«Невидимые дети». Помощь детям наркопотребителей Казани

О ПРОЕКТЕ

 

«На этот Новый год мой сын был самый счастливый. В центре попросили всех написать письмо Деду Морозу, и подарили им именно то, что просили дети. Мой получил машинку на радиоуправлении. Он неделю с ней спал»

— Сегодня в садик первый день отвела. Радости было, ты не представляешь. Но неделя выдалась тяжелая. Горел под 40 и все. Врач прописала сначала лекарства — пропили, а потом сказала антибиотики. На них денег уже не хватило. Еще два дня промучался, но стало отпускать. Врач сказала, что все нормально, — на коричневом диване в общей комнате центра «Остров» Неля за чаем рассказывает куратору, как дела у ее 4-х летнего сына. Неле 39 лет. Восемнадцать из них она употребляла наркотики.

«Садик, школа, все как у всех. Училась я всегда нормально, музыкальную школу закончила, ни в чем не нуждалась. Потом как-то в последнем классе появился интерес к мальчикам, сигаретам, любопытство ко всему запретному, и начались наркотики. Попробовала сперва травку, потом экстази, потом пять лет нюхала, а потом начала колоться… Ну, все, что молодежь 90-ых делала — не обошло меня стороной. И так пролетело 18 лет. 18 лет выкинутой жизни, — делится Неля своей историей. — Зарабатывала? Как наркоманки со стажем зарабатывают? Это, конечно же, трасса. Это тоже все прошла. Сидеть — не сидела, конечно, Бог уберег. Потом познакомилась с мальчишкой. Это уже мне было 30 лет. Я как-то даже не помню каким боком, но у меня получилось остановиться. А, я начала принимать трамал, лекарства, и постепенно отскочила сама. Потом, правда, начала выпивать. Но пьянка мне тоже надоела, и снова незаметно для себя я начала жить нормальной жизнью с молодым человеком, который на 5 лет младше меня.

Из-за наркотиков менструальный цикл всегда сбивается: то пропадает, то начинается, я тогда не обращала на это внимания. До тех пор, пока меня не начало подташнивать. В один прекрасный день, купив тест, я поняла, что беременна. На тот момент я не кололась, не пила, уже вела здоровый образ жизни. Мы тут же приехали в Казань, я быстрее в СПИД-центр, т.к у меня у самой уже есть ВИЧ и гепатит.

Я вообще не хотела рожать, потому что свое здоровье никуда. В 35 лет рожать первого ребенка, понимая, что сама на ногах не стою, ничего своего нет? Муж очень просил этого ребенка, и аборт делать было уже поздно. Так получилось, что я родила. Терапию принимала, все соблюдала. На учете мы состояли в СПИД-центре первое время, но нас сняли, все нормально, ребенка, слава богу, это никак не коснулось».

«Остров» — это низкопороговый центр для потребителей инъекционных наркотиков. С 2009 года занимается помощью наркозависимым, секс-работницам и людям, живущим с ВИЧ. По словам куратора проекта Зарипова Альберта, их целевой группой всегда были люди, старше 18 лет, но недавно они решили помогать еще и их детям. Оказалось, что помощи нужно гораздо больше, чем они могут себе позволить: «Наша основная деятельность, на которую у нас есть деньги — это взрослые. Мы покупаем им презервативы, шприцы, анализы, консультируем, госпитализируем, помогаем с документами, в СПИД-центр за ручку приводим». Но остаются «невидимые дети», как их назвали сами сотрудники центра. «Невидимые» они потому, что их родителям тяжело интегрироваться в общество, еще сложнее  — получить помощь от государства.

По словам Зарипова, самой большой и непредвиденной тратой оказался заменитель грудного молока для ВИЧ-положительных кормящих матерей. Чтобы его выдавало государство, нужно предоставить немалое количество документов, например, официально встать на учет как ВИЧ-позитивный, «справки о доходах всех членов семьи за последние три календарных месяца до месяца обращения» и «постоянно проживать на территории того региона, в административные органы которого будет направляться заявление о получении помощи». Эти пункты считаются самыми невыполнимым для бывших наркопотребителей и секс-работниц, а для «действующих» (употребляющих наркотики в данный период времени) тем более.

