Один врач – 900 пациентов

Бугульма — небольшой город с населением около 85 тысяч человек, расположенный на юго-востоке Татарстана. В нем добывают нефть. В конце 90-ых здесь построили железную дорогу, через которую сразу пошел наркотрафик из Средней Азии. Вместе с наркотиками начался и рост ВИЧ-инфекции. За все время в городе зарегистрировали почти 2000 случаев ВИЧ-инфекции, а сейчас на учете состоит 925 человек, что составляет 1% от населения.

Один врач – 900 пациентов

Раньше в Бугульме была инфекционная больница. После «оптимизации» в середине нулевых больницу расформировали. Остались только инфекционный кабинет и инфекционное отделение. В отделении центральной районной больницы города работают два врача-ординатора, но ВИЧ-инфекцией занимается только один из них. Один на более чем 900 пациентов.

Валентина Ахметова вышла на пенсию полгода назад, но часто приходит помогать новому врачу в родной 401 кабинет. Бывшие пациенты называют ее Тетя Валя.

Врачом решила стать еще в школе, но исполнить мечту получилось только с третьего раза. Когда закончила Куйбышевский медицинский институт, вернулась обратно в Бугульму. Сперва устроилась цеховым врачом на железной дороге, а в 1979 году перешла в городскую больницу ординатором в гастроэнтерологическое отделение. Переквалифицировалась на врача-инфекциониста только в 1986-м. В то время на лекциях для врачей говорили, что продолжительность жизни с ВИЧ-инфекцией пятнадцать лет. Это был смертный приговор.

Никто на ВИЧ не заострял внимания

Первый случай ВИЧ-инфекции в Бугульме зарегистрировали осенью 1999 года. Молодой человек приехал с севера устраиваться на работу. Для этого нужно было сдать анализы: «Для нас это был шок! Мы о ВИЧ-инфекции знали только понаслышке. Все врачи собрались тогда. Даже напугали его», — вспоминает Ахметова. Наблюдался в больнице молодой человек недолго, из города почти сразу уехал. В том же 1999-м было еще два случая ВИЧ-инфекции, но это были «доморощенные ребята»: путь передачи — внутривенный. Сейчас эти «ребятишки», как называет своих пациентов она, живы и чувствуют себя хорошо.

Предпосылки эпидемии были уже в 1995 году. Тогда в одном училище произошла вспышка острого гепатита С: «Был упущен из виду факт, что заразились внутривенным путем. Прошел этот острый гепатит — болели в основном мальчишки — и на этом все успокоились. Никто на ВИЧ не заострял внимания». В Казани в это время уже был зарегистрирован первый случай инфекции. Но, в больнице думали, что это их обойдет стороной.

С начала нулевых в Бугульме начался массовый рост случаев ВИЧ-инфекции. В 2000 году уже зарегистрировали 232 случая. Пик пришелся на 2001-й — 325 случаев. Почти все пациенты инфицировались через наркотики. Но в те годы городские врачи выявили далеко не всех: «Это был айсберг, и мы видели только верхушку. Сверху приказов, что нужно что-то срочно делать, не давали». Обследовали только по плановым диспансеризациям, по госпитализации и тех, кто попадал под следствие. Вспышку остановить было невозможно, потому что никто толком не знал, что делать, а главное — не было препаратов.

Как вспоминает Ахметова, к первой беременной ВИЧ-позитивной женщине в 2000 году приехала целая бригада из Казани. Принимали роды чуть ли не в противочумных костюмах. Девочка родилась здоровая. За все время (С 2000 года) у них родилось около 350 детей от ВИЧ-позитивных матерей. Из них — только 13 передалась инфекция, и все они, как утверждает Валентина, от «асоциальных матерей»: «Одной мы препараты насильно дали, а она их пить не стала. Я потом спрашивала: “Почему не пила?”. А она мне: “Дурой была”».

Первое ежедневное комплексное лечение — антиретровирусную терапию из трех таблеток — начали назначать только с 2003 года. До этого из препаратов были «Никавир» для беременных (профилактика инфицирования плода) и «Тимазид» для экстренных случаев (при большой нагрузке и низком количестве иммунных клеток, но таких случаев до 2003 года не было).

«Шприцы раздавать не надо»

Валентина вместе с помощниками выигрывала гранты для трех своих проектов: по снижению вреда, по паллиативной помощи и по приверженности к АРВТ. В рамках проекта они получали презервативы и шприцы, получили возможность оплачивать работу двух равных консультантов при больнице. Проекты шли один за другим почти 15 лет, но прекратились во время санкционных войн: «Не знаю, из-за санкций ли прекратилось финансирование. Нам просто позвонили и сказали, что больше проекта не будет. А в причины я уж не лезла».

Валентина говорит честно, что она против раздачи чистых шприцев: «Это подталкивает людей на внутривенные инъекции, — рассуждает она. — Презервативы — пожалуйста. Конечно, истинный наркоман пусть лучше получает чистые, но ведь получали шприцы все! Даже те, кто один раз кольнулся. Ведь если у него есть чистый шприц, он сможет кольнуться еще раз. Здесь нужен индивидуальный подход к каждому зависимому, нужно работать в связке с наркологией: знать, кому действительно нужны шприцы».

