность, COVID-19 относится к группе коронавирусов. Их уже известно двадцать, хотя кто-то говорит о семнадцати, но это не так важно.

Важно, что все они имеют сезонность. И пик заболеваемости коронавирусной инфекцией, которая вызывает обычный насморк (речь не про ковид, а про известную с 60-х годов коронавирусную инфекцию), приходится на конец ноября и вплоть до середины декабря. До этого идет нарастание, а после этого идет некоторое снижение, но, к сожалению, не такое резкое. В январе и до начала февраля еще сохранится пиковая активность этого вируса.

Уже начался подъем, с октября он усилится, а в ноябре ситуация опять станет очень серьезной. Это подтверждается тем, что летом эпидемия распространялась в южном полушарии — в это время там была зима. Тяжелейшая ситуация была в Бразилии и Чили. Даже в такой небольшой стране, как Перу, за месяц зимы умерло пятьдесят тысяч человек. Это очень серьезный показатель.

Поэтому учтите — опять все закроют, опять будут карантины. К этому надо очень серьезно относиться. Главная ваша задача — не заразиться большой дозой. Поэтому ношение масок необходимо для того, чтобы уменьшить свою дозу заражений, и для того, чтобы, если вы, не дай бог, больны, не выделять очень много вируса в окружающую среду. Маски являются самым главным и, к сожалению, реально на сегодняшний день единственным защитным механизмом. Вот так.

— Расскажите про сроки появления антител.

— Появление антител начинается буквально на следующий же день после внедрения любого патогена. Допустим, вы съели какой-то контаминированный продукт с дизентерией, через день у вас уже появятся антитела в том или ином виде. Но вопрос не в том, появляются ли они. Во-первых, они появляются в очень низком теле.

Во-вторых, они плохо авидны, то есть плохо реагируют на те тесты, которые мы используем. Извините, но антитела заняты в первые дни. У них там борьба с патогеном, с тем же вирусом, поэтому они не очень хорошо выявляются в тестах. Тем не менее более чем у половины людей, если проведен хороший тест на антитела, в течение первой недели после симптомов мы антитела уже видим. Они ведут себя совершенно правильным и очевидным образом. Это наши методы недостаточно хороши, чтобы их определять и иметь возможность раннего выявления.

— Насколько долго сохраняется иммунитет у тех, кто переболел?

— Мы знаем, что практически все сохраняют иммунитет три месяца. Дальше начинается некоторый дисбаланс: у некоторых сохраняется, у других исчезает. Если вы провели тестирование на антитела в одной компании, а потом сходили в другую, один результат у вас будет отрицательный, а другой положительный. Не надо на это обращать внимания. У нас по-прежнему тесты заточены на определение острой инфекции.

Поначалу самое главное — найти больного, чтобы его изолировать. Поэтому сейчас уже начали работать над тестами, которые покажут продолжительность этого иммунитета. Например, очень хорошие тесты сделаны на иммуноглобулин G, но, так как они не показывают непосредственно острые инфекции сами по себе и должны быть проведены в сочетании с другими тестами, они не особенно распространены. Зато они гораздо лучше показывают продолжительность действия этих антител.

— Что известно про клеточный иммунитет против коронавируса?

— Он работает совершенно нормально, как ему и положено. Макрофаги, увидев вирус, облепленный нейтрализующими антителами, сразу его съедят, и Т-лимфоциты разрежут его на куски, сами погибнут, но представят другим клеткам, в том числе B-лимфоцитам, которые начнут вырабатывать антитела. Представляете, на какое самопожертвование идут наши клетки? Хорошая работа была сделана по SARS-CoV-1, который у нас был в 2003—2004 годах. Тогда через пять лет показали, что клетки памяти сохраняются у абсолютного большинства людей. Они стимулировали выделение антител при повторном попадании вируса.

Я понимаю, что ваши вопросы несут еще и второй смысл: «А повторно можно заболеть?». Можно. Особенно если вы болели легко. Но это бывает так редко, что даже говорить об этом неинтересно. На сегодняшний день у нас шесть миллионов заболевших и где-то пятьсот сообщений о повторных случаях.

— Давайте теперь поговорим о тестах. Стали ли они более совершенны с момента начала пандемии? Какие тесты правильно использовать и в каких ситуациях? На что лучше ориентироваться?

