Все умрут, а кто останется? Что не так с законопроектом о профилактике ВИЧ и НКО

Совет по правам человека (СПЧ) 2 августа во второй раз отверг законопроект Министерства юстиции, ограничивающий работу НКО, внесенных в реестр иностранных агентов и при этом занимающихся профилактикой ВИЧ. Поправки в существующее законодательство предусматривают для таких организаций обязательное согласование их проектов по профилактике заболевания с «уполномоченным органом исполнительной власти», который решит: одобрить программу или запретить.

Если НКО не предоставит программу или нарушит запрет, ей грозит ликвидация. Причем, если документ вступит в силу, проверки коснутся как новых организаций, так и уже работающих. Критериев, по которым будут оценивать программы, в проекте нет. Какой орган будет принимать эти решения, пока тоже неизвестно. Что думают об этом социальщики, а также как закон может повлиять на реальную профилактику ВИЧ в России — разбирался СПИД.ЦЕНТР.

Кто контролирует?

Первая версия законопроекта появилась еще год назад, в августе 2018, тогда СПЧ тоже отклонил его, после чего проект вернули на доработку. По словам Натальи Евдокимовой, ответственного секретаря Правозащитного совета Санкт-Петербурга и члена СПЧ, подготовившего экспертное заключение, оба варианта — прошлогодний и нынешний — практически совпадают. Но в прежней версии говорилось, что программы должны согласовывать с Минюстом, а в новой туда добавили «все заинтересованные органы», не уточняя какие конкретно. В Совете по правам человека подчеркивают, что это понятие не определено в законе, и считают, что программы должно рассматривать только профильное ведомство, то есть Министерство здравоохранения.

Сами социальщики, опрошенные СПИД.ЦЕНТРом и занимающиеся непосредственно профилактической работой, с этим согласны.

«Я очень сильно сомневаюсь в компетенции людей, которые будут разрешать или запрещать программы, — комментирует Мария Годлевская, заместитель директора по связям с пациентским сообществом ассоциации «Е.В.А.». — Уже, например, были прецеденты, когда вопросами закупки АРВТ занималась тогдашний министр здравоохранения Татьяна Голикова, которая ничего об этом не знала. Здесь тоже может возникнуть ситуация, в которой люди будут оценивать, не зная проблематики».

Правозащитники из президентского Совета подчеркивают, что запрет ВИЧ-сервисных НКО связан исключительно с иностранными источниками финансирования. Также они обращают внимание на неопределенность в законодательстве самого понятия «профилактика ВИЧ», а следовательно, изменения могут коснуться крайне широкого круга программ.

«Проект написан так, как это выгодно контролирующим органам, — говорит Владимир Васин, адвокат Международной правозащитной группы Агора. — Учитывая, что они смогут запрещать программы в течение трех дней с момента вынесения решения, санкцию на деятельность НКО придется получать еще до начала их работы».

По его мнению, это может создать предпосылки для коррупционной деятельности и прочих вымогательств со стороны должностных лиц. Полезнее было бы разрешать деятельность подобных НКО по умолчанию, но контролировать и наблюдать.

«Делать финансирование прозрачным и проверять, куда идут деньги, — это да, но запрещать деятельность, направленную на профилактику ВИЧ, — это очень плохо, — добавляет Васин. — Дай бог, если контролирующий орган окажется добропорядочным и будет стремиться улучшить качество профилактики, терапии и иной медицинской помощи. Но что-то мне подсказывает, что это еще одна запретительная мера, которая будет просто отсеивать деньги из-за границы».

Глобальный фонд и локальные проблемы

Не секрет, что многие крупные отечественные НКО, занимающиеся реальной профилактикой ВИЧ в России, фактически живут за счет иностранных грантов и финансирования из-за рубежа. Одна из причин, почему так происходит, кроется в уходе из нашей страны Глобального фонда для борьбы со СПИДом, туберкулезом и малярией.

Так, с января 2018 в России завершились долгосрочные программы Глобального фонда, а с июля 2019 прекратилось финансирование всех российских ВИЧ-сервисных организаций, ранее получавших гранты международной организации.

В течение последних 13 лет на деньги фонда в России осуществлялись программы по аутрич-работе среди уязвимых групп (наркопотребителей, ЛГБТ), программы по анонимному тестированию и снижению вреда. До 2012 года фонд помогал государственным службам закупать необходимые для антиретровирусной терапии препараты.

В недавнем интервью СПИД.ЦЕНТРу бывший директор Глобального фонда и один из крупнейших специалистов по ВИЧ в мире Мишель Казачкин объяснил причины этого ухода: «В 2010 году Россия заявила о себе как о стране с уровнем достатка выше среднего. То есть она сказала, что сама в состоянии справиться с проблемой ВИЧ и знает, что ей для этого нужно делать. Она заявила, что Глобальный фонд ей не нужен и, более того, что она вернет уже выделенные ей 210 миллионов обратно. Несмотря на это, до прошлого года фонд продолжал выделять малюсенькие гранты российским НКО, и даже они в масштабах эпидемии имели огромное значение, потому как финансировали ту работу, которую игнорировало государство. В первую очередь работу с ключевыми группами».

