Большинство наших героев — взрослые люди, которые живут с ВИЧ по 10 или 20 лет. Но первый текст на эту тему был посвящен 19-летней Алисе Сайрот. Она ВИЧ-положительна с рождения, но узнала об этом в подростковом возрасте — от бабушки и психолога в Центре СПИДа Санкт-Петербурга. Оба родителя Алисы употребляли наркотики, оба — с ВИЧ. Когда они погибли, бабушка оформила опекунство. С ней отношения у подростка не складывались. Потеря родителей, нестабильное состояние бабушки, больницы, психиатрические лечебницы, неоконченные 11 классов, побег из дома и страх попасть в приют, наркотики и ВИЧ — со всем этим Алиса справилась, обращаясь к психологам, выстраивая отношения в дискордантной паре и занимаясь равным консультированием и ВИЧ-активизмом.
Еще один текст — о Кире. 22-летняя девушка узнала о своем ВИЧ-статусе в 13 лет. Врачи не верили, что девочка не употребляет наркотики и не ведет половую жизнь. Позже выяснилось, что вирус попал в организм гораздо раньше, но как — остается только догадываться. Кире пришлось рано повзрослеть, бросить старые увлечения и жить сегодняшним днем. Но одна мечта есть: увидеть синих китов на Шри-Ланке. Как подросток справлялась с паническими атаками и заново училась доверять людям — в материале «СПИД.ЦЕНТРа».
Следующая история посвящена Марии Петровой — руководительнице АНО «Сибирячки+». Она получила ВИЧ в 18 лет, причем о диагнозе первой узнала ее мама — врач-дерматолог. Девушка сдала анализ в женской консультации, куда ходила по поводу своей беременности. У мамы в тот день случился инсульт, ее увезли в больницу. А слава о «плюсе» разлетелась по всей округе. Нам Мария объяснила, как через стигму и дискриминацию прошла путь от ВИЧ-диссидентства к активизму и как пытается замедлить развитие эпидемии.
А в этой статье оренбурженка Елена Шастина рассказала, как живет с ВИЧ уже более 24 лет. Она победила наркотическую зависимость, несколько раз сидела в тюрьме, а сейчас помогает женщинам с ВИЧ. Диагноз, по ее словам, придал жизни особый смысл и сорвал ярлык «недочеловека», который навешивало общество.
Историей борьбы за жизнь и любви к ней поделилась и 48-летняя Лиза. ВИЧ она получила восемь лет назад и три из них жила в страхе: не могла заставить себя пойти ко врачу, чтобы подтвердить свои опасения. Но в один момент внезапный ушиб колена превратился в некротический фасцит всей ноги. Диагноз ВИЧ в больнице ее не удивил, но получать лечение было не так просто — с гражданством Беларуси на учет в российский центр СПИДа не ставили. Работу после двух месяцев в больнице Елизавета потеряла. Ни реабилитации после операции на ноге, ни АРТ, ни любой другой услуги по ОМС от государства без российского паспорта не положено, несмотря на то, что бóльшую часть жизни она прожила в Москве. А потом были: ковид, туберкулез и эрозия шейки матки из-за ВПЧ.
«Какие тебе импланты? У тебя — два-три месяца. Ты сначала кишки выплюнешь, потом сдохнешь!» — это петербурженка Екатерина Николаева услышала на вопрос о возможности поставить импланты после удаления молочных желез. Все обошлось: она одолела рак груди, поддерживает неопределяемую вирусную нагрузку и не опускает руки из-за стигмы. О том, как постоять за себя и остаться собой, — в интервью «СПИД.ЦЕНТРу».
29-летняя Ева Загарских узнала о ВИЧ, когда ей было 20. После постановки диагноза тюменский врач кинул на стол перед девушкой пачку таблеток со словами: «Хочешь — пей, не хочешь — не пей». Терапию Ева принимать не стала. В 25 она почувствовала, что умирает. И решила прожить последние месяцы красиво — продала машину, квартиру и поехала путешествовать по Европе. Сейчас девушка живет в Италии, работает и благодарит свой ВИЧ-статус. Без него такой интересной жизни у нее бы точно не было.
А это история о единственной открытой ВИЧ-положительной женщине в Дагестане. Бэла Попова считает, что на официальном учете в Центре СПИДа стоит лишь десятая часть ВИЧ-положительных людей. По ее словам, все дело в менталитете и стигме. Она рассказала об истоках проблемы в интервью «СПИД.ЦЕНТРу».
А вот дагестанец Мавлид Хайрудинов узнал о диагнозе в Варшаве. Туда он переехал к жене-полячке после свадьбы. Работа психолога и местное ВИЧ-сообщество не только помогли ему принять диагноз, но и встать на путь активизма, заняться равным консультированием. Мавлид считает, что российской схеме помощи людям, живущим с ВИЧ, не хватает гуманности, а СПИД и ВИЧ до сих пор окружены древними советскими мифами.
«Не может у меня такого быть, это ошибка». Ксения Власова, участница общественного объединения «Позитивная область», рассказала, как отрицание собственного диагноза переходит в активное участие в ВИЧ-сервисах. Она живет с ВИЧ более 20 лет, из них терапию принимает семь лет. В активизме — новичок, но уже есть чем похвастаться.