— С тестами много всего произошло. Во-первых, сначала их не было совсем. Потом они появились. Но те, которые появились, были совершенно ужасного качества. Я рассказывал о тех тестах, которые испанское правительство миллионами отправляло обратно. Помните, словацкий президент сказал, что все тесты надо выбросить в Дунай? С тех пор, конечно, ситуация стала гораздо лучше. Все изменилось в положительную сторону, но остается очень серьезная проблема. Она связана с несколькими социальными факторами. Я говорю об использовании ПЦР (метода полимеразной цепной реакции).

ПЦР — очень важный метод, он помогает выявить как бы непосредственный маркер вируса. Самое главное: поскольку ПЦР — очень дорогой метод, его стали педалировать для того, чтобы использовать среди здоровых. Это абсолютно неправильная позиция. Здоровых обследовать на ПЦР нельзя. Это знает каждый грамотный человек. Объясняю, почему.

ПЦР определяет нуклеиновую кислоту. Любой метод, даже самый лучший, имеет ложноположительные результаты. ПЦР имеет ложноположительный результат за счет контаминации и особенно за счет выделения. А уж если говорить про областные центры, которые делают выделения вручную, то просто волосы встают дыбом. Там, конечно, сами понимаете, ложноположительных случаев очень много.

В результате человека хватают, тащат в больницу, в изоляцию, он якобы всех может заразить, а он ложноположительный, совершенно здоровый человек, он с ужасом думает, кто теперь будет ухаживать за бабушкой или водить его детей в детский сад. Дальше его в некоторых случаях запихивают в такие специальные учреждения для изоляции, где он заражается. У него опять делают ПЦР, он положительный, и ему говорят: «Точно. Мы же говорили, что есть повторные случаи». Ну да, вы его сначала заразили и потом назвали повторным случаем.

Поэтому ПЦР нельзя делать среди здоровых. Это только тест для больных, только для диагностики COVID-19. Огромные цены на ПЦР дают большие возможности для покупки-продажи и так далее. От этого надо отказаться. Это очень неправильно, но решения принимают правительства. А им объяснили, что ПЦР — самое лучшее, что есть на свете. Поэтому, конечно, кто-то должен работать с правительствами и объяснять им, что этого делать нельзя.

Очень интересно, что сейчас все больше и больше сообщений о тесте на антиген, который, как и ПЦР, показывает наличие вируса. Их зарегистрировали в США. Мы тоже работаем над разработкой антигенного теста. Мы уже близки к созданию, и скоро этот тест станет доступен.

Есть целая батарея тестов, которые можно использовать. У каждого есть свое предназначение. Антитела класса G, класса M, антитела класса A. Выберете тест на общие антитела. Этот тест должен быть скринирующим, он самый главный. Вы его проводите — и находите положительного. После этого вы делаете повторный тест и уточняете, какой из маркеров вы имеете. Вот так должно быть построено скринирование.

 — Стоит ли проводить периодические тесты на COVID-19 среди медработников и тех, кто работает с большим количеством людей? Если да, то с какой частотой?

— Конечно, тестировать их надо — по крайней мере раз в неделю, тогда у вас будет очень хорошо поставлена система мониторинга по иммунизированию. И вы будете знать, какие люди защищены, а какие — нет.

 — А как правильнее организовать процесс управления эпидемией? Примеры каких стран кажутся вам лучшими?

— Эпидемия тоже имеет свои законы, и во многом действия правительства, во многом действия руководства — вторичны. Например, сейчас в Москве был такой приятный момент в августе, когда эпидемия пошла на спад. Было мало случаев, мало смертности. А теперь она растет, и все в ужасе. Это не потому что люди что-то сделали. Это развитие самой эпидемии, изменение сезонности, которое приводит к нарастанию. Кто был прав и кто сделал лучше — через пять лет мы все это узнаем.

Но у нас должен быть критерий, чтобы понимать, как вести себя сейчас. И это наличие коек для тяжелых больных. Если у вас, как в Швеции, достаточно коек, если вы можете не брать плановых больных, а переключить койки, персонал и все медицинские возможности на эпидемию, конечно, вы можете не вводить карантин. Переболеют-то все. Поэтому действует только один критерий: наличие коек для тяжелых больных.