Он также отмечал, что в последние годы фонд решил уходить из региона Восточной Европы и сосредоточиться на помощи только беднейшим странам. В свою очередь, страны со средним уровнем достатка должны сами финансировать собственные программы по профилактике ВИЧ. Логика международных чиновников заключалась в следующем: пока фонд не прекратит финансировать местные НКО, страны, в которых они работают, не будут иметь стимула самостоятельно выделять им деньги. Но, как отмечает Казачкин, вышло все наоборот.

«Как только у страны появляются деньги, они идут в первую очередь на инфраструктуру, реформы, дороги, больницы и так далее — и это, безусловно, важные вещи, но финансирование работы с уязвимыми группами не увеличивается. И в результате в странах, из которых уходит Глобальный фонд, уязвимые группы теперь остаются совершенно без финансирования. Не только в России».

Впрочем, эксперт надеется, что фонд «прекратит отступление из региона», ведь Россия — единственная страна в Европе, в которой эпидемия ВИЧ не только не уменьшается, но и продолжает расти.

Маленькие, но свои, большие, но зарубежные

Еще одна причина зависимости отечественных НКО от иностранных денег гораздо обыденнее — банальная нехватка госфинансирования.

По словам генерального директора фонда «Гуманитарное действие» Сергея Дугина, российские гранты гораздо меньше иностранных — в среднем их сумма равняется примерно трем миллионам рублей. Поэтому российские деньги составляют около 15 процентов бюджета их организации. Такое же соотношение и в фонде «Е.В.А».

«Российское финансирование пока не достигло таких сумм и масштабов, как иностранное. Так называемые «длинные» деньги дают только международники, а зачастую в наших программах нужны долгие сроки, иначе пользы будет меньше, — объясняет Годлевская. — Полгода уходит только на привлечение аудитории. Бывает, что люди только зашли, а проект уже кончился. У нас появились российские деньги, но чаще всего это или Президентский грант, или какая-то городская субсидия».

У фонда «Е.В.А» есть программы снижения вреда для наркопотребителей, а также обучающие программы для людей с ВИЧ и для специалистов в городских учреждениях. По мнению Годлевской, чаще всего власти придираются именно к программам для наркопотребителей, которые находятся в группе риска инфицирования ВИЧ.

Она считает, что если закон с такими поправками будет принят, то «это будет лишний повод заткнуть организации, транслирующие голос сообщества, так как далеко не во всех регионах готовы видеть адекватную оценку работы властей».

Показательный пример, иллюстрирующий устройство сферы, — проблемы Фонда имени Андрея Рылькова.

«Сейчас фонд существует исключительно на зарубежные деньги, потому что в России мы не можем найти средства на программы снижение вреда в том контексте, в котором мы его понимаем: раздача шприцев, налоксона (единственного антидота при передозировке опийными наркотиками) и, самое главное, уличная социальная работа на принципах равенства, горизонтальности и неэкспертности. Для нас важно, что мы служим неким эталоном критической социальной работы, защищаем и адвокатируем права дискриминируемых людей — наркопотребителей, гей-сообщества и секс-работниц», — рассказывает Максим Малышев, координатор уличной соцработы в Фонде Рылькова.

По его словам, уход Глобального фонда сильно сказался на их работе: из-за нехватки финансирования пришлось сократить ставку кейс-менеджера и количество аутрич-выходов в два раза. Но денег по-прежнему «катастрофически не хватает». Фонд Рылькова подавал заявки на Президентский грант и грант мэра Москвы, но им отказывали.

«Когда только появились президентские гранты, они давали деньги каким-то смешным проектам: барабанщикам против наркотиков, общественным заплывам в речке, какому-то антинаркотическому лагерю казаков», — комментирует Малышев. По его мнению, в последние годы ситуация улучшается, но в основном в «социально приемлемых» направлениях: тестирование, доведение до центров СПИДа, работа по приверженности лечению ВИЧ.

Иноагенты

Фонд Рылькова признали иностранным агентом еще в 2016, что, по словам Малышева, почти не отразилось на работе с участниками (так в организации называют тех, кому они помогают). Но в то же время существенно усложнилась внутренняя работа: документооборот увеличился в четыре раза, а найти финансирование стало еще сложнее, так как даже иностранные доноры стали бояться давать деньги, опасаясь проблем у НКО.

«Есть еще одна сторона признания фонда иностранным агентом — психологическое чувство и стигма, — продолжает сотрудник ФАР. — Сейчас я привык, но первое время неуютно себя чувствовал в лице иностранного агента, я ведь русский человек и всю жизнь им был. Вроде работаю для того, чтобы меньше русских людей инфицировались ВИЧ, а оказывается, что я иностранный агент».