«Есть мамочки, которые не хотят вставать на учет в поликлинику, как ВИЧ-положительные. Не хотят ездить с талонами и получать питание, как ВИЧ-положительные. У девочек не всегда есть документы, они не всегда проживают там, где должны проживать. А я говорил с мамочками, когда им самим жрать нечего, и ребенка нечем кормить — мысль покормить ребенка грудью всплывает очень часто. Понятно, что молоко у них не у всех есть, но это второй вопрос» — рассказывает Зарипов. — «А когда они к нам приходят — нам не нужно ничего доказывать. Не нужно собирать документов. И в процессе мы занимаемся консультацией. В разговоре может выяснится, что ребенку терапию давать отказываются или сама мамочка ее не принимает. Вот только что прояснилась последняя ситуация: пришел мужчин, жена только умерла от СПИДа, 3 года не давали ребенку терапию, бабушка с дедушкой тоже ВИЧ-диссиденты, не хотят давать внуку лечение, говорят, что болезни не существует, все фигня. Мы добились, что ребенку начали давать терапию. Но так как на детей у нас финансов нет, мы вынуждены ограничивать выдачу питания и помощи. Мы раньше никогда не занимались детьми, а когда начали — оказалось, что потребность в помощи гораздо больше, чем мы можем оказать». Прямо сейчас в «Острове» только ежемесячно заменители грудного молока (ЗГМ) нужен 30 детям. Вместе с подростками их около 60.

«Сперва пытались жить отдельно. Но с маленьким ребенком очень тяжело. Стали жить у моих родителей. Папа 1941 года рождения, мама 1947. Возраст дает о себе знать. Хочется уже им тишины и покоя. Отец уже и не скрывает этого. А с таким ребенком какая тишина. Дома обстановка напряженная, мы начали опять квартиры снимать… Гражданский муж подрабатывал, шабашил, но когда машину поставили на штраф стоянку стало тяжко, он начал воровать, но денег все-таки не  хватало. Не получилось. Вернулись к моим родителям. И так несколько раз. Год назад мужа посадили. Мы с ребенком опять пришли к родителям.

Один суд дал три. Ждет другого. Сын очень скучает по папе. В садике играет в полицейского, спрашивает, когда уже папу отпустят. Я ему отвечаю, что только когда в школу пойдет. Тогда он говорит: “Ну когда я уже в школу пойду” — хочется плакать. Воспитатель в садике отличная женщина. Мне в жизни очень часто попадаются хорошие люди. Она как-то при сыне спросила, где папа, ведь в младшей группе он был, в средней ни разу не появлялся. Я так и ответила: “Знаете, папа у нас сидит, сын тяжело это переживает, не могли бы вы ему лишний раз не напоминать”. С тех пор никаких вопросов. И сын не слышит этого: “Позови папу убрать снег во дворе садика”. Спасибо ей за это».

По данным общественной организации «Профилактика и инициатива» Республики Татарстан за 2009 год, 37-57% потребителей инъекционных наркотиков никогда не проходили лечения наркотической зависимости, 20-40% инфицированы ВИЧ, 40-45% когда-либо находились в местах лишения свободы. За годы употребления наркотиков и/или продажу сексуальных услуг, люди «набирают» ВИЧ и другие инфекции, осложнения от наркотиков, передозировки, судимости, в итоге реабилитация и возвращение в социум становятся крайне тяжелыми.

Алсу - одна из тех, кто приходит за питанием для младшего ребенка. Когда она была маленькая, на ее глазах отец убил мать. У Алсу еще два брата и сестра. Когда отца посадили, все четверо попали в детдом. У Алсу - две дочери. Отцы у девочек разные, оба в жизни детей не участвуют, материально не помогают. Расходы на старшую дочь почти полностью взяла ее тетя. В центр Алсу приходит за одеждой, памперсами, детским питанием, и игрушками, которые иногда предоставляют спонсоры.

