Народ или чиновники? Кто виноват в дагестанской вспышке COVID-19

Несмотря на карантин в центре Махачкалы можно, не выходя в онлайн, купить платок, кроссовки, губную помаду, сделать стрижку и выпить кофе, присев за пластиковый стол. Хотя на каждое витринное стекло и приклеен лист с надписью «Закрыты на карантин», а эквайринг заблокирован — надо переводить оплату на личную банковскую карту.

— Это от полиции прикрытие, чтобы не светиться, — объясняют сотрудники.

«У нас тоже почти все работают. Но что я могу?» — соглашается Сулейман, молодой полицейский из горного дагестанского села. И объясняет, что есть постановление выписывать штраф работающим с нарушением карантина до ста пятидесяти тысяч. Но это в Москве предприниматель окупит такую сумму за два дня, здесь люди столько за год зарабатывают. «Вот, смотрите: напротив кафе — это дело наших соседей, у них восемь человек перебиваются на доход с выпечки. Если там сейчас будет нельзя садиться, то у них упадет прибыль, а если я выпишу им штраф — они пропали. Должна же быть, кроме закона, человечность?» — продолжает он.

Если провести в городском сквере Махачкалы целый день, можно несколько раз встретить волонтеров как от государственных организаций, так и частных. Они раздают марлевые маски, гуляющие благодарят их, но средства защиты не надевают и складывают их в рюкзаки. Впрочем, иногда в общественном транспорте можно встретить пассажиров именно в этих масках.

Впервые вместе 

Дагестан оказался одним самых пораженных коронавирусом регионов страны, а местная статистика обернулась скандалом. Сейчас тут только официально выявлено более семи тысяч случаев. Одной из причин вспышки почти все чиновники и СМИ, включая президента, назвали горские традиции устраивать многочисленные встречи с родственниками и нарушение правил изоляции самими дагестанцами. Мы гуляем с группой студентов у памятника Кирову. Здесь они собираются каждый вечер уже много лет, занимаются спортом и делятся новостями.

— Я впервые в жизни провел дома два месяца, — признается Адил, молодой айтишник. — В начале апреля сказали, что вспыхнет эпидемия. Но у меня все живы. Вся моя семья уже несколько поколений живет в Махачкале, но у многих моих приезжих друзей заболели родственники в селах.

С началом кризиса Адил убедил маму и сестру остаться дома. Благо университет, где учится сестра, перешел на дистанционный режим работы, да и сам парень смог договориться с работодателем об удаленке.

— Мама периодически выходила в парикмахерскую, где работает, но принимала только старых клиентов, а так, в целом, тоже большую часть времени проводила дома, — продолжает он. — На карантин у меня были глобальные планы: чтение, самообразование, но заставить себя так и не смог, да и периодические конфликты с семьей отвлекали — все же никогда раньше не приходилось проводить столько времени вместе.

Во время эпидемии во многих супермаркетах Махачкалы появилась функция доставки, но семья Адила ходила за продуктами в магазин самостоятельно, несколько раз в неделю, благо расположен тот через двор. В целом не нарушая режима изоляции.

— Один раз, правда, уже в середине мая, не выдержал, — продолжает мой собеседник. — Пошел прогуляться на соседнюю улицу. Именно в тот момент там стоял патруль. По-моему, они особо не знали, что делать, предлагали мне выписать штраф за нарушение правил дорожного движения вместо нарушения карантина, но потом ограничились устным выговором, и мы разошлись, — и добавляет, что помимо этой вылазки за время карантина единожды успел съездить к бабушке — на Ураза-байрам в конце Рамадана: «Посидели только семьей, я не мог не прийти, так как собираемся каждый год на этот день, остальное время до июня просидел дома».

У другого моего собеседника, Султана, религиозная семья. Снова посещать мечеть он стал только в начале лета, а так, как и многие, сидел дома. К религиозным традициям в этой мусульманской республике принято относиться с уважением. Но и тут появились свои признаки времени: теперь в мечеть стали заходить люди, которые фотографируют прихожан, не отошедших на полтора метра от соседа и не надевших маски. Фотографии отправляют в муфтият и полицию.

Масштабы бедствия

Алия уехала в Каспийск к родителям еще в апреле. В ее селе уже тогда появились первые заболевшие. Сначала их было всего несколько, и каждого односельчане обвиняли в получении десяти тысяч долларов за то, что те «приписывают себе болезнь» и «насаждают панику». Потом заболевших стало много, кто-то умер, и разговоры про доллары закончились сами собой. Однажды почти все село собиралось на так называемые соболезнования (Тазии), обернувшиеся новыми инфицированиями. Но не прийти на соболезнования без объяснения причин практически невозможно, объясняет Алия. Плохой тон. А призыв муфтията отказаться от всех массовых мероприятий, кроме пятничного намаза, долго носил лишь рекомендательный характер. 

