Уроки испанки: медицинский историк — о том, когда закончится пандемия COVID-19

Джон Уайт: Все хотят знать, когда закончится (пандемия коронавируса). Многие вспоминают о пандемии испанки, которая случилась сто лет назад. Чему нас может научить этот опыт? Можете ли вы коротко рассказать нам о пандемии 1918 года?

Говард Маркель: Приблизительно летом 1918 года прошла короткая умеренная волна гриппа. Поскольку у нас нет образцов вируса, мы не можем это доказать. Но мы знаем, что осенью 1918 года инфлюэнца, которая, как мы позже обнаружили, была штаммом гриппа H1N1, охватила весь мир и, в частности, Соединенные Штаты. Затем прошла вторая волна, которая длилась с января по апрель 1919 года и была довольно сильной, но не такой ужасной, как осенняя. Кстати, была и третья вспышка, о которой никто не упоминает, зимой 1920 года.

К тому моменту, когда пандемия закончилась, во всем мире умерло около сорока миллионов человек. Только в Соединенных Штатах погибли от 550 000 до 750 000. Как минимум десять миллионов американцев тяжело заболели, а инфлюэнца — это не обычная простуда или слабая инфекция, она очень серьезно сказывается на здоровье. Как мы понимаем, с медицинской помощью было очень плохо. Больница, по сути, предоставляла койку и, возможно, горячее питье. Не было ни капельниц, ни антибиотиков. Многие люди, заболевшие гриппом, также болели вторичной бактериальной пневмонией, и именно она их и убивала, потому что лекарства от нее не было.

Болезнь была весьма заразной. Никто ранее не имел с ней дела. И, в отличие от обычного сезонного гриппа, который, как правило, заражает и убивает младенцев и очень старых людей, тут образовалась кривая смертности в виде буквы W — в центре нее находились люди в возрасте от 20 до 45 лет. Они умирали как мухи, что было очень нехарактерно для инфлюэнцы.

Уайт: А люди носили маски? Использовали социальное дистанцирование, мыли руки? С гигиеной тогда были проблемы.

Маркель: Конечно, тогда были проблемы с гигиеной. Не у всех был доступ к проточной воде, 1918 год — это время, когда в США больше людей стало жить в городах, чем в сельской местности. Разгоралась Первая мировая война, солдаты в армии рыли ямы для уборных и мыли руки, допустим, в колодце. Так что проблемы были.

Маски только зарождались. Их носило небольшое количество людей в Сан-Франциско, Сиэтле и Лос-Анджелесе, они были сделаны из четырех-пяти слоев марли. Понятно, что этот пористый материал не подходит для профилактики заражения. Но существовали меры социального дистанцирования. В них, по сути, тогда и заключалось здравоохранение: карантин и изоляция. Вы изолируете больных и отправляете на карантин тех, кого подозреваете в контакте с больными. Вводились запреты на публичные мероприятия, закрывались бары, увеселительные заведения, театры, школы и так далее.

Мы в Центре истории медицины Мичиганского университета провели вместе с Центрами по контролю заболеваемости США довольно обстоятельное исследование. В августе 2007 года оно было опубликовано в журнале Ассоциации американских врачей (Journal of the American Medical Association). Мы обнаружили, что города, в которых принимались меры по социальному дистанцированию, которые начали действовать раньше других и использовали более одного метода или же сочетали их на протяжении длительного времени, эффективнее боролись со смертностью и заболеваемостью. В этом вся суть, именно так сглаживается кривая. Наша работа впервые представила исторические доказательства этой концепции.

Уайт: В этом и заключается урок пандемии? Люди скажут: «Ну, вы знаете, тогда все было по-другому». Можем ли мы проводить сравнения? Тогда были проблемы с проточной водой. Справедливо ли сравнивать пандемии, между которыми разница в сто лет?

Маркель: Как историк я прекрасно понимаю разницу между сегодня и вчера. Я зарабатываю этим на жизнь. Население было меньше, а правительство очень мало занималось в то время медицинскими проблемами. Тем не менее густонаселенные города использовали именно эти меры против весьма заразного респираторного вируса.

Что удивительно, идея подтверждается, кажется, не только историческими примерами, но и исследованиями, которые проводились позже. В 2009 году в первые недели пандемии гриппа в Мексике, пока там еще не знали, что грипп не был смертельно опасен, тоже использовали метод социального дистанцирования, и их эпидемическая кривая оказалась идентичной тем, что обнаружили мы.

К сожалению, сейчас мы ставим наилучший эксперимент из всех возможных. Мы применяем меры социального дистанцирования по всему миру. Журнал Nature писал, что этот метод спас больше жизней за короткий промежуток времени, чем какой-либо другой, и я думаю, это совершенно справедливо.

Важно помнить, что социальное дистанцирование — это игра в прятки с вирусом. Оно не лечит и не дает вам иммунитета от вируса. Когда вы выходите (неважно, носите вы маску или нет) и взаимодействуете с большим количеством людей продолжительный период времени, вы повышаете риск столкнуться с COVID-19. Все просто.

Уайт: Если мы спрячемся, и вирус не сможет найти носителя, он просто иссякнет и умрет? Чем кончилась пандемия 1918 года? Вы упоминали, что она возвращалась в 1920 году. Правда ли, что дело было в коллективном иммунитете, о котором все говорят? Учитывая, что грипп убил десятки миллионов людей, и у нас не было вакцины.