Валентина тоже приезжает в «Остров» за питанием, раз в месяц из поселка возле Казани. У нее семеро детей: шесть сыновей и одна дочка. Заменитель грудного молока нужен для младшего сына.

Сергею и Маше питание нужно для дочери. Они оба ВИЧ-положительные и «активные» наркопотребители. Только именно тот вид ЗГМ, который закупает «Остров», их дочери не подходит. Им приходится покупать подходящее и подмешивать туда «островное», чтобы хватило на подольше. Чтобы заработать на нужную смесь для дочери, Сергей ворует.

В России запрещена заместительная терапия для наркопотребителей. Этот принцип лечения заключается  в том, что с дозы пациента снимают постепенно, давая под присмотром медицинского учреждения меньшую дозу наркотиков. Чтобы получить помощь в России, нужно прийти в центр, где с первого же дня наркотики употреблять больше нельзя. В большинство из них принимают только тех, кто предварительно слез сам, очистился, возможно, прошел через детоксикацию, только потом ему готовы оказывать дальнейшую помощь.

Один из первых шагов к самостоятельному выздоровлению — исключить все контакты с «действующими», а часто это означает остаться совершенно одному, потому что за годы употребления человек отдаляется от родственников и сближается с теми, кто принимает его без оговорок, с такими же наркопотребителями. В итоге создается замкнутый круг, когда для получения помощи нужно перестать употреблять, а чтобы перестать употреблять — требуется помощь. Не способствуют выздоровлению и устоявшиеся взгляды общества на то, что наркотическая или алкозависимость зависимость — это не заболевания, человек просто «слаб духом», и убежденность в том, что ему нужна не помощь, а «железная рука». В итоге в России процветают «мотивационные центры», в которые человека могут забрать по звонку родственников без его согласия, и где практикуются физические и психологические наказания: обливания холодной водой, побои и унижения. Выйти из них самостоятельно до истечения отведенного срока пребывания почти невозможно, государство этот сегмент рынка толком не контролирует.

Человек, обращающийся за помощью в систему, оказывается уязвим еще больше, чем вне ее. Решение завести семью или оставить ребенка провоцируют наркопотребителей бросить наркотики самостоятельно, но кроме благотворительных центров им никто не хочет в этом помогать.

Валентина забирает из «Острова» просроченное питание, т.к есть ее дочери нечего. Раньше у нее была стабильная высокооплачиваемая работа, сейчас она активная наркопотребительница. Неоднократно пыталась слезть, и даже устраивалась на работу, в этом случае ее мама даже обещала сидеть с дочкой. В центре считают, что ей не удается завязать из-за мужа. Он тоже активный потребитель, но в отличие от Валентины, бросать не пытался и не собирается. Периодически сидит в тюрьме, выходит, находит Валентину, бьет ее, живет у нее. Сейчас она прекратила попытки найти работу. Психологи «Острова» не пытаются говорит с ней о программе ее выздоровления, пока работают над тем, чтобы она ушла от мужа. Говорят, что хотели бы иметь возможность давать и таким как Валентина не просроченное питание. 

У Светланы нет ВИЧ, она тоже приходила в «Остров» поесть. Отца у нее не было, мама была пьющая, а она вместе с партнером были клиентами «Острова». Но его посадили, а она осталась одна, с ребенком дошкольником и беременная вторым. Родители мужа помогать отказались. Аборт сделать не могла по времени. И раз ребенок оставался, она без программ и лекарств наркотики употреблять перестала. В «Острове» ее кормили, поили чаем, и еще там есть душ, стиральная машинка и психологи. Психологи сидели со старшим ребенком Светланы, пока с новорожденным она ходила по кабинетам, оформляла необходимые документы на детей. Сейчас Светлана вышла замуж за человека, как говорят в центре, «не из нашей целевой группы». Родила третьего ребенка, теперь у нее есть крыша над головой, еда и шанс жить спокойной, стабильной жизнью. Слово «стабильность» произносили все герои, с которыми мы говорили для материала. Именно возможность не думать хотя бы о еде для ребенка, сходить в душ и одолжить у кураторов деньги на проезд до соцзащиты, позволяют встать на ноги и найти работу.