В Махачкале к коронавирусу относятся по-разному: боятся, стараются не замечать, избегают, но не отрицают. Во многих селах мои собеседники эпидемию называют происками Запада, однако признают, что в апреле-марте много людей переболело пневмонией. И вирус все-таки существует. Около центральной больницы Хасавюрта, это самый крупный город на западе Дагестана, в 1996 именно тут русские подписывали мирные соглашения с Масхадовым, из маршрутки выходят шесть человек, две семьи. У одних тут лежат родственники с пневмонией и подозрением на коронавирус. Супружеская пара с дочерьми-подростками приехала к старшему сыну — у него недавно была срочная операция. Если договориться с персоналом, по их словам, тут можно не только оформить передачу, но и встретиться с больным. В центральной России такие посещения исключены.

Напротив Хасавюртской больницы мы разговариваем с Ибрагимом Евтемировым, он травматолог, но сегодня у мужчины выходной день. В красной зоне он трудится с самого начала эпидемии и сам уже переболел COVID-19. «Еще в начале марта мы с коллегами, сидя в ординаторской, достаточно много обсуждали эпидемию: кто-то говорил, что до нас точно не дойдет. Кто-то считал, что дойдет и очень скоро, так что нужно быть готовыми, — рассказывает Евтемиров. — Но по итогу никто не угадал масштабы. В начале апреля к нам поступили первые пациенты с COVID-19. Мы освободили для них отделение неврологии на первом этаже, а через полторы недели больными с вирусом заполнились уже все отделения первого этажа».

«Нам выдали такой комплект одежды: хирургический костюм, халат, маска, ватно-марлевая повязка и очки по типу строительных, — продолжает мужчина. — Я сразу понимал, что точно заболею, какой бы костюм ни носил, поэтому свою семью сразу, как только стали появляться зараженные в больнице, отправил в село. О каком-то экспресс-курсе по инфекционным заболеваниям не шло речи, на это, судя по всему, уже не было времени. Спасаться приходилось самообразованием. Я просто старался читать как можно больше зарубежных сайтов по теме, чтобы лучше погрузиться в контекст». Евтемиров вспоминает: «В первые недели эпидемии мне без остановки звонили родственники, друзья. Спрашивали все время, что из препаратов может помочь — гидроксихлорохин, актемра. Но единственное, что я мог посоветовать, — следить за частотой дыхательных движений. Если выше двадцати-двадцати пяти, вызывать скорую, чтобы измерить сатурацию, если низкая — госпитализироваться».

Чиновники против народа

 Итак, кто же все-таки виноват во вспышке?

— У нас была большая общественная кампания на тему того, что коронавирус не опаснее гриппа, — рассказывает руководитель организации «Монитор пациента» Зияутдин Увайсов. — Мы брали интервью у первых заболевших, пытались поднимать эту проблему как существующую. Но тогда и на федеральных каналах, часто говорили, что смертность ниже, чем от гриппа. Поэтому мобилизовать республику на первых порах было сложно. Мы пытались противопоставить этому правдивый контент.

Проблемы со статистикой он объясняет просто: был приказ из федерального центра. По правилам в республике пневмонию лечили по протоколам коронавируса, но в базы вносили только подтвержденные на тесте случаи COVID-19.

— Если бы это было региональное решение, можно было бы подумать, что хотят показать хорошее качество работы медучреждений в регионе. Но это не так, — убежден он.

В Дагестане умерли от коронавируса примерно пятьдесят врачей. Их семьям положена компенсация 2,7 миллиона рублей, то есть всего 135 миллионов, плюс выплаты заболевшим врачам и получившим инвалидность. Получается, республика должна выплатить около миллиарда. В глобальном смысле это совсем небольшие деньги. И вряд ли может идти речь о занижении статистики местными чиновниками с целью экономии, считает Увайсов. Главная проблема недостоверных цифр в республике, по его словам, — низкий уровень тестирования (во многих районах тестов в свободном доступе нет и сейчас) и общая несогласованность действий.

— Я думаю, пик в республике на данный момент практически прошел. Сейчас многие акцентируют внимание на том, что жители сел не соблюдали карантинные меры, а имамы не содействовали этому. Но в муфтияте изначально сказали, что закроют мечети, как только будет государственная бумага. Бумаги не было. Конечно, люди виноваты в беспечном отношении, и это отрицать нельзя, но, мне кажется, одна из основных задач государства — полноценно регулировать ситуацию в такое сложное время, — заключает он.