Маркель: Давайте разберемся с коллективным иммунитетом. Я говорю вам это как старый педиатр. Коллективный иммунитет никогда не задумывался как мера борьбы с вирусом. Он основывается на активном иммунитете — на прививках, множестве прививок для детей (например, от кори, паротита). Когда вы иммунизировали 90 % или более населения, тогда инфекция не распространяется. Идея позволить вирусу прорваться и дать множеству людей заразиться… для начала, вы никак не дойдете до уровня в 60-90 %, который, как предполагается, вам понадобится. А двадцати процентов вам просто не хватит. Какой смысл жить в XXI веке, если вы полагаетесь на метод XIII века — дать вирусу распространиться в обществе, чтобы защитить нас? Не говоря уже об огромных затратах на лечение и ужасной трагедии, к которой приведет массовая гибель людей.

Конечно, у некоторых людей был иммунитет. При гриппе, как, наверное, и при коронавирусе, иммунитет работает недолго — четыре-пять месяцев. Вот почему мы делаем прививки от гриппа каждый год. Иногда дело в том, что появляется новый штамм, но отчасти дело в том, что ваш иммунитет ослабевает.

Уайт: Как вы думаете, как долго живет штамм? Говорят, что пандемия 1918 года в конце концов преобразовалась во что-то другое. У нас есть какое-то представление о том, как долго может оставаться активным респираторный вирус?

Маркель: Нет. Дело в мутациях и в том, откуда исходит вирус. Кстати, вы сказали, что 1918 год отличался от 1920 года. Конечно, но о чем не говорят, так это о том, что пандемии, которые мы обсуждаем, очень отличаются друг от друга. Инфлюэнца сильно отличается от COVID-19. Их объединяет лишь тот факт, что и то и другое — респираторные заболевания.

Инфлюэнца обычно заканчивается, когда холод сменяется теплом. Это нам известно. Мы надеялись, что так будет и с COVID-19, потому что так было, например, с SARS в 2003 году. Но этот вирус, как выяснилось, неплохо себя чувствует при теплой погоде. И, наверное, ему будет еще лучше на холоде, особенно если все будут толпиться в помещениях. К тому же мы используем искусственное отопление, которое может приводить к микротравмам вашей слизистой в носу, во рту и так далее.

Грипп 1918 года, скорее всего, иссяк, потому что погода изменилась, были люди с иммунитетом, и сам вирус истощился и стал более слабым. Инфлюэнца изменяется с каждым годом, потому что зависит от животных-носителей, от людей-носителей и от уровня мутации. Что если эти мутации — нечто большее, чем просто «опечатка» в геноме?

Серьезный случай произошел, когда COVID-19 мутировал в том животном до такой степени, чтобы люди смогли не только заразиться, но и легко передать его другим людям, подышав на них. Это мутация-убийца.

Уайт: Вы изучаете прошлое, но я хочу спросить вас о будущем. Как вы думаете, чем все это кончится?

Маркель: О, нет, вы же знаете, как историки вроде меня не любят саму концепцию будущего. Вот почему мы живем в прошлом.

Уайт: Я знаю, но все-таки настаиваю.

Маркель: Вы знаете, есть замечательная поэма Томаса Стернза Элиота [«Полые люди»]: «Так вот и кончится мир. Только не взрывом, а вздрогом». Она была написана в 1925 году.

Что, если он просто кончится? Что если он чудесным образом исчезнет? Я надеюсь на это. Но думаю, что волшебством, которое нас защитит и завершит этот кошмар, будет безопасная, мощная и эффективная вакцина. Когда мы достигнем коллективного иммунитета классическим образом, то есть с помощью вакцины, полагаю, у нас будет реальный шанс закрыть эту главу в истории человечества. Но — большое но — недостаточно, чтобы индустрия, врачи, ученые или медики придумали безопасную вакцину. Все мы в Соединенных Штатах, Германии, Англии и других странах по всему миру обязаны закатать рукава и сделать эту прививку.

Уайт: На каком месте, по вашему мнению, находится COVID-19 в историческом рейтинге пандемий? Не просто по числу смертей, но также по влиянию на жизнь в этот период.

Маркель: Отличный вопрос. Я бы сказал, что Черная смерть (пандемия чумы XIII—XIV веков) находится в моем списке очень высоко, наверное, под номером один. Если вы мне не верите, отправляйтесь в Италию и посмотрите на фрески в церквях. Испанский грипп 1918—1919 годов на втором месте (точно лидер по числу случаев и смертей). Я бы поставил COVID ближе к третьему. Может быть, это не первый и не второй номер, но точно где-то в ТОП-5, и многое зависит от того, как долго он продержится.

Уайт: Это точно не тот рекорд, который нам нужен. Судя по другим эпидемиям, которые вы изучали, в целом, как вы думаете, она продлится два, три года? Что подсказывает история?

Маркель: На самом деле, ничего не подсказывает, потому что мы говорим об очень древних пандемиях (например, Черной смерти), когда не было лекарств. У врачей тех времен были совершенно иные представления о том, что вызывает заразные болезни. Даже в случае с гриппом 1918 года, когда уже существовала микробная теория. Она была лишь теорией, а у людей не было лекарств и, разумеется, вакцин.

Я написал статью для журнала The New Yorker в августе именно об этом и сказал в ней, что мы должны вести счет не на недели и месяцы, а на годы. Уложимся ли мы всего в один год? Надеюсь. Может ли пандемия длиться дольше? Может. Как я уже говорил, все зависит от того, когда появится вакцина. Как сказал Джордж Сантаяна: «Те, кто игнорирует прошлое, обречены его повторять». Но благодаря этому у таких людей, как я, всегда есть работа.