По словам психолога центра Татьяны Шпалитовой, наркопотребителям свойственна нерешительность: «А у нас в кабинетах сидят люди, которые непонятно для чего туда устраивались. Если зашел человек, который не уверен, что ему надо, не знает, прав ли он, может ли он добиваться, цель чиновника/врача сразу от такого человека избавиться, а не выяснить, как ему помочь».

Например, Неля уже несколько лет пытается устроиться на работу, но ей всегда отказывают «по состоянию здоровья» или говорят, что вакансия занята. По ее словам, это всегда происходит после слов о ВИЧ. Соцзащита выплачивает ей за каждый отказ деньги: 160, 260 рублей. Говорит, в месяц получается где-то 750 рублей. Только в январе ей позвонили и предупредили, если до конца февраля она не найдет работу, на нее подадут в суд, как на мошенницу. Одна из причин, по которой она не работает — у нее не сгибаются ноги. Трофические язвы (последствия употребления героина) на ногах, по словам врачей, уже не заживут, еще ей поставили диагноз «лимфостаза обеих ног, стоп». Бахилы в «Острове» ей помогают одевать кураторы. И это не единственная ее проблема со здоровьем, так что с российской медициной ей приходиться контактировать часто.

О том, что заразилась ВИЧ, Неля узнала еще когда работала на трассе. Сотрудники центра постоянно приезжали туда, раздавали презервативы, шприцы и тесты на ВИЧ. Заразилась она из-за использования одной иглы с ВИЧ положительной. Неля выдержала героин и трассу, однако российская медсестра все равно заставила ее плакать. О своих походах в больницу она рассказывает как об игре в русскую рулетку:

«Это, конечно, зависит от конкретных врачей и смен, но однажды меня на скорой меня привезли в 7 поликлинику от того, что меня рвало желчью, я была почти без сознания. Время было 4 утра, меня после анализов повезли на ФГДС, разбудили врачей. Со мной разговаривали очень хорошо, будто жалели, что мне в таком состоянии придется глотать шланг. Но как только я им сказала, что у меня ВИЧ, отношение медсестры изменилось моментально. Она надела вторую пару перчаток поверх первой, держала шланг двумя пальцами и почти запихивала в меня его. Брезгливо, как будто я последняя мразь на земле. Я заплакала. Сил уже не было ни брыкаться, ни разговаривать. А если бы я была в таком состоянии, что не смогла бы сказать, как бы прошла процедура? Это же их работа, они же должны быть готовы, что люди разные, что к ним рано или поздно может попасть и человек с ВИЧ. Они когда давали клятву Гиппократа, они же не оговаривались: “но ВИЧ-инфицированным клятву не дам”. После такого отпадает желание ходить по врачам или говорить им о ВИЧ. В итоге доктор все сделал сам.  Медсестра попала не в ту вену, кровь хлынула, она отскочила, закричала. Доктор меня успокаивал, кажется, ему было стыдно за медсестру. Он сам вытер кровь и доделал ее работу, извинялся передо мной, говорил, не принимать близко к сердцу». 

Еще одним из пунктов затрат на детей «Остров» называет праздники, культурные мероприятия и подарки на дни рождения. «Просто так своих детей нам никто приводить не будет, в таком случае праздники становятся поводом, с помощью которого мы с ребенком можем познакомиться. Это позволяет продолжить с ними общение, если их родители умирают. А это происходит нередко, из-за отказа от терапии, от осложнений, связанных с наркотиками, да даже от старости. И опекунами часто становятся бабушки или дальние родственники, у которых с детьми огромная разница в возрасте. Дети чувствуют себя обделенным вниманием или не могут поделиться какими-то важными для них темами. Одна из основных проблем, например, подростков, это общение со сверстниками»,  — рассказывает Альберт Зарипов.  —  «Но у нас они видят, что к их родителям относятся по-человечески, с уважением, и после их смерти часто приходят к нам».  

