«Другой давно бы отчаялся». Исповедь бездомного, живущего с ВИЧ

Из Казахстана Владимир уехал в 20 лет, потому что связался с контрабандистами. Жил в Питере, Сочи, Сибири, но со временем осел все-таки в Москве. Где и живет без документов — их украли — и по факту на птичьих правах. Более того, Владимир бездомный и у него ВИЧ.

Ночует в аэропортах, иногда греется в подвалах, иногда на квартире у знакомых. Бывали периоды, когда на заработанные деньги удавалось и самому снять жилье. Но эти периоды позади.

«Мне с детства часто замечают, что я болтун и люблю пошутить, даже когда не надо, говорят: „Вечно ты со своими приколами“», — признается Владимир. Сейчас ему 39 лет. Голубые глаза, чисто выбрит, опрятная одежда. Несколько раз за беседу он извиняется за «запах пота», впрочем, я ничего не чувствую. И добавляет: «Может, гормонов счастья у меня слишком много вырабатывается в организме. Не знаю. Другой давно бы отчаялся. Но я всегда на позитиве. Люди даже думают, что я курю что-то. А я и не пил никогда».

Дорога на родину

Мужчина родился в Алма-Ате, все детство провел с родителями в области. Мама — крымская татарка, врач-рентгенолог. Отец — русский из Омска, водитель.

О переезде не думал никогда, да так, скорее всего, и остался бы в Казахстане, и, может, даже поступил бы в институт, но не успел он окончить восьмой класс, как распался Союз.

В стране резко испортилось отношение к русским. «У нас были уйгуры, русские, казахи, евреи, армяне, греки, немцы. Казахов даже было меньше, чем всех остальных, — вспоминает Владимир нехотя. — Всегда в дружбе жили. Я никого ни в чем не хочу обвинять, мне кажется, тогда национализм специально накручивали».

Жизнь заставила крутиться. Отец взял крупную сумму в кредит на покупку товаров, чтобы перепродать. Но знакомые «кинули», забрали товар якобы на склад и пропали. Кредит повис на нем, семье угрожали бандиты, так что маленькому Владимиру даже пришлось на время покинуть город. Перебраться к бабушке — в деревню на севере страны.

Поскольку «нормальной работы не было», как объясняет сам Владимир, в 16 лет и ему пришлось заняться «бизнесом». В итоге он присоединился к браконьерам. Местное население много лет вылавливает для арабских шейхов соколов, занесенных в Красную книгу. «Я понимаю, что нехорошо ловить птицу из Красной книги, — говорит Владимир. — Но какие альтернативы были? Обналичкой заниматься, уговаривать людей кредиты брать? И тому подобное. Я людям причинять вред не хотел».

Выйти из соколиной контрабанды, впрочем, оказалось сложнее, чем попасть в дело: «Я был в очень близких отношениях с этими людьми. Мне угрожали, говорили, что утону в речке, никто меня даже и не найдет, а свое они заберут».

Одним словом, страну, как только исполнилось 19 лет, Владимиру пришлось покинуть. «Когда первый раз уехал, через год вернулся. Но быстро понял, что жить спокойно не дадут. Пришлось собирать вещи снова».

Да и жизнь с родителями оказалась несладкой: «У мамы паралич, папа в комнате все время смотрел политические передачи по телевизору. А я шкаф переставил так, чтобы немного отгородиться от этого потока, и книги читал: психологию, эзотерику, историю…»

Так начались годы скитаний. Каждый раз возращение домой оборачивалась проблемами: «Через некоторое время отцу звонили бандиты, начинали интересоваться. Последний звонок был из алматинского СИЗО». В итоге осесть решено было в России: подальше от родных пенатов.

Cherchez la femme

До переезда удалось связаться со знакомым, тот смог из Казахстана переехать в Нижегородскую область. Так что, собрав документы для получения российского гражданства, Владимир сперва решил было последовать его примеру, но вмешалась любовь.

По дороге познакомился с девушкой и уехал жить к ней, уже не в Нижегородскую, а во Владимирскую область, где у той было место в женском общежитии.

«Пришел в паспортный стол, оказалось, что-то не так, — вспоминает он. — Гражданство просто так не дадут, это длительная волокита, оказывается. К тому же за дополнительными бумагами нужно обратно ехать. А денег нет. Так я и остался с прежним паспортом».