В конце прошлого года фонд оштрафовали «за пропаганду употребления наркотиков» на 800 000 рублей. Тогда они объявили фандрайзинг. По словам Малышева, эту сумму они собрали «чудом», которого в следующий раз может и не случиться. Опасаясь нового штрафа за пропаганду, фонд пока не выпускает брошюру по химсексу, в которой есть советы по профилактике ВИЧ для ЛГБТ-людей, употребляющих психоактивные вещества.

«Я не знаю, грозит ли нам ликвидация. Конечно, мы будем искать пути работы, потому что у нас есть обязательства, причем в первую очередь не перед Минюстом, а перед людьми, с которыми мы работаем каждый день, — добавляет Малышев. — Их немало — в том году мы помогли четырем тысячам человек, и это только прямые контакты, а сколько у них близких, представить боюсь. Сложно бросать заниматься тем, во что ты искренне веришь и что не только работа, но и жизнь».

Сотрудник Фонда Рылькова сомневается, что Минюст может одобрить их программы в том виде, в котором они их обычно подают. Если фонд вынудят отказаться от иностранного финансирования, им останется только фандрайзинг. Сейчас организация получает деньги через платформу «Нужна помощь», но этого недостаточно.

По словам опрошенных экспертов, некоторые НКО смогут пользоваться услугами российских организаций-прослоек, выступающих посредниками между иностранными донорами и конечным получателем. Например, такие организации помогали получать финансирование после того, как в России запретили деятельность Фонда Сороса. Но в любом случае фондам это не особо выгодно: с ними проекты становятся дороже, время на получение гранта затягивается, появляется много бумажной работы, что в конечном счете отрицательно сказывается на работе НКО.

«Вариант отказа от иностранного финансирования нам не подходит. Если примут законопроект, будем согласовывать программы. Хотя все это скажется на предоставляемых услугах — путь от заявки до предоставления услуги благополучателю станет еще дольше», — комментирует Годлевская.

Руководитель проекта LaSky Андрей Белоглазов заявил, что в случае принятия закона он предоставит программу в Минюст, но о дальнейших планах говорить не стал. «Я очень сильно переживаю из-за этого законопроекта, потому что не представляю, как это будет. Я считаю, что это просто невозможно и не нужно. Кроме эмоций у меня больше ничего нет».

Конец отрасли?

В сентябре 2018 года Радио Свобода со ссылкой на анонимный источник обвинило Минюст в том, что ведомство с помощью законопроекта, позволяющего закрывать ВИЧ-сервисные организации, получающие средства из-за рубежа, «зачищает» пространство под «удобные» фонды, связанные с государством, в том числе фонд Светланы Медведевой.

Наталия Евдокимова надеется, что негативное заключение СПЧ о нынешней редакции законопроекта как-то повлияет на ситуацию. «Если это было поручение правительства, то оно даст положительную оценку. Я подозреваю, что в правительстве пока тоже не очень уверены, потому что это бред сивой кобылы», — отмечает она.

Правозащитница убеждена, что принятие закона ухудшит и без того плачевную ситуацию с распространением ВИЧ в России. Она обращает внимание, что при этом в государственной стратегии противодействия распространению ВИЧ-инфекции в РФ до 2020 года отмечается важность вовлечения в реализацию программ по противодействию распространению ВИЧ гражданского общества, в том числе социально ориентированных НКО.

«Тем не менее уже шесть НКО, занимавшиеся ВИЧ и признанные иностранными агентами, были ликвидированы или самоликвидировались, — добавляет Евдокимова. — Если этот закон будет принят, остальные тоже исчезнут. Никому не нужны такие кошмары. Вместо того чтобы получать деньги на лечение и помощь людям, закупку лекарств и профилактику, НКО будут вынуждены согласовывать и пересогласовывать свои программы. Это при том, что ВИЧ распространяется в стране с огромной скоростью. Организации просто плюнут и все».

По мнению Малышева, сфере профилактики ВИЧ «пришел полный ****** [конец]». «Из организаций, раздающих шприцы и защищающих права людей, остались единицы. Может быть, какие-то фонды и выживут, но в крайне убогом варианте, потому что без иностранного финансирования в этой сфере в сегодняшней ситуации не выжить. Так что у меня пессимистичный прогноз».

Пока государство хочет бороться с НКО, разбираться, откуда у них деньги, и отслеживать, чем они занимаются на полученные гранты, в России, по данным Роспотребнадзора за 2018 год, проживало с ВИЧ 1 007 369 человек. В прошлом году от всех причин в нашей стране умерли 36 868 ВИЧ-положительных людей, а всего за время эпидемии умерли 318 тысяч человек.