Айдар и Вика оба отказывались принимать свой диагноз и терапию. В отличие от других клиентов «Острова», у них была и квартира, и машина, и поддержка родственников, и шестеро детей. Но боязнь ВИЧ-инфекции оказалась сильнее. В итоге центр заставил их обратиться в СПИД-центр, но для Айдара было уже поздно. После его смерти Вика снова отказалась принимать терапию, у нее развилась депрессия. Через пару месяцев она тоже умерла. Двое детей совершеннолетние, оставшихся четырех теперь воспитывает бабушка, оформившая опеку. Эти дети частые гости «Остров». Одна девочка общается с психологом центра Эвелиной с 11 лет. Сейчас ей 17.

По словам,  Энже, куруриющей секс-работниц, женщины часто не могут просто обратиться в соцзащиту из-за неграмотности или самостигмы, которую они переносят на детей: «Они боятся взаимодействия с обществом, т.к натерпелись от него и передают этот страх детям. Например, если спросить их: “сталкивалась ли ты с насилием” они ответят “нет”. Но если спросить: “тебя били?”, “тебя насиловали клиенты?”, “тебя били полицейские?”, на все эти вопросы ответ будет “да”. Вот ситуацию, когда одной из девушек отрезали кончик носа они уже называют насилием, а все остальное нет. При этом, когда я устраивала опрос на улице и спрашивала прохожих, можно ли изнасиловать проститутку, большинство отвечали: “нет, она же создана для этого”».

«На этот Новый год мой сын был самым счастливым. Я очень переживала, это же первый Новый год без папы, он очень по нему скучает, я боялась, что он будет чувствовать себя обделенным. Но в центре попросили всех написать письмо Деду Морозу, и подарили им именно то, что просили дети. “Остров” пригласил аниматоров: Деда Мороза и Снегурочку. Мой получил машинку на радиоуправлении. Я бы за тысячу  рублей ему эту машинку в жизни не смогла купить. Он думает, что это папа попросил Деда Мороза купить ему машинку. Он неделю с ней спал»,  —  за трехчасовую встречу Неля пять раз рассказала о том, как счастлив был ее сын из-за машинки.

На сегодняшний день центр эти праздники устраивает на собственные ресурсы, сотрудники скидываются. У малоимущих часто много детей, например, в одной семье у трех из пяти детей дни рождения в ноябре. «Остров» дарит подарки всем пятерым, т.к родители занимаются выживанием.

Сейчас Неля, наконец, получила справку о том, что ей противопоказан тяжелый труд. Теперь из-за 200 рублей в месяц на нее в суд не подадут. И она попыталась получить помощь от государства на ребенка, т.к отец в тюрьме, а она не подавала на алименты. Проверив пенсию ее родителей, узнав, что долгов за квартиру и садик нет, ее обвинили в том, что у нее есть левый доход, а значит, помощь ей не нужна: «Мне что, надо влезть в долги и не кормить ребенка, что надо сделать, чтобы государство помогло?” Раз у меня нет долгов, значит, у меня есть левый доход. Какой? Называется: “Спасибо, что родители живы с 1941 года?”. Если бы не они, я не знаю, где бы был мой ребенок. Со мной ли? А все же говорят, рожайте, мы вам поможем. Каким образом они помогут? Забрав ребенка? Наверное, да».

В этот раз приставы попались понимающие. Неля в очередной раз сказала, что в жизни ей часто встречаются хорошие люди. Они высмотрели нарушения, и теперь до мая она будет получать от государства помощь на сына. 800 рублей в месяц.