Тяжелые больные не должны умирать на дому. Им надо оказывать помощь. К сожалению, я не просто так говорю. В Италии были такие прецеденты, они описаны, когда человек звонил в больницу и говорил: «Я задыхаюсь». У него спрашивают: «Сколько тебе лет?». Он говорит: «Семьдесят». Отвечают: «Слушай, нам сорокалетних класть некуда». Вот это недопустимо. Это преступно. Больные должны получить помощь, потому что в начале эпидемии погибало практически семь из десяти тяжелых больных, кто лежал на аппарате. А сейчас погибают три. Нам для этого надо иметь аппарат. Вот такой у меня ответ на ваш вопрос.

— Что вы думаете о вакцине. Как оценить ее эффективность и безопасность?

— К сожалению, основная проблема российской вакцины в следующем: не показано, что она действует — опыта не проведено.

Для того чтобы показать, что вакцина действует, вы делаете подбор. Пяти тысячам людей вводите исследуемую вакцину, еще пяти тысячам — какую-то другую вакцину, например, от гриппа. А потом смотрите, где болели COVID-19 больше: там, где была вакцина от коронавируса, или там, где была вакцина от гриппа. Это вот называется efficacy. А эффективность можно выявить после того, как вы эту вакцину в огромных объемах вводите всему населению. Известно, что бывают вакцины, которые имеют efficacy, а эффективность их очень низкая.

Вакцинный бизнес — очень сложный, очень научный. Когда в России в последний раз была сделана вакцина? Говорят, была вакцина от эболы, но я не видел никаких серьезных документов, которые могли бы говорить о том, имела ли она efficacy и была ли она эффективной. Таким образом, я не могу ответить на вопрос о готовности отечественной вакцины на настоящий момент. Не понимаю, а контролем-то что будет являться? Те, кто не вакцинирован, что ли? Так нельзя. Они должны быть чем-то вакцинированы, другой вакциной.

— А насколько оправдано введение карантина, изоляции человека именно на 14 дней? В Великобритании обсуждали сокращение этого периода до 7-10 дней. Каково ваше мнение по этому вопросу?

— Никак не оправдано. Решили, что будут две недели держать. Конечно, нет никаких научно обоснованных данных на эту тему. Я считаю, что можно, конечно, делать карантин и на семь дней, но это решение принимается на другом уровне и по другим критериям. Это во многом зависит от решения руководства на каждом уровне. Это первое.

Второе — карантин. Да, карантин нужен. Почему? Вы же помните, что койки — самое главное? Когда у вас нет коек, единственный способ их освободить — это сделать карантин, запереть популяцию, дать тем, кто уже заразился, переболеть, и тогда у вас появятся койки.

 — Чем можно объяснить отсутствие более выраженной тяжести COVID-19 и смертности во многих сравнительных исследованиях у ВИЧ-положительных по сравнению с ВИЧ-отрицательными?

— Кто умирает при COVID-19? Пожилые люди. У вас много пожилых инфицированных ВИЧ-инфекцией? Это во многом пока еще молодые люди в нашей стране. Второй момент, конечно, — практически большинство из них находятся на терапии. Потом летальность клинико-летальных случаев во многом связана с гипериммунной ответной реакцией организма. Если у вас иммунитет ослаблен, то болеть-то вы будете, а летальность у вас будет относительно легче. Вот это три причины в комплексе своем дают такую защиту.

 — Последний вопрос — о статистике. Что нужно считать, на какие показатели ориентироваться для оценки прогноза развития эпидемии и принятия решения об ограничительных мерах?

 — Вся статистика пишется на самом верху и совершенно не медицинскими кадрами. Сегодня она такая, завтра другая. Статистика зависит от того, допустим, что руководство Минздрава хочет сохранить свои места. Другая статистика зависит от желания получить дополнительные средства от государства. Поэтому обсуждение статистики пандемий — это вообще отдельная, очень сложная тема, на которую работают люди в ситуации непроверенной и неустойчивой информации.

Этот материал подготовила для вас редакция фонда. Мы существуем благодаря вашей помощи. Вы можете помочь нам прямо сейчас.
Google Chrome Firefox Opera