На вопрос о дискриминации ВИЧ-положительных в больнице Ахметова сразу отрицательно мотает головой: «Я могу перечислить тех врачей, которые относятся негативно к этим пациентам. Остальные всегда оказывают первичную медицинскую помощь». До 2009 года она вместе с медсестрами водила ВИЧ-положительных по специалистам без очереди. Сейчас так можно провести только в кабинет флюорографии, потому что количество больных начало расти, и ветераны ВОВ на это пожаловались. "Она уверяет, что специальных маркировок на картах больных никогда не ставили: «Как-то раз мужчина подумал, что обозначение «ВП» (вредное производство) означает метку “ВИЧ”. Пришлось объяснять»."

«Всех жалко, какой бы человек ни был»

Валентина сама каждый день принимает сердечно-сосудистые препараты. Она считает это огромной нагрузкой на организм, такой же сильной, как и при антиретровирусной терапии: «Если нормальные CD4-клетки, то зачем сразу сажать на АРВТ? При хороших показателях я считаю, не надо. Но если человек хочет принимать таблетки на уровне 600 клеток, это его право. Мы ничего не запрещаем». Сейчас у них более 10 наименований разных АРВ-препаратов. И в Татарстане с обеспеченностью терапией, как говорит Валентина, все отлично. Но только 80-85% пациентов ответственно подходят к лечению. За остальными приходится бегать, звонить. Потом «восстанавливать» их здоровье: «Мы говорим, что если в запой ушел, ну выпей там маленько лекарств».

В этот момент она берет со стола больничную карту, на которой большими буквами написано «УМЕР»: «Сколько я бегала за этим тюремным товарищем. Хороший парень был, но женился на ярой наркоманке. Первый раз отсидел, прекратил принимать терапию в больнице, когда сел в тюрьму. Потом мы его опять поставили на АРВТ. Затем снова сел и вышел уже без меня, лег в тубдиспансер, видимо, там и умер. Сколько мы с ним бились: ему звонили, его теще». В тюрьме за терапию отвечает ФСИН: «У них свои препараты: хорошие, дорогостоящие. Может быть, финансирование лучше», — объясняет Валентина.

Ахметова со всеми пытается найти общий язык, но пациенты бывают разные. Одни видят во врачах виновников их трагедии, другие — соратников в борьбе. Как–то к ней пришел пациент с бутылкой водки: «Мне так с вами хорошо, давайте выпьем!». Психологи есть только в Альметьевске, дорога оттуда до Бугульмы занимает чуть больше часа. Они выезжают по графику, но могут приехать и в необходимое время, если попросить. Поддерживать пациентов приходится самим, ведь каждый встречает известие о своей болезни по-разному. «В этом кабинете был и Валокордин, и Нашатырь, — вспоминает врач. — А иногда были и такие: “Да подумаешь! Главное, что не сифилис”».

«Обычно люди не доживают до развернутой картины СПИДа, — объясняет она. — Умирают раньше от цирроза и туберкулеза». В 2018 году умерли 34 человека, живших с ВИЧ. «Я видела много раз, что человек уже не вернется. Помню, направила одного в инфекционное отделение, но знала, что он уже не выйдет. Но говорить ему об этом прямо — Боже упаси. Наоборот: “Вот полечишься немножко, придешь потом”. И всех жалко, какой бы человек ни был».

Мечта об одной таблетке

В городе сильно страдает просветительская работа. Пустить информационный ролик на телевидение — платно, а врачи загружены: «Ради интереса выйдите и посмотрите, какие врачи у нас работают. Она вот вся сидит скрючившись, какой там лекции читать».

В начале 2000-ых бум ВИЧ-инфекции пришелся на молодежь, так как в основном они, по словам Ахметовой, сидели на наркотиках. Три-четыре года назад показатели среди молодежи и людей в возрасте сравнялись. А сегодня больший рост новых случаев ВИЧ-инфекции наблюдается среди людей старше 35-40 лет. Причем способ инфицирования тоже меняется: только у половины через наркотики, у остальных — половым путем. Врач отмечает, что это происходит не из-за секс-работников: «Была у меня женщина в предпенсионном возрасте. Выявили ВИЧ-инфекцию, стали с ней разговаривать. Так она встретила своего бывшего одноклассника, который приехал из Сибири. И вот случилось дело [переспали]. Я даже не знаю, какую профилактику вести в этом случае». Чаще всего пациенты не могут объяснить, как получили ВИЧ-инфекцию, говорят, «у меня уже 10 лет никого не было». Валентина спокойнее относится к наркопотребителям: «Этих ребятишек по-человечески жалко, они попали под нехорошее время».

«Почему люди в полном здравии, прошедшие половину своего жизненного пути, вдруг оказываются в такой ситуации? — недоумевает Ахметова. — Мне обидно. Я даже не знаю, какое определение дать. Некоторые все еще верят, что презерватив защищает только от беременности». Она вспоминает одного дальнобойщика: «Мы спросили, где заразился, девочек подбирал? Он ответил, конечно, ведь для дальнобойщика это — святое дело. Вот как с этим быть?».

Врачи уже давно знают, что в городе эпидемия. Но это все отголоски наркотрафика конца 1990-х. Центральной районной больнице города нужны кадры, а по нормативам положен лишь один врач на полторы ставки: «С нашим количеством инфицированных здесь пора делать центр СПИД. Хотя по сравнению с Кемерово у нас еще ничего». Инфекционистка признается, что ей страшно за город и «за детишек». Валентина предполагает, что остановить вирус можно будет только вакциной. Впрочем, такой вакцины ученые еще не изобрели.