Вспоминая те дни, Владимир теперь качает головой: «Может, и стоило мне активнее… Но это на улице я уже многому научился. А тогда даже автостопом ездить не умел, не думал, что могут еду где-то выкинуть нормальную, упакованную. Так что с голода не умрешь».

Со временем любовь прошла, и началась кочевая жизнь. Уже в одиночку. Впрочем, и без гражданства работы было достаточно: сперва во Владимирской области, а позже и за ее пределами: «Работал даже на Байкале, монтажником сцены в Театре юного зрителя, ночевал тогда в снегу без теплой куртки. На улице все, что у тебя есть, в любой момент ведь могут украсть, даже самую никчемную вещь».

В Москве один таджик пустил переночевать и подсказал место на Теплом Стане, где разрешали жить прямо на объекте. «Было так скучно, что я пошел гулять по городу. В каком-то морозильнике в Царицыно нашел место вагоны разгружать. Как-то так все оно и пошло».

За долгие годы «пристать» к конкретной гавани так и не удалось: в прошлом году попытался, жил в Москве с женщиной, но из города пришлось отлучиться, а за это время девушку и ее мать убили черные риэлторы.

«Такой хороший человек она была, добрейшей души. Больших пушистых котов она любила, плюшевые игрушки... Никогда слова плохого не скажет».

Когда вернулся — обнаружил в ее ящике собственные неоткрытые еще письма. О том, что случилось, рассказал сосед. Сюжет об убийстве показывали на федеральных каналах.

Природная тяга

Как и у многих бездомных, у Владимира есть семья. Но связь с ней, хоть до последнего момента ее и удавалось поддерживать, даже бывать дома, в какой-то момент оказалась потеряна: пожилой отец давно не отвечает на телефонные звонки.

Во время последней поездки в августе 2018 была идея переехать в какую-нибудь заброшенную российскую деревню, купить там дом и заняться фермерством. Несколько работящих молодых мужчин с семьями хотели составить компанию. Постепенно выправить документы, получить гражданство. «Освоиться на природе мне бы удалось. Это ж просто руку набить: проснулся, покормил, почистил, что-то там подремонтировал. На рыбалку пошел».

Но с этими людьми тоже больше нет связи, а в Казахстане перспектив найти участок мало: «Казахстан поддерживает казахов, которые решили вернуться на родину из других стран, — дает дом, корову, деньги. А остальным такого не положено». И добавляет: «Те, кто советуют мне ехать домой, просто не понимают, насколько сложно сделать то, о чем они говорят».

Этой осенью Владимир простудился, с тех пор сильно кашляет. Найти работу без документов в Москве не проще, чем врача, который согласится осмотреть. То, что удается отыскать, как правило, подразумевает тяжелый физический труд. Да и с оплатой обманывают часто.

Однако Владимир не только трудится сам, но постоянно помогает другим бездомным: так долгое время общался с женщиной за сорок, которая потеряла память из-за удара по голове, в итоге нашел ее мать и даже отправил домой.  Правда, за некоторое время до этого место, где ночевала женщина, подожгли неизвестные. Пришлось лечить ей ожоги, взять в православном храме, где Владимиру помогают, женские вещи (их оставляют прихожане), чтобы хоть как-то одеть ее. Впрочем, женщину было кому встретить на родине. Владимира давно никто и нигде не ждет.

Церковная терапия

С положительным диагнозом мужчина живет давно. Впервые его поставили в 26 лет, но сказали, что это еще «не окончательно» и «надо бы перепроверить». Но перепроверять Владимир не стал, отнесся несерьезно. Так что «по-настоящему» болезнь заставила о себе вспомнить уже слегка за 30, когда тот попал в больницу с простудой после очередного переохлаждения на улице.

Заразился половым путем: «Я всегда легко знакомился с людьми, находил общий язык с девушками». Барьерной контрацепцией пользовался не всегда: «Девчонки мне свои презервативы давали, но какие-то неправильные, что ли, они то порвутся, то сползут». Первое время удавалось отделаться ИППП и приемом антибиотиков. Но в какой-то момент не повезло.

АРВТ Владимир не принимал до последнего. Сперва препараты просто не прописали — долгое время инфекционисты в России и в Казахстане считали, что терапию стоит назначать лишь в том случае, когда количество клеток иммунитета упадет меньше 200 единиц, да и сейчас сразу ставят на терапию далеко не во всех центрах. Позже, когда лекарства казахские врачи все-таки прописали, таблетки вызвали сильные побочные эффекты — обернувшиеся потерей трудоспособности, так что лечение пришлось бросить.

Кроме того, ездить за препаратами в Казахстан не было никакой возможности. А в России негражданину встать на терапию невозможно, тем более бездомному. Как и в целом рассчитывать на медицинскую помощь: врачи отказывают не глядя.

В той ситуации, в которой Владимир оказался после кражи удостоверения личности (с хроническим бронхитом и ВИЧ зимой на улице), надеяться оставалось лишь на Бога. Тот помог не лично, но через посредников. Социальный работник Храма Космы и Дамиана в Столешниковом переулке, того самого, что напротив московской мэрии, позвонил в СПИД.ЦЕНТР, сотрудники фонда нашли врача. Прихожане сбросились на антиретровирусные лекарства.

Храм в Столешниковом — тот самый, где осколки общины легендарного отца Александра Меня до недавнего времени кормили бродяг горячими обедами, но шесть лет назад по настоятельным просьбам чиновников были вынуждены прекратить. Местные жители (а по непроверенным сведениям — сам мэр Москвы Собянин) оказались недовольны, что в самом сердце столицы регулярно к воротам церкви выстраивается очередь из слишком бедно и плохо одетых людей.

Жизнь по ту сторону ЦУМа

Когда мы выходим из храма, Владимир протягивает просящим у ограды милостыню бабушкам пакет с едой: «Берите, здесь высококалорийная пища».

Сам не просит: «Мне стремно стоять с протянутой рукой». Хотя за много лет на улице были разные ситуации. «Иногда можно и в „Ашане“ децл покушать аккуратно, чтобы не спалиться только. Какой-нибудь гематогенчик, — вспоминает он. —  Кроме того, бывало, я с кем-то знакомился только с целью помыться да постираться». Это чтобы не подумали, что «святой».

«Многие люди, которых я встречаю, негативно настроены ко всему вокруг, — продолжает Владимир. — Я же стараюсь всегда относиться ко всем с пониманием».

В ста метрах от церкви гламурная Дмитровка, вереница шикарных авто, направо от нее бар Simachev. Чуть дальше Кузнецкий мост и ЦУМ с шикарными бутиками. «Вот, водитель проехал, облил грязью — но он же не нарочно! Значит, он спешил куда-то, — продолжает бездомный. — Или охранник из „Азбуки вкуса“ прогнал, он мне не дает брать выброшенные продукты. Но это же его работа. Да и без полиции нельзя, без них был бы хаос».

Спрашиваю, а как же он сам договаривается с полицией — в Москве без прописки и гражданства. Отвечает: чаще всего честно рассказывает о своем положении и просит его понять, но если ситуация к тому не располагает, старается общаться с полицейскими так, чтобы в нем лишний раз не заподозрили человека, у которого документов нет не только с собой, но и в принципе.

«Большинство людей, с которыми я общался, уже умерли давно, — признается Владимир. — И совсем не от ВИЧ, а от наркотиков и алкоголя. Почему они это делают? Не знаю. Некоторые говорят, что жизнь такая. А у меня, что, прекрасная жизнь просто, великолепная? Нет! Но я же не колюсь, не жалуюсь ни на что. Надо стремиться что-то делать — если у человека есть фундамент, можно как-то психологически перенастроить себя. И жить».

Не договорив мысль, Владимир останавливается: вдоль здания идет серая бездомная кошка. Смотрим на нее оба.

«Извините… Я кошек с детства очень люблю. Еще когда у бабушки жил, рыбачил на реке Ишим. Там все котята издалека чувствуют рыбу в ведерке, вылезают, пока мимо них идешь, и мяукают».

«Когда меня посылали за грибами, приходилось собирать все подряд — я ничего в них не понимаю. Но так нравилось ходить по лесу: какие-то ветки, пеньки. Паучки всякие. Наверное, странно звучит — как ребенок рассказываю, но так красиво».

Владимира с детства тянуло к природе, и в городе за много лет эта тяга не прошла: «Наблюдаю, как муравьи бегают в муравейнике, смотрю на их структуру — мне это нравится и как-то успокаивает, — добавляет он. — А то пессимизм сплошной: „я умираю“ — все люди когда-то умрут. Хочется просто что-то полезное сделать для общества».